Мой сводный идеал (СИ) - Попова Елена (е книги TXT, FB2) 📗
Да, безусловно, мы говорили с ним о нашем будущем, о детях, которые обязательно появятся в нашей жизни. Но… это должно было случиться тогда, когда мы оба окончим университет. Когда Тимур устроится на работу, мы встанем на ноги, слезем с папиной шеи и будем полностью готовы стать родителями…
― Родителями… ― шепнула я, не в силах пока что примерить это слово к нам с Тимой.
На телефоне булькнул таймер, я встала на ноги, судорожно вздохнула и распахнула глаза.
И сползла по стене, зажав ладонью рот…
Все три теста показывали четкие красные ДВЕ полоски!
Я плохо помнила, как доехала до ЗАГСа, как пошатываясь, словно пьяная, вошла в зал, переполненный Катиными и папиными коллегами, родней, друзьями. На ватных ногах подошла к Тимуру, державшего на руках Агату. Она сразу протянула ко мне ручки, и я взяла ее. Тима нахмурился глядя на меня, что-то спросил, но я не расслышала. Агата положила ладони на мои щеки, аккуратно похлопала по ним, требуя от меня внимания. Я отрешенно улыбнулась ей. Папа махнул мне рукой, я тоже махнула, кажется. А потом в микрофон раздался голос, объявивший о начале регистрации, и все в зале замерли в полной тишине.
― Тась, что стряслось? ― с тревожным лицом шепнул Тима.
Ком в горле не давал вымолвить ни слова. Я только что узнала о том, что беременна…
Я беременна…
У меня будет ребенок…
Я стану мамой…
Эта новость свалилась на меня как наваждение и я пока что понятия не имела, как на нее реагировать.
И… как отреагирует на нее Тимур.
― Тася! ― рявкнул Тимур мне в ухо. Агата вздрогнула и, поджав губы, прижалась ко мне, с опаской глядя на брата. ― Выкладывай, что там у тебя! Я все равно не отстану, ― погладив Агату по спине и через силу улыбаясь ей, сказал он.
― Я беременна, ― само собой сорвалось с моих губ. ― Только что сделала три теста. И все они положительные.
― А! ― крикнула на весь регистрационный зал бабушка и прижала ко рту ладонь.
На нее обернулись люди, бабуля выдавила на лице улыбку и, сделав шаг, очутилась около нас.
― Хотите сказать, что я доживу до тех пор, когда стану прабабушкой? ― дрогнувшим голосом спросила она, глядя на нас по очереди.
Я смотрела на Тиму. Он был белым, как его рубашка, и растерянным. Я нахмурилась, недоумевая, что было у него на уме в тот момент?
Он был рад? Огорчен? Что? Что он думал по этому поводу? Почему смотрел на Агату так, словно впервые видел ребенка? Почему его глаза покраснели и стали стеклянными?
― Господи, ну скажи уже что-нибудь, Тима. Скажи хоть что-нибудь, умоляю, ― простонала я, едва не плача от переполнявших меня эмоций.
― Дай… ― он, пытаясь собраться, помотал головой и протянул руки к Агате. ― Дай сюда сестру. Тебе это… Тяжелое нельзя поднимать, ― словно в бреду проговорил он и забрал у меня Агату.
Пока шла церемония, мы молчали. Тима крепко держал меня за руку, перебирая пальцы, и не сводил взгляд с Агаты, которую крепко держал второй рукой.
Агата часто бывала на руках старшего брата, но, чтобы он вот ТАК смотрел на нее, я ни разу не видела. Он прижимал ее к себе, что-то шептал на ушко, от чего она улыбалась и агугакала на весь зал. В какой-то момент он устремил взгляд на меня, потом ― на Агату, потом снова на меня, еще крепче сжал мою руку, его грудь поднялась от глубокого вздоха и… его губы тронула удовлетворенная улыбка.
Бабушка, стоя за нашими спинами, всхлипывала. И что-то мне подсказывало, что не от того, как папа целует новоиспеченную жену. А от новостей, настигших ее буквально пару минут назад. Да и к тому же ее похлопывания то по моему плечу, то по Тиминому подтверждали мои догадки.
А потом ее лицо оказалось между наших плеч и она, с содроганием в голосе шепнула:
― Как я рада за вас, рыбы мои! Господи Иисусе, как же я рада!
Вы бы видели его. Тимур души ни чаял в нашей дочери. Она была точной его копией: хитрющие глаза, волосы, должно быть, будут русые. Сложно пока сказать, ей всего лишь полгода, и она сейчас сладко спала у него на руках.
Мы до последнего не узнавали пол ребенка. Я с ним спорила: будет дочь! А он был полностью уверен, что у нас родится парень. И думаете, какая вещь первым делом появилась в нашей спальне? Кроватка? Пеленальный столик? Большой мишка? Машина с радиоуправлением? Робот-трансформер?
Нет, нет, что вы…
Боксерская груша!
Тимур решил для себя, что не будет возвращаться к спорту и гнаться за кубком чемпиона России.
― Я уже выиграл свой главный бой ― в борьбе за жизнь. Пожалуй, этого мне достаточно, ― однажды сказал он, и добавил: ― Но кто-то же из Князевых должен взять кубок чемпиона России, верно? ― воодушевленно заявил Тима, прикручивая к полу боксерскую грушу.
Он собирался учить сына бить по груше, как только тот начнет делать первые шаги. А я все равно всем сердцем чувствовала, что у нас будет девочка. И так боялась, что он расстроится.
А когда она родилась, я поняла, насколько сильно тогда заблуждалась.
Он готовил ужин, а она сидела в кенгурятнике на его груди и трогала то за нос, то за подбородок. Он смотрел фильм, а она засыпала в его руках, крепок держась за его футболку. Я сдавала зачет, а он наматывал круги в парке, неподалеку от универа, с коляской. За завтраком он пил кофе и свободной рукой держал бутылочку с детским питанием у ее рта. Кривил рожицы, как шаловливый ребенок, и умудрялся прятаться под ее детский столик и неожиданно выныривать оттуда, чтобы снова и снова слышать звонкий смех нашей Князевой Марии Тимуровны.
Клянусь жизнью, такого заботливого отца вселенная прежде еще не видела.
И только с Марией я готова была делить его.
Мы заранее выбрали роддом, нашли хорошего доктора, который вел всю мою беременность и должен был принимать роды. Но…
Но у нас никогда не бывало все по плану. Вселенная по-прежнему любила устраивать нам сюрпризы, и на этот раз ей было угодно, чтобы я родила на пару недель раньше, чтобы в тот момент, когда у меня начались схватки, вся Москва стояла в пробке и чтобы мы с Тимой в итоге поехали в другой роддом и рожали с другим доктором.
Помню, как я перепугалась тогда. И вытворяла сумасшедшие, необъяснимые вещи.
― Если все пройдет хорошо, если я рожу здорового ребенка, и это будет мальчик, то обещаю назвать его в вашу честь! ― сходя с ума от страха, твердила я доктору, который вел меня в родовую палату.
― Серьезно? ― спросил он и посмеялся.
― Клянусь! ― идя в раскоряку, и придерживая опустившейся живот, подтвердила я.
― Ну, что ж… Это весьма приятно, ― сказал он, укладывая мена на кровать с кучей каких-то штуковин, а затем опустил медицинскую маску и ослепительно улыбнулся.
Внешность его даже близко не походила на славянскую. Черные широкие брови, глаза ― как смоль, и красиво очерчены, овальное лицо с бронзовым оттенком, из-под колпачка торчали удлиненные темные волосы.
А потом я перевела взгляд с его лица на бейджик и, кажется, охнула прямо вслух.
«Мухаммед Шараф Эль Дин» ― было написано там.
И он, заметив мой испуганный взгляд, словно решил поиздеваться надо мной.
― Можно просто Мухаммед, ― доктор с улыбкой потрепал меня по плечу и начал приготовление к родам. ― Так будет проще выговаривать детям в песочнице, ― повернувшись ко мне, подмигнул он.
И все роды я только и делала, что молилась о том, чтобы бог послал нам с Тимой девочку.
«Мухаммед Князев… Князев Мухаммед Тимурович…» ― умудрялась рассуждать я во время потуг. Теперь мысль о моем бездумном обещании доктору назвать в честь него сына никак не могла покинуть мою голову.
И надо было видеть его наигранно-разочарованное лицо, когда он объявил, что у меня девочка. Я расплакалась, увидев ее, а доктор засмеялся.
― Да не расстраивайся ты так, не плачь. Будет у тебя еще возможность назвать сына Мухаммедом, будет, не переживай.
Этот шутник оказался арабом. И он был одним из самых востребованных докторов во всей столице, как я потом узнала.
