Первый, случайный, единственный - Берсенева Анна (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– А что бы мне сделалось? – улыбнулся Георгий. – Спасибо, Вадим Евгеньевич, мне у вас было очень хорошо.
– Вижу, – кивнул он. – Я еды привез, поужинаем. Не голодал ты?
– Какое там! – смущенно покачал головой Георгий. – Только и делал, что ел. Карпа поймал, как бомж… А когда Элен на обед пригласила, так даже неудобно было: все время приходилось за собой следить, чтоб на еду не бросаться.
– Что же неудобного? – улыбнулся Вадим. – Карпов здесь все ловят. А Элен женщина с понятием, догадывается, что при таких габаритах есть надо много. Да и Клод ее на аппетит не жалуется. Понравились они тебе?
– Не то слово. Я и не думал, что в Европе такие люди есть…
– Что же ты, интересно, думал про Европу? – усмехнулся Вадим.
– Ну да, что и всякий дурак думает, – кивнул Георгий. – Муж ее тоже хороший, приятный человек, но она какая-то совсем особенная. Я так и не понял, что это в ней такое…
Разговор про мадам Бувье продолжился за столом. Еды Вадим привез много, и все такую, которую не надо было готовить. Поэтому уже через десять минут они сидели у камина – Георгий сразу разжег его – и пили красное вино, заедая его белым, желтым и зелено-плесневелым сыром.
– Непонятно, что это в ней такое, – повторил Георгий.
Он действительно не мог объяснить даже себе самому то, что почувствовал в отношении к нему Элен – и когда она пришла в первый раз с водкой и яблоками, и потом, уже у нее в доме. Это была не просто предупредительность доброжелательной хозяйки к гостю, пусть даже для нее и приятному, а что-то другое… Но что – Георгий не понимал.
Что значит ее особенное, чуткое внимание к каждому его желанию, ее стремление каждое это мелкое желание предупредить и выполнить? И ведь это не было кокетливым вниманием женщины, которая хочет понравиться мужчине, такое и в голову не могло прийти при взгляде на Элен и ее спокойного, добродушного мужа.
Он попытался объяснить все это Вадиму, но тот, оказывается, и без объяснений понял, о чем речь.
– А! – улыбнулся он. – Ты тоже заметил? Так у них воспитывают девочек. Воспитывали, вернее, молодые-то уже другие, хотя и среди них встречаются… Я, помню, когда первый раз это увидел, растерялся даже.
– А что – это? – спросил Георгий.
– Да уважение к мужчине, – объяснил Вадим. – К самому факту его существования. У Лиды – это жена моя бывшая – подружка была, француженка, и она нас пригласила в гости. Мы тогда только-только МГИМО окончили, а это ведь при советской власти было, хоть я по Франции и специализировался, а сильно за границу не разъездишься, да и ездили всегда группой, под присмотром. А тут – вдвоем в Париж, да еще в семью… В общем, много было ошеломительного. И вот у нее, у подружки этой, была бабушка. Такая, знаешь, дама, про которых я только в книжках читал, хотя и моя гран-мама не посудомойкой была. Кокто за ней ухаживал, Ситроен ей покровительствовал, Пикассо портрет ее написал, Прокофьев музыку посвятил… Одним словом, людей она повидала. Выходила бабушка к завтраку с такой прической, как будто только что не из постели, а от куафера, на пальцах кольца такие, что сразу Марию-Антуанетту вспоминаешь, надушена совсем чуть-чуть, и отнюдь не «Красной Москвой», а уж манеры! В общем, аристократка по полной программе. – Вадим рассказывал неторопливо, то и дело подкуривая трубку, и смотрел при этом не на Георгия, а на огонь в камине. Георгию интересно было его слушать, но сердце сжималось при звуках его спокойного голоса. – И вот эта дама со мной себя держала так, будто я ее своим визитом невесть как осчастливил. И даже не визитом, а вот именно самим фактом своего существования. То есть она и с Лидой, конечно, была любезна, но совсем не так. Лидка фыркала все: что это она, мол, как женщина Востока какая-то – удобно ли будет вашему мужу, если я… да как ваш муж отнесется к тому, чтобы… И все это не с заискиванием, Боже упаси, но с таким, знаешь, живейшим ко мне вниманием. Я этого тогда понять не мог, в институте ведь нам ни о чем таком не рассказывали. Это уже потом, когда во Франции работал, начал постепенно соображать, да и объяснили мне… Их так воспитывали: что женщина от мужчины может совершенно не зависеть ни материально, ни социально, но вся ее жизнь от него зависит все равно, а если мужчину не уважать, то он превратится в дерьмо, и она будет несчастна со всей своей материальной независимостью. Потому что в мужчине есть что-то, чего в женщине нет и что, безусловно, достойно ее интереса и уважения.
– Странно все-таки, – удивился Георгий. – А мне, знаете, наоборот кажется. Что в женщинах что-то такое есть, чего мы не знаем и знать никогда не будем. Мне они более содержательными кажутся, – улыбнулся он.
– Так ведь это процесс взаимный, – кивнул Вадим. – Во Франции, во всяком случае. Я-то все это только со стороны знаю, в личной своей практике ничего подобного не наблюдал. Линка мне, конечно, в рот смотрит, но ведь притворяется. А Лида и не притворялась даже. Да мне от них ничего такого и не надо. Много ли радости, чтоб тебе дура в рот смотрела? Это нынешняя моя подруга, Линка, – пояснил он.
– Я знаю, Саша говорил, – сказал Георгий.
И тут же прикусил язык. Вадим не заговаривал ведь о Саше, и, может быть, не надо было сейчас о нем говорить… Но Вадим при этих его словах наконец отвел глаза от камина, на который безотрывно и безучастно смотрел все это время, и сказал:
– Мы с Сашкой сюда только вдвоем всегда ездили. Это у нас с ним только наше было место, Камарг. Мы ведь его и нашли вдвоем, года три назад. То есть я-то здесь и раньше бывал, конечно, и специально Сашку сюда привез. У меня в Ницце дом. Лида спала и видела, чтоб все как у людей, я ей и купил. Но Сашка Ниццу терпеть не может. Особенно девушки тамошние его раздражают, – улыбнулся он. – «У них, – говорит, – папа, цена на лбу написана, а это, по-моему, довольно противно». По-моему, положим, тоже, но, по-моему, еще это также и удобно. Ну, об этом я Сашке не говорил, конечно. Вот он маялся-маялся летом в Ницце, еще и Лида его воспитывала с утра до ночи. А он же такой у меня мальчик… Ну как его воспитывать, чему мы его можем научить? В общем, он мне говорит: «Как хочешь, папа, больше я с вами никуда не поеду!» Сердитый такой, расстроенный… Меня прямо ужас взял: как это он со мной никуда не поедет, как же я жить-то буду?
Вадим больше не смотрел с безучастным видом на огонь. Георгий боялся пошевелиться, чтобы ему не помешать. Каждое Вадимово слово бередило ему сердце, а при последних его словах – «как же я жить-то буду?» – он почувствовал, как ком подкатывается к горлу, не давая дышать.
– Ну вот, – сказал Вадим, – я ему и предложил: «Давай, Саша, по Камаргу проедемся». И сюда его повез. – Вадим смотрел на Георгия, но, кажется, не видел его. Впервые глаза его не казались Георгию ни волчьими, ни непроницаемыми. – И знаешь, Дюк, так ему здесь сразу понравилось! Мы под дождь попали, а в Камарге ведь дожди такие бывают, что джунгли вспоминаются: молнии стеной, с неба водопад. Я даже машину остановил – дорога глинистая, раскрутило нас… А через десять минут все кончилось, солнце вышло – и так все засияло, что, ей-богу, хоть не помирай. Едем мы себе, едем – топи кругом, птиц тучи, сосны огромные, здесь зонтичные сосны растут… Доехали до Сан-Жиля, вдруг Сашка говорит: «Смотри, пап, какой корт, на таком бы даже я играл!» А он вообще-то в теннис играть не любит, потому что, говорит, это не игра, а светский раут. Но в Сан-Жиле и правда корт такой… В кипарисовой роще кругом лошади бродят – белые такие, камаргу, видел ты их?
Вадим посмотрел на Георгия так, словно это было для него сейчас самое главное – узнать, видел ли тот белых камаргских лошадей.
– Видел, – сглотнув ком, ответил Георгий. – Они же тут везде ходят. И это ведь на такой Саша сидит – ну, на фотографии, да?
– Да. И вот он мне говорит: «Зачем нам, папа, эта Ницца, там же все только напоказ, давай лучше здесь дом построим». Ницца! Да если бы он мне предложил на Марсе с ним жить, я бы и Землю навсегда забыл, не то что Ниццу. Вот мы с ним вместе этот наш дебаркадер и обустраивали. Элен тоже помогала, у нее вкус, знаешь, какой-то особенный, природный. Это легко вообще-то оказалось, потому что в Провансе антикварных рынков много, и такие, каких я нигде не видел. А Сашка ведь древности всякие любит, он же историк. Помню, когда картину нашел, в Ниме, кажется, – до потолка прыгал.
