Книга Дины - Вассму Хербьёрг (читать хорошую книгу .TXT) 📗
ГЛАВА 2
Вот, Он пройдет предо мною, и не увижу Его; пронесется, и не замечу Его.
Возьмет, и кто возбранит Ему? Кто скажет Ему: «Что Ты делаешь»?
Дина вернулась домой. Усадьбу стеной ограждала тишина. В доме работников, где жил Нильс, горел свет. Белое сияние падало на синеватый сугроб. Окна были завешаны простынями. В Рейнснес пришла смерть. Скользнула тенью в заиндевелое окно. Нильса срезал Фома. Обрывок веревки еще долго болтался под потолком.
Нильс нашел щель между потолочными балками. Должно быть, ему пришлось попотеть, чтобы протащить сквозь нее веревку: щель была очень узкая.
Потом он сделал петлю и удавился.
Он не ушел из теплого дома, как все, кто задумывал такое. Обычно вешались в лодочных сараях. Там легко было найти свободную балку, чтобы перекинуть петлю.
Нильс же предпочел в последнюю минуту быть поближе к теплой печке. Под крышами пакгаузов ему было бы слишком одиноко и тоскливо. Там было слишком много свободного места.
Нет, Нильс повесился рядом с печкой. Потолок в его комнате был такой низкий, что ноги рослого Нильса почти доставали до пола.
Выглядел Нильс совсем нестрашно, несмотря на обстоятельства его смерти. Глаза у него не выкатились из орбит, язык не вывалился. Но цвет лица был нехороший.
Было видно, что голова уже не принадлежала туловищу. Подбородок глядел в пол. Нильс тихонько покачивался на веревке. Должно быть, уже давно.
Фома выбил дверь, сердце у него стучало, как паровая машина.
Старый дом дрогнул, и Нильс повернулся в своей петле. Темные волосы падали ему на лоб. Как будто он выпил лишний стакан пунша. Глаза были закрыты. Руки висели вдоль туловища. Только теперь люди наконец увидели его таким, какой он был на самом деле. Одинокий приказчик из лавки, обуреваемый мечтами. Наконец-то он принял решение.
Нильс лежал на обеденном столе на носилках, пока ему не сделали хороший гроб.
Андерс был на Лофотенах. Но за ним уже послали гонца.
Юхан со Стине вместе сидели возле покойника. Всю ночь они следили там за свечами.
Стине то открывала, то закрывала лицо Нильса. Она не замечала никого, кто заходил в комнату. Даже матушку Карен, которая, прихрамывая, подошла к Стине, положила руку ей на плечо и заплакала. Даже Юхана, который время от времени читал над покойником Библию.
Темные, как у гаги, глаза Стине смотрели на море. Кожа золотилась как обычно. Она ни с кем не делилась своими мыслями. Единственные слова, которые она произнесла в тот день, когда отца Ханны вынули из петли, были обращены к Юхану:
— Мы с тобой ему самые близкие и должны обмыть тело.
Дина задумчиво смотрела на лицо Нильса, точно оценивала лошадь или корову, которую решила не покупать. Но в ее взгляде мелькало даже одобрение.
Собрались все обитатели усадьбы. На лицах было написано недоверие и бессилие, искренний страх и легкие угрызения совести.
Дина молча кивнула, как будто соглашаясь с последними мыслями Нильса, еще витавшими в комнате. Этим кивком она наконец-то признала его.
Юхану пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить матушку Карен, что Нильса следует похоронить в освященной земле. Несмотря на его грех перед Богом и перед людьми.
— Если Нильса не разрешат похоронить на кладбище, мы похороним его в саду, — решительно сказала Дина.
Юхан вздрогнул от этих слов, матушка Карен тихо и горько заплакала.
Нильса похоронили в освященной земле, и на то было несколько причин. Во-первых, прошло шесть недель, прежде чем похороны вообще смогли состояться, кому бы ни принадлежала земля, Господу Богу или людям. Потому что таких морозов, как в том году, никто и не помнил. Каждый ком земли был тверже гранита.
Во-вторых, говорилось, что Нильс просто умер. Беседы пробста и Юхана друг с другом и с Господом сыграли свою роль с этом деле. К тому же, пока стояли морозы, людская молва улеглась. И Нильс получил свой клочок земли. За церковью. Тихо, без шума.
Все знали, что он повесился в своей комнате. На новом пеньковом канате, который Андерс получил то ли из России, то ли из Трондхейма, то ли еще откуда-то. Но все знали также, что люди из Рейнснеса всесильны и своенравны.
Стине начала говорить Ханне:
— Это было за три недели до смерти твоего отца… Или:
— Это было год спустя после смерти твоего отца…
Раньше, когда Нильс был жив, она никогда не называла его отцом Ханны, теперь же пользовалась любым предлогом, чтобы напомнить об этом. От ее слов всем становилось не по себе.
Вскоре все привыкли к тому, что отец Ханны, к сожалению, умер и Стине осталась одна с осиротевшим ребенком.
Уйдя из жизни, Нильс как бы восстановил ее честь, чего не мог сделать, пока был жив.
Возымели свое действие и слова, брошенные Диной. То тут, то там. Люди подхватили их и составили себе определенное мнение.
В последние дни Нильс одумался. И попросил Дину положить его сбережения в банк на имя Ханны.
Этот слух распространился быстрее, чем огонь по сухой траве. Когда моряки вернулись с Лофотенов, тут уже все знали об этом.
Нет, Нильс был не такой безумный, как они думали. И конечно, найдет себе местечко у Господа Бога, хотя и сам распорядился своей жизнью.
Наконец с Лофотенов вернулась шхуна. Лов там превзошел все ожидания. Но лицо у Андерса было мрачное и землистое.
Он прошел прямо в залу к Дине и спросил, как все произошло.
— Не мог он так поступить, Дина!
— Мог.
— Но почему? Что мне следовало для него сделать? Он обнял Дину и спрятал лицо у нее на плече. Они долго стояли обнявшись. Раньше этого никогда не случалось.
— Я знаю, он должен был это сделать, — мрачно сказала Дина.
— Никто не должен так поступать!
Он как будто проложил межу между их лицами.
— Кое-кто все-таки должен!
Дина взяла его голову обеими руками. Долго смотрела в глаза.
— Мне нужно было… — начал он.
— Молчи! Он не мог иначе! Каждый должен отвечать за себя!
— Ты жестока, Дина!
— Кто-то должен повеситься, а кто-то должен быть жестоким, — сказала она и отошла от него.
ГЛАВА 3
Благотворительная душа будет насыщена; и кто напояет других, тот и сам напоен будет.
В книжном шкафу у матушки Карен была одна книга, написанная городским судьей из Драммена Густавом Петером Блумом, носившим почетный титул главного комиссара по учету недвижимости. Он описал свое путешествие по Нурланду. Книга содержала много поучительных сведений о нурландцах вообще и о лопарях в частности.
«Лопари не способны ни любить, ни тосковать, — считал господин Блум, — а нурландцы суеверны, по-видимому, оттого, что слишком зависят от сил природы».
Матушка Карен не понимала, почему он называет суеверными людей, вручивших свою судьбу Господу Богу и доверявших природе больше, нежели лживым обещаниям человека. Но у нее не было возможности обсудить это с господином Блумом, и потому она принимала на веру все, что он написал.
Господин Блум почти не встречал образованных и культурных людей поблизости от Полярного круга. И у него создалось крайне нелестное впечатление о внешности лопарей. «Просто ему не попадались такие, как наша Стине», — думала матушка Карен. Она ничего не сказала про это. Но спрятала книгу за другие. На тот случай, если Стине вздумает вытирать с книг пыль.
Матушка Карен достаточно поездила по свету со своим покойным мужем. Была на Средиземном море, в Париже и Бремене. И знала, что, откуда бы человек ни происходил, он, с его грехами, наг перед Богом.