Тигрица - Блейк Дженнифер (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
— Городок, где ты живешь, называется Олинда? — переспросила она, чтобы скрыть свое замешательство.
— Это один городок из трех, которые вместе образуют Большое Ресифе. Рассказывают, что португальский капитан, который еще в шестнадцатом веке первым подошел к этим берегам после многомесячного плавания, вскричал в восторге «О, linda!». В переводе это означает что-то вроде «Как прекрасно!», и мы с ним вполне согласны.
— А твои предки давно поселились здесь?
— Давно. Примерно четыре столетия назад.
Это было сказано без хвастовства, чуточку небрежно, но никак не равнодушно. Так мог говорить только человек, который хорошо знает и чувствует свои корни. Ничто в его интонации не выдало и того обстоятельства, что он догадывается, откуда Джессика могла почерпнуть свои сведения, хотя скорее всего он не мог понять, что она читала его досье.
— Странно… — сказала Джессика. — Странно думать, что люди жили здесь задолго до того, как был основан Новый Орлеан.
Рафаэль улыбнулся.
— В истории этих двух городов много общего. Оба переживали не самые легкие времена, когда они оказались отрезаны от Европы, и оба преодолели огромные трудности, стараясь сохранить себя как центры цивилизации. И там, и там жители строили на голом месте церкви и дома, хотя пираты ломились в парадную дверь, а с черного хода угрожали индейцы. Таким образом мы все — потомки уцелевших, выживших, и просто так мы не сдаемся. Это у нас в крови, и одолеть нас очень и очень нелегко.
Было ли в его словах предупреждение, адресованное лично ей? Джессика не могла этого сказать. Возможно, это ее обостренная чувствительность сыграла с ней злую шутку, заставив услышать ударение или заподозрить скрытый подтекст там, где на самом деле ничего особенного не было.
— Некоторые все равно сдаются быстрее, но есть такие, кто может выстоять вопреки всему, — с чувством произнесла Джессика.
Рафаэль повернулся к ней, но Джессика поспешно отвела глаза.
Когда и Ресифе, и Олинда остались позади, шоссе обступили густые пальмовые рощи и заросли сахарного тростника. Потом за окном промелькнули несколько деревень, каждая из которых состояла из десятка крытых соломой хижин, сгрудившихся вокруг покосившейся церквушки. Еще через несколько миль лимузин свернул с шоссе на грунтовую дорогу, плавно покачиваясь в колеях, которые в свете фар напоминали две дорожки из серебристого песка. Наконец впереди показалась высокая стена, увенчанная по краю вездесущей бугенвиллеей. Она увидела массивный старый дом с балконами и галереями — такой высокий, что верхушки пальм покачивались вровень с его плоской крышей, огражденной резным каменным парапетом. Лимузин юркнул в открытые ворота и покатился по каменным плитам двора.
Большой дом был темен и тих. Знакомство с матерью Рафаэля и другими родственниками откладывалось на несколько часов — до утра.
На широких ступеньках парадного крыльца, смутно белевших в темноте, появилась молодая мулатка — экономка или горничная. Спустившись во двор, она подошла к машине, чтобы приветствовать прибывших, и Рафаэль раскрыл ей свои широкие объятия. Потом он представил Джессику, и горничная, вежливо поклонившись, наградила ее белозубой, чуть смущенной улыбкой. Когда Рафаэль попросил девушку показать Джессике ее Комнату, мулатка с готовностью кивнула и, отступив в сторону, замерла в терпеливом ожидании.
— Добро пожаловать в мой дом, который отныне станет и твоим, — торжественно сказал Рафаэль, поворачиваясь к Джессике и целуя ей руку. — Мария отведет тебя в твою спальню. Отдыхай, утром увидимся.
Похоже, ей придется спать одной, поняла Джессика. Рафаэль дал ей понять, как именно они должны держаться друг с другом: подчеркнуто вежливо, чуть официально, тепло и дружелюбно, но — соблюдая дистанцию. На мгновение она встретилась с ним глазами, и ей показалось, что его взгляд выражает сожаление и понимание, словно он прочел ее мысли.
Джессика тихонько, почти беззвучно вздохнула и кивнула, давая понять, что она принимает эти правила.
— Да. Спокойной ночи. И… спасибо.
Она отняла у него руку и пошла следом за горничной. Пожалуй, ее последние слова прозвучали слишком неопределенно; они выдавали ее смятение и слабость, но Джессика не жалела о том, что она их сказала. Она действительно была благодарна Рафаэлю.
15
Джессику разбудил пронзительный крик петуха. Для нее это было не в диковинку — в «Мимозе» тоже было полно кур, но тут к утреннему кличу петуха присоединился целый хор попугаев, которые, перепархивая с ветки на ветку, громко переговаривались сварливыми, трескучими голосами. Эта какофония звуков была столь громкой, что сон как рукой сняло, и Джессика резко села на кровати.
Протерев глаза, она огляделась. Небольшая комната с белыми, гладко оштукатуренными стенами, была увешана портретами в золоченых рамах, с которых взирали на нее строгие португальские леди с холеными, вытянутыми лицами и не менее строгие джентльмены в придворных платьях с пышными кружевными воротниками. В углу, над молитвенной скамьей, висело резное деревянное распятие, покрытое облупившейся позолотой, а каменный пол, выложенный черно-белой мраморной плиткой, был застлан персидским ковром пастельного цвета. Тонкие льняные шторы чуть колыхались под ветром, от окна тянуло утренней свежестью.
Бразилия! Она была в Бразилии…
Вспомнив об этом, Джессика невольно вздрогнула. Она не должна быть здесь! Она должна быть в Новом Орлеане, в своем офисе — среди бумаг, графиков и счетов. Она должна заниматься делами, а не прохлаждаться в постели, и тем более сейчас, когда столь многое поставлено на карту.
На мгновение ей вспомнился пережитый ужас катастрофы, грохот взрыва эхом отдался у нее в ушах, Джессика опустила голову и крепко зажмурилась. «Это был несчастный случай, это был несчастный случай!» — твердила она мысленно, но страх не проходил.
Крики попугаев за окном внезапно стихли, и Джессика услышала во дворе знакомый голос. Рафаэль… Боясь, что он уйдет, Джессика торопливо соскочила с высокой кровати красного дерева — с пологом и балдахином на четырех резных столбиках — и, накинув на розовую ночную рубашку атласный халат, бросилась к высоким французским окнам. Она торопливо раздвинула легкие занавески и, жмурясь от яркого света, шагнула на залитый солнцем балкон.
Солнце, пробивающееся сквозь кроны высоких пальм, золотыми пятнами ложилось на плиты внутреннего двора, в самом центре которого голубел бассейн, выложенный лазуритом с прожилками белого мрамора. Каменные плиты патио выкрошились от старости и поросли мхом; багряная мандевилла карабкалась вверх по колоннам, поддерживавшим свес крыши противоположного крыла усадьбы, а по перилам широкой открытой веранды нижнего этажа словно канатоходец расхаживал взад и вперед важный зеленый попугай — несомненно, один из тех, что разбудили Джессику своими криками. Время от времени он взмахивал крыльями, словно собираясь взлететь, и на солнце ослепительным золотом вспыхивали его длинные маховые перья.
На веранде был накрыт столик на двоих. За ним сидел Рафаэль и, отложив в сторону, газету, беседовал с попугаем. Его волнистые, черные как вороново крыло волосы отливали синевой, а лицо, на котором чередовались свет и тени, было словно высечено из камня и казалось таким благородным, таким мужественным, что сердце Джессики сжалось от нежности и восторга.
Она отступила назад, но сквозняк запутал занавески, и она никак не могла найти выход. Очевидно, ее возня привлекла внимание Рафаэля, он поднял голову и, встав со стула, шагнул к краю веранды.
— Доброе утро! — приветствовал он Джессику, и попугай, испуганно хлопая крыльями, взлетел. — Как спалось?
В его голосе Джессике послышались такая искренняя забота и ласка, что она ощутила внезапный приступ размягчающей слабости. Лишь мгновение спустя она поняла, что Рафаэль мог обратиться к ней так нарочито задушевно из-за слуги, который как раз в этот момент появился из дома, чтобы поставить на стол еще одну чашку и наполнить ее кофе из сверкающего серебряного кофейника.
