Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Страдивари? — спросил Макс с благоговением. Милош задумчиво кивнул, машинально поглаживая корпус инструмента.
— Первую скрипку Страдивари мне презентовала королева Елизавета, — сказал он. “Баба Лиза!” — мелькнуло в голове у Макса, и он невольно улыбнулся, вспомнив Андрюху.
— …мне тогда было двенадцать лет, сопляк сопляком, — продолжал отец. — А вот эта — подарок Министерства культуры и национального наследия Румынии. С ней я дал свои лучшие концерты, записал лучшие альбомы… она мне очень дорога.
— Ох, о дядиной одержимости своим музыкальным инструментом ходят легенды! — вмешалась Лучана с улыбкой. — На гастролях он никогда не расставался со скрипкой, всюду таскал её с собой — даже в ресторан приносил, очень уж боялся, что её выкрадут из номера в его отсутствие.
Милош усмехнулся, признавая справедливость её слов и словно говоря: “Ну да, бывало и такое…”
— А ещё мне постоянно казалось, что скрипка страдает и плавится от горячего влажного воздуха, от яркого солнца… — добавил он. — Я с ужасом воображал себе, как клей вытекает из швов, и неизменно отказывался от дневных выступлений на открытых, незатенённых площадках.
— Сыграешь, дядя? — умильно сделав бровки домиком, напомнила Лучана. Милош чуть нахмурился — очевидно, не любил, когда на него давили, но, тем не менее, уютно и привычно устроил скрипку у себя на плече, зафиксировав положение инструмента левой стороной челюсти.
Макс замер, от волнения забыв даже, как дышать… Но, когда первая трель скрипки разорвала тишину сумерек и разлилась по саду, он опомнился и торопливо сделал глубокий вдох.
Милош Ионеску играл Шопена — Ноктюрн до-диез минор, одну из самых любимых вещей Макса. Пронзительная, щемящая, рвущая душу мелодия… и это не отец сейчас её исполнял — скрипка сама плакала и грустила, рассказывая свою историю. Потрясённый силой и чистотой звука, Макс, будто загипнотизированный, следил за движениями смычка и пальцев. Это было блестящее исполнение: даже сейчас его отцу не было равных. Он нисколько не растерял ни таланта, ни сноровки…
Ещё несколько мгновений Макс боролся с собой, а затем, не выдержав, потянулся за виолончелью и влился в мелодию синхронно с Милошем. Он не был уверен в том, что отца не разозлит этот дерзкий поступок, поэтому играл негромко, вкрадчиво, не заглушая ведущий инструмент, а лишь подчёркивая и обрамляя его звучание, деликатно оставаясь “вторым голосом” и признавая лидирующую позицию скрипки.
Это был невероятный по своей красоте и уникальный по слаженности дуэт — вряд ли кто-нибудь догадался бы, что отец и сын играют вместе впервые, что у них не было ни одной совместной репетиции… Казалось, что под звуки дивной мелодии почтительно стихает отдалённый шум моря, что умолкает даже ветер, что-то невнятно бормочущий до этого в кронах деревьев, что вся природа внимает магии Музыки…
Наконец, затих последний отзвук шопеновского ноктюрна. Отец взглянул сыну в лицо и слегка улыбнулся ему уголками губ, но ничего не сказал. Впрочем, Максу и не нужны были слова…
Лучана быстро смахнула ладонями влажные дорожки со щёк (ох уж эта семейная эмоциональность, ох уж эта чувствительность!) и сначала крепко обняла и расцеловала дядю, а затем повторила те же действия с кузеном.
— Мальчишки, вы были неподражаемы! — безапелляционно заявила она.
Тем временем со стороны моря потянуло холодом. Уже совсем стемнело, и пламени зажжённой свечи, поставленной в пустую стеклянную баночку для защиты от порывов ветра, стало недостаточно. Отец щёлкнул выключателем, и террасу залил не слишком яркий, умиротворяющий жёлтый свет.
— Я пойду накрывать на стол, пора ужинать, — спохватилась Лучана, вскакивая. — А вы тут пока поболтайте… Но, если замёрзнете, немедленно возвращайтесь в дом!
Отец и сын остались вдвоём, если не считать расположившегося у ног хозяина Моцарта. Снова повисло неловкое молчание — такое же, как пару часов назад у Милоша в кабинете.
— Я помню её, — наконец, сказал скрипач. Макс вопросительно поднял глаза, и Милош пояснил:
— Твою маму.
— Не то, чтобы я вспоминал о ней все эти годы, прости, не хотелось бы тебя обманывать, — признался Милош. — Но, как только ты упомянул гастроли в СССР и ленинградский концерт… я сразу понял, кого ты имеешь в виду.
Макс не знал, радоваться ему такому обстоятельству или пока рано, поэтому продолжал молчать, ожидая, что за этим последует.
— В библиотеке у меня хранятся старые фотоальбомы, я привёз их с собой из Румынии. Там есть и фотографии, сделанные во время турне по Союзу. Мы потом с тобой… если захочешь, конечно, — смутившись, поправился Милош, — вместе их посмотрим. Если не ошибаюсь, там должно быть фото и твоей матери: нас запечатлели во время совместного выступления. Она по-настоящему талантливая пианистка, с ней действительно приятно было работать. Как её зовут? Прости, запамятовал…
— Нина, — глухо отозвался Макс.
— Она до сих пор играет?
— Нет, ушла на пенсию в прошлом году. Но в последние годы она не выступала, не аккомпанировала. Преподавала в музыкальной школе.
— Тебя воспитывал отчим?
— Нет, — Макс помотал головой. — Мама так и не вышла замуж. Она растила меня одна.
— Мне очень жаль, Максим, — сказал отец, взглянув ему в глаза. — Жаль, что наше знакомство состоялось лишь сейчас… и вот так.
— Да ладно, чего уж, — буркнул Макс. — Вас тоже можно понять. Я свалился, как снег на голову…
— Признаться честно — да, эта новость поначалу просто выбила меня из колеи. Но мне горько от того, что я уже не смогу стать для тебя тем, кем мог бы. Не сумею дать тебе того, что должен был, как отец. Ты — взрослый, состоявшийся, успешный человек, независимая личность. Я не видел тебя маленьким, не слышал твоих первых слов, не наблюдал за первыми шагами, не дул на твои синяки и разбитые коленки…
— Ну, дуть на ранки — это, скорее, мамина обязанность, — Макс не смог сдержать улыбки. — А отец, наоборот, должен учить не хныкать при виде крови, давать сдачи, быть настоящим пацаном! И да, признаться, мне этого не хватало в детстве… Хотя моё детство в принципе нельзя было назвать типичным, музыка с самых ранних лет отжирала большую часть времени…
Отец глубоко вздохнул и положил ладони на стол, нервно сжимая и разжимая пальцы.
— Я очень рад, что ты стал музыкантом, но увы — это не моя заслуга, а плоды воспитания твоей матери. И… твой несомненный талант, конечно.
— На самом деле, — запнувшись, сказал Макс, — она всегда ставила мне вас в пример. Мечтала, что я достигну в профессии таких же успехов, как и вы.
— Ты знал? — быстро переспросил Милош. — С детства знал обо мне?
— Имя узнал, только когда был подростком. Но того, что мой отец — известный музыкант, мама никогда не скрывала. Правда, я не особо-то ей верил…
Помолчали.
— Я не хочу торопить события и загадывать наперёд, но… — скрипач взглянул на Макса, и в глазах его читалось волнение, смущение, и… страх. Страх быть непонятым? Отвергнутым?
— Я не настолько самоуверен, чтобы пообещать стать тебе хорошим отцом. Слишком много времени упущено. Но… возможно, мы могли бы сделаться… друзьями?
Макс улыбнулся.
— Во всяком случае, давайте попробуем. Я не против. Нам просто нужно сначала получше узнать друг друга.
— Извини, если это слишком личный вопрос… Ты ведь не женат, Максим? Сколько тебе лет — двадцать шесть?
— Двадцать пять. Нет, я не женат и не собираюсь, — он решил сразу же расставить все точки над i.
— Ты… — отец так и не смог выговорить слово “гей”, но оно настолько явственно повисло в воздухе, что Макс не смог сдержать невольной усмешки.
— Просто в принципе не хочу вступать в брак. Я так решил. Мне… нормально одному. Правда, абсолютно нормально.
— Безответная любовь? — отец понимающе покачал головой.
— Ну почему, очень даже взаимная, — возразил Макс. — Просто, как оказалось, не для меня.
— Что ж… — тихо произнёс Милош. — По крайней мере, в плане взаимности чувств ты оказался более удачлив, чем я.
