Женщина-зима - Знаменская Алина (книги бесплатно .txt) 📗
– Я тебя вчера ждала.
– Правда?
– Да. И загадала: если ты приедешь, привести тебя сюда. Но ты не приехал.
– Я вчера не мог, – соврал он. – Но я сегодня приехал! А ты правда меня ждала?
Она посмотрела на него без улыбки:
– Правда.
– Тогда иди сюда.
Он потянул ее за руку, соцветия душицы высыпались в траву.
Они стояли на коленях и смотрели друг другу в лицо. Близко-близко. Добров осторожно снял с нее венок и положил в траву. Полина обняла Бориса, и некоторое время они сидели среди травы, цветов и деревьев, составляя с ними единое целое.
– Твои волосы пахнут этой поляной, – сказал Добров.
– А твои – дымом.
– Ты знаешь, чего я больше всего хочу?
– Догадываюсь…
В следующее мгновение они оказались в мягкой траве, куда-то делись сарафан и синие дедовы штаны. Поцелуи Бориса сыпались на нее дождем, ее тело счастливо отзывалось на каждый.
Наконец Борис добрался до локтя правой руки и запечатлел свой поцелуй на двух маленьких родинках на сгибе. Полина со все возрастающим удивлением прислушивалась к собственным ощущениям. Его прикосновения будили в ней дремлющие силы. Она их чувствовала, как туземцы чувствуют близкое извержение вулкана. Она приподнялась над мужчиной, и он заметил, как потемнели ее глаза. Волосы золотистой завесой скрыли от него поляну.
В следующее мгновение они соединились и уже не видели и не ощущали ветра, травы, жары, поляны. Они чувствовали лишь друг друга. Чувствовали так, словно стали одним существом. Словно, дыша и двигаясь в одном ритме, образовали новую вселенную, и там, внутри этой вселенной, готовился к извержению вулкан. Оба они жаждали этого.
Потом молча лежали в траве, соприкасаясь пальцами рук. Сколько времени прошло? Борис уснул. А когда проснулся, Полина уже сидела возле зарослей душицы и собирала траву.
Он подобрался к ней на четвереньках, лег рядом и положил голову к ней на колени.
– Ты знаешь… Нет, ты не знаешь, – пробормотал он. – Кто придумал, что ты Женщина-зима?
– Это врач «скорой помощи», Леня. Да ты помнишь его…
– Ты не зима. Ты самое настоящее лето!
Она улыбнулась.
– О чем ты думаешь? – не унимался он, глядя на нее снизу вверх. Глаза у него блестели.
– Я думаю, что пора готовить обед! – весело объявила Полина и поднялась.
Они варили в котелке пшенную кашу с тушенкой. Потом черпали ее деревянными ложками, дули на нее, обжигались. И было очень вкусно. По крайней мере Борис не помнил каши вкуснее.
Потом спали в шалаше, на душистом сене. Вернее, спала Полина. Ее голова лежала на его руке, а он трогал носом ее волосы. За непрочными стенами шалаша стоял ровный гул пчел, где-то, совсем рядом, жужжал шмель. Высоко над шалашом переговаривались деревья. Борис улыбался в полудреме. Он чувствовал почти младенческое умиротворение рядом с этой женщиной. Не хотелось шевелиться, тревоги вчерашних дней растворились, уплыли по течению, а камыши тихо кланялись им вслед.
Полина спала, а Борис думал о ней, вспоминал о том, что собирался сказать ей, когда ехал сюда. Теперь были нужны другие слова, они не приходили на ум. Нежность и удивление переполняли его. Ему хотелось целовать ее волосы, но он боялся спугнуть сон, поэтому лежал и тихо улыбался.
Позже они отправились бродить по окрестностям. Она то и дело наклонялась к какой-нибудь травке и объясняла Борису:
– Воробейник лекарственный. Помогает при головных болях… А эту хорошо заваривать при бессоннице.
Они обошли гудящую, как линия электропередачи, пасеку и вышли на поляну к лесу. Вдруг Полина остановила своего спутника:
– Тихо.
Они постояли, прислушиваясь. Борис ничего не услышал.
– Ложись, – предложила она и сама улеглась в траву, на спину.
Борис теперь уже ничему не удивлялся. Лег рядом.
– Здесь слышно, как бьется сердце земли.
Добров повернулся и ухом прильнул к земле.
– Нет, не так. Ляг на спину. Закрой глаза. Расслабься. Пусть твое сердце бьется в унисон с тем, которое ты слышишь.
Борис ничего не слышал, но ему нравилось играть в эту игру, полную таинственного первобытного смысла. Даже если Полина предложила бы ему прыгать через костер, он с радостью согласился бы. Давно он не чувствовал себя таким свободным, здоровым и спокойным.
Высоко над ними плыли мелкие рваные облака, рядом, по высокой травинке, карабкалась божья коровка. Где-то глубоко под ними мерно стучало сердце земли, которое умела слышать женщина, что была рядом. Он глупо улыбался оттого, что счастлив.
Вечером они сидели у костра и негромко разговаривали. Звуки окружающей природы изменились. Цикады завели стройную свою песню, тонкими писклявыми голосами подпевали комары. Однако, когда Борис и Полина забрались в шалаш, комары остались снаружи, словно что-то отпугивало их.
– Ты наверняка слово знаешь такое, от комаров? – допытывался Борис, заглядывая в ее мерцающие темные глаза.
– Есть одно средство. Оно вплетено в стены шалаша.
– Ты колдунья, – заключил он, не в силах оторвать глаз от ее лица.
– Глупости. Просто мне все интересно. И народная медицина, и гомеопатия. После смерти мужа нужно было куда-то себя деть. Стала травы изучать, ходить по полям…
– Я тоже хочу с тобой ходить по полям, – подхватил Добров. Заметив, что она улыбается, продолжил: – Нет, я серьезно. Я понял, что на самом деле хочу жить здесь. Дом построю. Выкуплю ваш колхоз и буду…
Он не договорил, потому что Полина прикрыла ему рот ладошкой.
– Не говори ничего. Слова, сказанные вечером, утром обычно рассыпаются как песок.
– Тогда я утром тебе все скажу, – промычал он ей в ладошку.
– Утром скажешь, – согласилась она и поцеловала его в место меж бровей.
Ночь опустилась на шалаш и зажгла звезды. Короткая июльская ночь сейчас принадлежала им двоим.
По траве за шалашом неслышными шагами ходило лето. Оно было несказанно удивлено, когда ранним молочным утром, еще до восхода, из шалаша выскочил мужчина, совершенно голый, и стал скакать по поляне, ныряя в клубы тумана и что-то выкрикивая. Вслед за ним выбежала женщина, и они вдвоем стали носиться по поляне, догоняя друг друга, то и дело падая в траву.
Потом из-за леса показалось апельсиновое солнце. Лучи осторожно прорезались сквозь туман. Зародилось новое утро.
Мужчина и женщина долго плавали в реке, а потом сидели на берегу, закутавшись вдвоем в одно лоскутное одеяло, и смотрели на воду.
– Я тебя хотела попросить…
– Проси.
– Привези сюда своего сына. Я хочу попытаться помочь ему.
– Ты знаешь средство от астмы?
– Их много. Можно попробовать…
– Я и сам думал об этом. Конечно, привезу. Тебе придется терпеть нас двоих, пока я не построю дом.
– Потерплю, – улыбнулась Полина.
– Уже утро. Теперь я могу говорить о том, что задумал?
– Говори…
И Добров начал рассказывать.
Глава 22
Поздно ночью Петр Михайлович вышел из бани. Сегодня он парился последним. После Доброва, Полины, Тимохи. Когда-то он любил ходить в первый жар, но теперь опасался – сердце стало пошаливать. Вроде бы на пенсии человек, не о чем беспокоиться, а оно, глупое, еще сильнее волнуется, чем в молодости. За детей больше. За Любаву, за Полю, за Светочку, за Тимоху.
Петр Михайлович посидел на приступке. Отдышался. Снял полотенце с головы, повесил на веревочку. Подозревал (но о своих подозрениях никому не рассказывал), что не свои волнения он сейчас переживает. Зинины. Была бы жива Зина, он бы подтрунивал над ней, что она все жизнью детей живет, будто от ее участия что изменится. Это ее была забота – обо всех о них печься, охать да ахать. А он помалкивал больше. Никогда не думалось, что Зина вперед уйдет. Ан вон как вышло! Теперь ее думки перешли к нему. И он частенько ловил себя на мысли, что смотрит на многое ее глазами. Вот, например, в огороде сроду не любил возиться. С цветами там, с рассадой… Стал возиться! Да как ревностно, прямо до одури. Огурцы вон дырками пошли вдруг – слизняк завелся, пришлось их сухой горчицей посыпать. Ничего, ходил, щупал чуть ли не каждый листочек. Выровнялись огурцы. Когда бы раньше он подобной ерундой занимался?
