Всегда только ты (ЛП) - Лиезе Хлоя (чтение книг .TXT, .FB2) 📗

— Пройдоха!

Половина парней резко оглядывается на меня. Я старательно утыкаюсь в телефон, чтобы они не чувствовали, что в их ритуал вторгаются. Мне сложно фокусировать взгляд, но краем глаза я вижу, как все они обмениваются какими-то нечитаемыми взглядами, будто их поймали за чем-то, что не следовало выдавать.

Я сипло кашляю в сгиб руки, когда Лин произносит своё слово, так что я его пропускаю. Но когда Франсуа отбивает мяч в сторону Энди, его ругательство рёвом разносится по комнате:

— Гнилое сморщенное яблоко с заднего двора!

Лин фыркает. Тайлер истерично сгибается пополам, а Энди рывком устремляется за мячом, не давая тому упасть на пол. Подбрасывая его лёгким пинком, он потом удерживает его на стопе, смотрит на Криса и смертельно серьёзно говорит:

— Мявкающая пилотка.

Комната взрывается хохотом, мяч летает туда-сюда, ни разу не задевая пол. Их плечи опускаются, хмурые гримасы уходят. Я словно в психоделическом трансе наблюдаю за перелётами мяча в пространстве, а перед глазами начинают плясать звёздочки. В комнате будто становится теплее, моё затруднённое дыхание напоминает рефрен, пока мир накреняется и кружится вокруг.

Я делаю шаг назад и прислоняюсь к стене, потирая ладонью лицо. Моя рука становится мокрой. Я потею. Откашливаясь, я стараюсь сделать медленный вдох и прищуриваю один глаз, надеясь, что это поможет прояснить взгляд.

На мгновение мир как будто становится отчётливее, и я вижу, как очевидно изменилась атмосфера в помещении. Будто кто-то щёлкнул выключателем, настроение становится в разы лучше, будто солнышко вырвалось из-за тучи и озарило землю.

Ругательства продолжают разноситься эхом, смех нарастает и становится громче, напоминая рой пчёл. Либо эти парни заметили креативные ругательства Рена на протяжении последних трёх лет, либо они тоже сделались знатными шекспировскими задротами. Как бы там ни было, результат один и тот же. Командный дух восстановлен. Настроение улучшилось.

Боже, как гениально. Рен сделал то же самое, что и всегда — принёс радость, помог людям почувствовать себя лучше. И вот почему он так важен для команды. Вот почему, когда мои ноги подкашиваются, и я сползаю на пол, я могу лишь надеяться, что он занят и не заметит, что даже его чудодейственного солнечного света недостаточно, чтобы уберечь это маленькое облачко от шторма.

***

Не открывая глаза, я уже знаю, где я. Знаю по запаху, по шершавым простыням, по гулу флуоресцентных ламп поблизости. Может, свет в туалете не выключили, и дверь приоткрыта.

Бл*дская больница.

Когда я втягиваю прерывистый вдох, мои лёгкие уже не кажутся переполненными супом, как это было, когда пол ушёл из-под меня, а ноги превратились в желе. Когда бы это ни было. У меня нет осознания, сколько времени прошло.

Я чувствую, что моё бедро пи**ец как пульсирует. Я облизываю губы и с удивлением обнаруживаю, что они не пересохли. Я чувствую рукой тепло мозолистой ладони, длинные пальцы собственнически сжимают мою руку.

Рен.

Мои глаза открываются, взгляд косит вправо, к той ладони, что он держит. Я невольно улыбаюсь при виде него, спящего рядом. Он сгорбился на одном из этих ужасно неудобных больничных стульев, рот слегка приоткрыт, под глазами виднеются мешки.

Я слаба. Я это чувствую. Моё тело ощущается тяжёлым, и я уже хочу заснуть обратно, но ещё сильнее мне хочется дать Рену знать, что я в порядке.

Мой нос чешется. Я поднимаю руку, чтобы почесать его, и неловко натыкаюсь на кислородную канюлю. Моя ладонь ноет в том месте, где пластырь удерживает иглу капельницы, вводящей в мой организм Бог знает что. Антибиотики. Солевой раствор. Стероиды. Обезболивающие.

Список назначенных препаратов неряшливо нацарапан маркером на белой табличке, висящей в изножье кровати. Я ни черта не могу прочитать. Просто знаю, что список длинный. Рен ёрзает на стуле, не просыпаясь, и я наблюдаю за ним. Я и раньше смотрела, как он спит, и может, это звучит странно. Но иногда я просыпаюсь раньше его и смотрю, как рассвет озаряет его лицо, отбрасывает тени от скул, мягких губ, гладкого лба, расслабленного во сне. Сейчас его лоб вовсе не расслаблен. Он хмурится. Беспокоится.

Я пытаюсь сжать его ладонь, но почти не получается. Прочистив горло, я хриплю:

— Рен.

Его глаза распахиваются, мечутся в мою сторону, затем раскрывается ещё шире. Выпрямившись, он встаёт и наклоняется надо мной, накрывая мои щёки ладонями.

— Привет, — произносит он нетвёрдым голосом. Его глаза покраснели.

— Я в порядке, — шепчу я.

Он кивает. Моргает глазами, влажными от непролитых слёз. Я пытаюсь поднять руки и обнять его, предложить утешение, но конечности кажутся слишком тяжёлыми.

Моё горло ощущается раздражённым, но я откашливаюсь и каркаю:

— Иди сюда, Зензеро.

У него вырывается беспомощный звук, когда он наклоняется ближе и опускает голову в изгиб моей шеи. Я поворачиваю голову и целую его в висок. Его руки аккуратно проскальзывают между мной и матрасом. Он делает медленный и тяжёлый вздох. Вздох облегчения.

— Фрэнки, — только и говорит он, но я чувствую, что он имеет в виду. Любовь и беспокойство вплетаются в моё имя.

Отстранившись, Рен садится и подвигает стул поближе. Пригладив мои волосы, он заводит канюлю обратно туда, где она должна зацепляться за моё ухо.

— Сколько я была без сознания? — шепчу я.

Он сосредотачивается на моих волосах, его пальцы мягко распутывают спутанные места. Я уверена, что я выгляжу так, будто меня дважды пропустили через мясорубку.

— Сорок восемь часов.

Я приподнимаю брови.

— Впечатляет, — снова прочистив горло, я ищу кнопку, приподнимающую изголовье больничной койки. — Как прошла игра?

Рен убирает руку из моих волос, сжимает мою ладонь.

— Мы проиграли.

— Мне жаль, Рен…

— Доброе утро, засоня! — Лорена стоит на пороге, читая мои мысли, видя раздражение, смущение.

Беспомощность.

Подойдя к кровати с другой стороны, она с чмокающим звуком прижимает губы к моему лбу.

— Даже спрашивать не буду. Вижу, что ты чувствуешь себя дерьмово.

Опустившись в изножье кровати, она начинает массировать мои ноги. Я стону, поскольку это ощущается изумительно, и мне ненавистно, что близкие люди так хорошо меня знают. Я чувствую себя слабой и нуждающейся в особом обращении.

— Я слышала, твой уход был весьма драматичным, — она дерзко улыбается мне.

Я сверлю её сердитым взглядом.

— Почему, говоришь, ты вообще тут оказалась?

Рен скрывает улыбку, откашливаясь в кулак.

— Потому что у тебя двусторонняя пневмония, — говорит Ло, — и ты одна из моих людей. Потому что я люблю тебя, и когда мы болеем, нам нужна вся любовь, которую мы можем получить.

Рен подносит мою руку к своей щеке, целует мою ладонь, затем прикладывает к своей бороде. Я рефлекторно запускаю пальцы в мягкие волосы, царапаю ногтями щетину.

Ло вздыхает.

— Ну, я оставлю вас, голубки. Пойду донимать твою медсестру. Покомандую кем-нибудь, — встав, она ещё раз целует меня в лоб и похлопывает по ноге. — С возвращением, детка.

Рен провожает её взглядом, затем плавно встаёт и закрывает дверь за ней.

Я наблюдаю за его движениями, наслаждаясь тем, как красиво простая одежда обрамляет его тело. Низко надвинутая бейсболка. Тёмные и поношенные джинсы, старенькая синяя футболка, которая подчёркивает льдистость глаз и медный оттенок волос. Сев обратно, Рен поглаживает мою щёку костяшками пальцев.

Я хрипло откашливаюсь, затем облизываю губы. Рен рефлекторно тянется к больничному подносу и берёт бальзам для губ. Сняв крышечку, он проводит им по моим губам, затем надевает крышечку обратно.

— Ты делал это? — спрашиваю я. В моем голосе слышатся слезы.

— Практически единственное, что я мог сделать — это убедиться, что ты не очнёшься с потрескавшимися губами, — его улыбка слабая. — Фрэнки. Почему ты не сказала мне, насколько плохо ты себя чувствовала?