Розовое дерево - Кэмп Кэндис (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
— Миллисент… — повторил он и шагнул к ней, не отрывая взгляда от ее груди. — Ты очень красивая. Я не могу не хотеть тебя. Но — ты уверена в себе?
— Вполне. — Ее голос задрожал, но на этот раз не от неуверенности, а, скорее, от ожидания в его глазах.
Джонатан взял ее руку, поднес к губам и мягко коснулся ими ее ладони. От этого прикосновения все внутри нее оборвалось. Миллисент почувствовала, что ее живот стал горячим и как будто потяжелел, а грудь внезапно сделалась такой чувствительной, что она ощутила касание ткани о соски и их ответную реакцию.
Джонатан зажмурил глаза, как от боли и, наклонив голову, снова поцеловал ее ладонь так же медленно и нежно.
— Если бы я был джентльменом, — пробормотал он, — я бы не согласился…
Колени Миллисент ослабли, и она качнулась в его сторону.
— Я бы напомнил тебе, что это безнравственно, — продолжал он, — и что завтра утром «вы будете раскаиваться»… — Его губы ласкали мягкую, нежную кожу запястья. — Но ты знаешь, что я не джентльмен.
— Я знаю… — Ее голос был чуть-чуть громче шепота. Его поцелуи творили что-то странное с ее чувствами. — И я рада этому.
Джонатан засмеялся, а ощущение его дыхания на коже пронизывало ее насквозь.
— Ах, Миллисент, когда-нибудь ты пострадаешь от своей честности! Благодари за это Бога.
Джонатан поднял голову, а его рука легла ей на шею. Он, не отрываясь, смотрел на нее, затем наклонился и поцеловал, вначале легко, а затем со все возрастающей страстью. Миллисент охватила дрожь от силы его чувств, и руки непроизвольно обняли его плечи. Он обхватил ее, сильно прижал к своему телу и жадно впился в губы.
Ласки его языка были настолько нежными, медленными, возбуждающими, насколько были настойчивы и требовательны его губы. Из груди Миллисент вырвался стон. Она почувствовала, что ее тело стало чужим и неуправляемым. Новое, незнакомое ощущение пугало ее, и в то же время ей хотелось этого еще и еще.
Когда Джонатан отпустил ее, он дышал, как после быстрого бега; лицо его пылало, а глаза неестественно блестели.
— А теперь прикажи мне остановиться, — переводя дыхание, хрипло произнес он. — Или я уже не смогу сделать этого.
— Люби меня, — прошептала она.
Ноздри Джонатана рассширились, а руки еще крепче сжали ее. На секунду Милли показалось, что сейчас они упадут на пол, и все произойдет прямо здесь, но он взял ее за руку и, схватив керосиновую лампу, повел по лестнице в свою комнату.
Оказаться наверху в его доме было довольно необычно. Она всего-то несколько раз была в доме Лоу-ренсов и никогда не поднималась на второй этаж, где располагались спальни. Это была незнакомая, чужая комната — комната мужчины. Свет лампы освещал только небольшое пространство темного коридора перед ними, а все остальное пряталось в тени, что придавало помещению еще более чужой вид. Милли шла очень осторожно, на цыпочках и чувствовала себя виноватой, будто совершила грех, нарушив запретную «мужскую» зону.
Джонатан задержался у двери в свою комнату, оглянувшись и поджидая ее. Миллисент тоже остановилась. Это была его спальня. Ей показалось, что она здесь лишняя. Это ее чуть-чуть напугало и в то же время разожгло и взволновало.
Она впервые оказалась в мужской спальне, если не считать комнаты ее брата и отца. Быть здесь уже означало какую-то близость, родственность — ощущения, которые она не испытывала больше ни с кем, кроме Джонатана. И хотя она только что страстно целовала его, так крепко прижималась к нему, что не могла дышать, сейчас ей все же казалось, что она нарушила какую-то границу, которую нельзя было переходить.
Сегодня ночью она узнает его так, как не знала никогда раньше, и он ее тоже.
Миллисент повернулась и пристально посмотрела на Джонатана. Будто бы почувствовав растерянность и смущение, охватившее ее, он улыбнулся, протянул руку и нежно и легко погладил ее по щеке.
— Боишься?
Миллисент кивнула:
— Немного…
Она едва дышала, сердце колотилось, и она уже не могла отделить страх от возбуждения и ожидания.
— Не волнуйся. — Он нежно обнял Милли, прижавшись щекой к ее волосам. — Я не буду спешить и сделаю все возможное, чтобы не причинить тебе боль.
Она вообще-то не очень беспокоилась о физической боли, хотя, насколько слышала, боль должна быть, по крайней мере, в первый раз. Она боялась чего-то неизвестного, нового; наверное, в ней что-то произойдет, она изменится, но насколько будет хорошо Джонатану?
Завтра она уже не будет прежней Миллисент Хэйз, и она не представляла, какой станет та, новая Милли, да и вообще хочет ли она стать другой.
Она повернула к нему лицо; глаза ее блестели. Джонатан глубоко вздохнул, охваченный страстью и любовью; заглянув в ее сияющие глаза, он наклонился и поцеловал ее. Потом он целовал ее снова и снова — в губы, щеки, уши, шею — нежно, затем страстно; медленно, потом быстро и настойчиво. Миллисент будто таяла, отдавая свое тело его жадным губам, все ее страхи и нервозность улетучились, сменившись собственной страстью. Она бессознательно застонала, обвив его руками. Джонатан задрожал, впившись пальцами в ее тело.
Его руки медленно спускались по ее спине к изгибу бедер и потом к ногам; а затем вверх, к мягким выпуклостям груди. Он накрыл их ладонями и начал нежно гладить через рубашку отвердевшие соски. Миллисент затаила дыхание, ошеломленная новой чувственностью, которая разлилась по ее телу при этих прикосновениях. Она никогда даже не могла вообразить, что можно чувствовать такое. Она жаждала ощутить его руки каждой клеточкой своего тела, испытать прикосновение его обнаженной кожи к своей.
Джонатан неохотно отпустил ее, сделал шаг назад, а потом начал медленно, немного подрагивающими пальцами расстегивать пуговицы своей рубашки. Миллисент, не в силах оторваться, смотрела, как он расстегивал и снимал рубашку, обнажая загорелую грудь. Кожа его была гладкой, светло-коричневые волосы сужались к животу буквой V. Джонатан сбросил туфли и снял оставшуюся одежду. Миллисент увидела стройные, гладкие линии его ног и бедер.
Когда она, наконец, поняла, что перед ней стоит обнаженный Джонатан Лоуренс, краска стыда из-за собственного любопытства залила ее лицо, хотя, в то же время, она была так очарована и возбуждена, что не смогла отвести взгляд от его тела.
Она не ожидала, что он будет раздеваться вот так, при свете, хотя призналась себе, что было этому рада. Вид его мускулистого тела смущал ее, разжигал горячее страстное желание, которое поражало ее своей силой.
Джонатан подошел к Милли и коснулся края ее ночной рубашки, медленно стал поднимать его вверх, открывая ее ноги и бедра, затем осторожно снял рубашку через голову. Его взгляд остановился на ее груди, высокой, с розовыми, твердыми от прикосновения воздуха сосками. Под взглядом Джонатана они еще больше набухли, и вся грудь стала вдруг болезненно чувствительной. Миллисент почувствовала, как между ног начало что-то жарко и настойчиво пульсировать. Она поняла, что ей нравится, когда Джонатан смотрит на ее обнаженное тело, что она дрожит от его обжигающего взгляда, скользящего по ее фигуре, тает от него.
— Как ты красива, — тяжело дыша, сказал он.
Его руки возвратились к ее груди; пальцы так осторожно касались ее, будто это было нечто бесценное и хрупкое. Кончики его пальцев словно внимательно изучали ее тело. Он гладил шелковую кожу ее бедер, его руки скользили по нежным линиям ее ног, спины, талии, открывая ей ее собственное тело, вызывая самые разнообразные оттенки ощущений. Миллисент забыла о смущении и стыдливости, об интимности его прикосновений — забыла обо всем, кроме дрожащего огня внутри и наслеждения от его ласк.
Она застонала, и ее руки сами обняли его за плечи. Она хотела сама ласкать его. Вначале ее руки неподвижно, в каком-то напряжении замерли на его плечах, но когда она увидела блеск удовольствия в его глазах, то позволила своим пальцам погладить его шею и спину. Потом ее руки заскользили по его мускулистым рукам, груди, ощущая крепкие мышцы, гладкую теплую кожу, завивающиеся жесткие волоски и плоские маленькие соски, которые от ее прикосновений стали твердыми. Это было так не похоже на все, что до сих пор с ней случалось, совсем другое, и, в то же время, такое волнующее, запретное, что Милли чувствовала, как в ней просыпаются странные, непреодолимые желания, от которых краска заливала ее лицо.
