Большей любви не бывает - Стил Даниэла (книги без сокращений txt) 📗
— Ты завтра поедешь в Саутгемптон с нами? Но он печально покачал головой.
— Это будет слишком тяжело для нас обоих, правда? Да и Алексис может догадаться.
— Мне кажется, она и так обо всем знает.
— Тогда домой поплывут две таинственные женщины. — Он нежно поцеловал ее.
Их связывало светлое, красивое чувство, и в глубине души Эдвина была бесконечно благодарна Патрику, что он освободил ее от груза прошлого.
— Я увижу тебя снова? — спросила она, когда они выходили из «Клариджа».
— Может быть. Если приедешь сюда. Или если я приеду туда. Я никогда не был в Калифорнии.
Но Эдвина сомневалась, что это когда-нибудь произойдет. Патрик ведь так ей и сказал: они должны быть свободными, как птицы. Эдвина дотрагивалась до подаренного им браслета, и у нее ныло сердце. Но она навсегда сохранит счастливые воспоминания о нескольких неделях, проведенных с ним, освободивших ее от цепей, так долго сковывающих ее.
— Я люблю тебя, — прошептал он, прежде чем уйти, — я ужасно люблю тебя… и всегда буду любить… и я буду улыбаться всякий раз, когда подумаю о тебе… я улыбнусь, как и ты, когда вспомню Ирландию.
Патрик в последний раз поцеловал ее, сел в машину и уехал, не оглянувшись на плачущую Эдвину.
Она долго-долго стояла и смотрела вслед машине, а потом медленно вернулась в «Кларидж».
Глава 39
Они выехали в Саутгемптон в восемь утра, как много лет назад, но на этот раз они были только вдвоем. Две сестры, две подруги.
Алексис молчала, подозревая, что Эдвина в мыслях далеко от нее, и Эдвина не произнесла ни слова, всю дорогу глядя в окно.
Они поднялись на палубу «Олимпика» и направились к своим каютам. Эдвина удивила Алексис, сказав, что пойдет на палубу посмотреть, как они отплывают. Она пошла одна, потому что Алексис сильно нервничала и не хотела покидать уютную каюту.
Когда корабль уже отчалил, Эдвина увидела Патрика. Он стоял у пирса и махал ей. Она послала ему поцелуй, коснувшись рукой сердца, а он приложил руку к своему. Эдвина смотрела на него, пока могла разглядеть, и понимала, что всегда будет его помнить.
Она довольно долго простояла на палубе, вдыхая полной грудью свежий морской воздух.
Когда Эдвина спустилась в каюту, Алексис уже спала.
Для них обеих путешествие оказалось нелегким. В первый день их учили правильно обращаться со спасательными шлюпками, а Эдвина могла думать только о Патрике, об их прогулках по палубе, о танцах ночью, в чужом платье…
Она улыбнулась, заметив пролетавшую мимо птичку, и вспомнила слова Патрика о свободе. Неважно, что произойдет между ними в дальнейшем, она благодарна ему за то, что было. У каждого из них свой мир, своя жизнь, и они не смогут быть вместе. Но Эдвина сильно изменилась, когда почувствовала, что любима и может любить сама. Даже Алексис это заметила.
— Ты влюбилась в него, да? — спросила она сестру на второй день их плавания.
Эдвина долго смотрела на море и не отвечала.
— Он двоюродный брат Чарльза.
Это был не ответ на вопрос, но Алексис понимала теперь, что на некоторые вопросы лучше не ждать ответа.
— Как ты думаешь, Джордж узнает… ну, о Малкольме?
Алексис очень переживала, и Эдвина, видя это, сказала:
— Может, и нет, если ты будешь осторожна и Фанни с Тедди не проговорятся.
— А если проговорятся не они, а кто-нибудь другой?
— А что, ты думаешь, он сделает? — спросила Эдвина, в первый раз обращаясь к ней как к взрослой. — Ведь беда случилась с тобой. Надеюсь, ты сможешь справиться с ней. Ты нелегкой ценой приобретаешь жизненный опыт. И что ты извлечешь из этих уроков, касается только тебя. Остальное — ерунда.
Алексис с облегчением улыбнулась и поцеловала ее.
— Спасибо, что вытащила меня. Но Эдвина тоже получила хороший жизненный урок и многому научилась за это время.
— Пожалуйста, всегда готова. Она улыбнулась, откинулась в шезлонге и закрыла глаза, потом быстро поправила себя:
— Нет, я сказала не то. Пусть такое больше не повторится.
— Обещаю, — засмеялась Алексис. Они почти все время проводили в каюте, читали, играли в карты, спали, болтали, обсуждали планы на будущее. Алексис заявила, что серьезно думает о работе в кино, Эдвина советовала ей подождать хотя бы до восемнадцати и все как следует обдумать. Алексис согласилась. После общения с Малкольмом она боялась наткнуться на мужчину такого же сорта и теперь хотела, чтобы рядом всегда была Эдвина.
Хотелось надеяться, что в следующий раз все сложится иначе, но Алексис не была в этом особенно уверена и даже говорила, что завидует Фанни, которой ничего не нужно, кроме дома и детей, и что самое интересное занятие для нее — приготовление вкусного обеда.
— Большие устремления не для каждого — только для очень немногих, — сказала Эдвина.
И вот они приплыли в Нью-Йорк. Тяжелые воспоминания живучи, и Эдвина с Алексис понимали, что пройдет время, прежде чем жизнь вернется в прежнюю колею. Эдвина сильно тосковала по Патрику. Он прислал ей цветы на пароход, в них лежала записка: «Я люблю тебя. П.».
В нью-йоркском отеле ее тоже ждали цветы, на карточке надпись: «Je t aime… Adieu» [2] . Эдвина посмотрела на них, коснулась браслета на руке, потом положила записку в бумажник.
Они провели в Нью-Йорке лишь одну ночь, позвонили Фанни и Тедди, узнали, что два раза звонил Джордж и Фанни оба раза простодушно отвечала, что Алексис нет дома, а у Эдвины страшно болит горло. Сэм Горовиц также звонил и услышал в ответ то же самое. Дети очень переживали за Алексис и были рады, что все позади и сестры вернулись из Европы.
Через четыре дня Эдвина и Алексис уже были дома; перемежая слезы, объятия и поцелуи, Алексис поклялась, что никогда больше никуда не уедет, даже в Голливуд, а Эдвина только смеялась, слушая ее заверения.
— Я тебе припомню эти слова в один прекрасный день, — поддразнила она Алексис, и в этот момент зазвонил телефон.
Это был Джордж; они вернулись в Голливуд после чудесного медового месяца, потом трубку взяла Хелен и смущенно призналась Эдвине, что она, наверное, беременна.
— Да что ты! Как замечательно! — Эдвина удивилась самой себе, почувствовав вдруг острую зависть. Хелен на десять лет моложе, только что вернулась после медового месяца, у нее прекрасный муж, скоро, возможно, будет ребенок, а у Эдвины нет ничего. Она опять одна и должна заботиться о детях.
Потом трубку снова взял Джордж и заботливо спросил:
— Как твое горло, кстати?
— Отлично, а что? — Потом она вспомнила слова Фанни. — О… сейчас все хорошо, но я так простудилась! Я боялась, как бы не начался грипп или воспаление легких, но все обошлось.
— Я рад. Мне тут как-то приснился про тебя очень странный сон.
Он не стал рассказывать Эдвине, что она приснилась ему плывущей на пароходе, потому что не хотел расстраивать ее, но сам он тогда почему-то так разнервничался, что разбудил Хелен.
— Во всяком случае я рад, что ты выздоровела. Когда вы к нам приедете?
Эдвину ужасала сама мысль о любой поездке. Она только что вернулась после такого утомительного путешествия, но, правда, Джордж-то об этом даже не догадывался.
— Вы приедете домой на День Благодарения? — спросила она, но у Джорджа были другие планы.
— Сэм считает, что мы должны отмечать праздник у каждого из нас по очереди. В этом году у него, а в следующем — у тебя. — Джордж сказал Хелен, что решать будет Эдвина, и если она захочет отмечать праздник, как всегда, у себя, то они приедут в Сан-Франциско.
Эдвина не сразу ответила, размышляя, как лучше поступить, но в конце концов согласилась.
— Хорошо, сделаем так, для разнообразия. Хотя Фанни, как мне кажется, расстроится — она собиралась приготовить индейку как-то по-особому.
— Она сделает ее и у Сэма, — улыбнулся Джордж и обнял стоящую рядом Хелен. — А Хелен тоже хочет помочь с готовкой, правда ведь, дорогая? — поддразнил он жену, и она страдальчески поморщилась. Хелен и кухня — две вещи абсолютно несовместимые.
2
«Люблю… Прощай» (фр.).