Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ) - Стецинская Александра (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
― Потому что с ней возможны варианты: бросит, не бросит. С тобой таких вариантов нет. Ты точно бросишь, причём туда, где меньше всего ждёшь. Рванёт, будь здоров, а тебе плевать хотелось на последствия.
― Спасибо ― уважила, ― обиделся Григорий Иванович.
― Да, ну тебя, ― отмахнулась женщина. Она села напротив дочери, наклонилась к ней ближе и тихо начала рассказывать:
― Представляешь, звонок в двери. Я открываю, а там он. Весь такой вальяжный, при погонах и с огромным букетом.
― Батюшки, а про веник я и забыл! ― Григорий Иванович выбежал из кухни и спустя пару минут вернулся с целой охапкой тёмно-бордовых роз. Распахнул окно и вышвырнул букет.
― Тфу на тебя! Что за человек. Хоть кол на голове чеши, ― сердито зашипела Мария Васильевна. ― Так вот, поздоровался, представился твоим начальником. Говорит, пришёл тебя навестить. Я ещё, дура, обрадовалась, ― тяжело вздохнула женщина, ― подумала, как же нашей Галочке повезло с командиром. Ты же рассказывала, что он человек хороший.
― Мам, я о полковнике Ростоцком говорила, причём тут генерал?
― Ой, больно я там в этих ваших погонах разбираюсь. Военный и военный.
― Ага, ― ехидно буркнул, всё ещё дуясь, Григорий Иванович, ― ей по барабану. Даже если бы маршал к нам заявился, она бы не удивилась. Тоже, кстати, Галочкин начальник.
― Молчи уж, язва.
― Я, между прочим, в своём доме, ― начал заводиться Григорий Иванович.
― Пап, ― тихо попросила Галя.
― А что, я ничего, ― тут же сдулся отец. ― Ты только обрати внимание, как она из меня верёвки вьёт. А я молчу, терплю.
― Опять завёл свою шарманку, ― поморщилась Мария Васильевна. Она схватила бутылку, налила в рюмку водки и поставила перед мужем, ― На вот, выпей. Закусить не забудь.
― Ээээ,… ― даже растерялся Григорий Иванович.
― Займи рот, говорю, а то не дашь спокойно поговорить.
― А я, может, тоже хочу дочке рассказать, как дело было, ― возмутился мужчина. ― Ты же мне, слово вставить не позволяешь.
― Гриша!
― Ааа, ― отмахнулся мужчина, опрокинул содержимое стопки в рот и, насупившись, стал жевать уже остывшую картошку.
Мария Васильевна ещё несколько минут побуравила его сердитым взглядом, вздохнула и продолжила:
― Он, значит, мне цветы вручил. Грише руку пожал и спросил, мол, где бы нам спокойно поговорить.
― Она его тут же в кухню потащила, ― наябедничал мужчина. ― За стол усадила и давай разносолы метать на стол.
― Так я думала гость, ― расстроено всплеснула руками Мария Васильевна. ― Ещё на отца рассердилась, что волком глядит, ― призналась она. ― Руку пожал, даже не улыбнулся, а глаза холодные, настороженные. Вот, думаю, хороший человек пришёл, а он смотрит на него, будто в прицел примеривается.
― Это потому, мать, что я в своё время на таких субчиков, во как, нагляделся, ― мужчина провёл рукой по горлу. ― Он тебе в глаза глядит, руку жмёт, улыбается, как лучшему другу, а если, что не по нём, только держись. Такую подлянку подстроит, мама не горюй.
― Что ты выдумываешь?! На вид вполне приличный и, я бы даже сказала, красивый мужчина.
― Вот, вы бабы-дуры. Вам бы только на морду посмазливее, а что у него нутро с душком ― плевать. Потом плачете.
― Ты, между прочим, в молодости тоже не Квазимодо был, ― ехидно напомнила жена. ― И сейчас ещё наши дворовые кумушки на тебе засматриваются. Думаешь, не знаю, как ты перед ними хвост распускаешь?
― Нет, вот дал же Бог в жёны язву! Такая маленькая, а такая вредная. И за что я тебя люблю…
― За вредность, ― подколола женщина.
― Ууу, ― рыкнул мужчина, ― неожиданно схватил жену и крепко поцеловал. ― Сил нет, как же ты мне душу выматываешь.
― Гриш, ты совсем ополоумел, при дочке-то, ― Мария Васильевна покраснела, как девчонка, и уткнулась, пылающим от смущения лицом, ему в плечо.
― Ласточка, ты моя ясноглазая, ― нежно погладил Григорий Иванович жену по чёрным с проседью, но всё ещё густым волосам. Мужчина поднял взгляд на дочь и весело ухмыльнулся, заметив её улыбку. ― Меня, Галчонок, одна фраза твоего «начальника» насторожила. Внешность она, конечно, обмануть может, но то, что он пришёл к тебе, а сам, вроде даже обрадовался, что тебя нет дома, мне сразу не понравилось. А генерал коньяк налил и давай тебе дифирамбы петь: умница, красавица, работник незаменимый. Мать уши-то и развесила. Слёзки умиления полотенчиком утирает. Вспомнила про баночку огурчиков, припрятанную для особого случая, и умчалась. Тут он мне всё и выложил. Так, мол, и так, решил я на вашей красавице жениться, а она глупая упирается. Вы поговорите с ней. Девочка ни в чём нуждаться не будет, да и вам сможет помочь. Я для любимой жены ничего не пожалею, а сам коньячку мне подливает. У меня прямо шерсть на загривке стала. Ну, я ему вежливо и говорю, что бери-ка ты, мил человек, свою бутылку и топай отсюда подобру-поздорову. Нам помощь не нужна. Не голодаем. Руки, ноги есть ― заработаем. А он возьми и упрись.
― Вот-вот, ― кивнула головой опомнившаяся Мария Васильевна. ― Они сначала так мирно беседовали. А тут бац! Гриша как заорёт: «Пошёл вон, индюк плешивый! Что захотел за бутылку коньяку малышку мою сторговать?! Так я дочерью не торгую! И тому, кто купить попробует, живо нос набок сверну, либо дополнительных дырок, для вентиляции, наделаю». А тот ему: «Я никуда не пойду, пока мы не договоримся». Гриша мгновенно, как чёрт обернулся, смотрю, а у него в руках винтовка! ― Мария Васильевна схватила свою рюмку и одним махом всё выпила.
― Эээ, тише, Машунь. Ты бы поаккуратней, а то с непривычки голова закружиться, ― осторожно погладил её по плечу муж, заботливо подтолкнув ближе тарелку с солёными огурчиками. Закуси, душа моя.
― У меня от твоих фокусов, всю жизнь голова кругом, ― незлобиво проворчала женщина и покладисто захрустела огурцом.
― А дальше, что было? ― нетерпеливо спросила Галя.
― Так, не поверил он, что я выстрелю, ― хмыкнул Григорий Иванович. ― Попытался изобразить героя, готового ради любви умереть. Тоже мне, Ромео облезлый. Только, когда я затвор-то передёрнул, смекнул, что не шучу. Решил, лучше быть живым героем, чем памятником ему на кладбище. Я дверь распахнул и вытолкал, враз растерявшего весь свой форс, генерала на лестничную площадку, а там его холуй дежурил. Здоровый такой детина. То ли характер хотел показать, то ли перед хозяином выслужиться, короче, попёр на меня. Я в одиночку на медведя ходил, меня габаритами не запугаешь. Ну, как заору: «Первый, предупредительный ― по ногам, второй, на поражение ― по корпусу!» А тут, соседка наша, Ольга Викторовна, очень вовремя выглянула на шум. Увидала этого кабана, а у меня в руках ружьё и как завизжит: «Караул! Полиция! Грабят!» А дальше перешла на чистый ультразвук, ― восхищённо прищёлкнул языком Григорий Иванович. ― Если бы её этот, как его, а Витас услышал ― на неделю бы в запой от расстройства ушёл. Наши «грабители» с перепугу по лестнице и ломанули, а я им ещё прикладом ускорения добавил. Надеюсь, хоть немного покалечились, пока до первого этажа докатились.
― Гриша…
― Что Гриша… У меня руки чесались, заряд соли им в ж…, пятую точку пустить, чудом сдержался. Убить не убил бы, но с недельку поспали бы стоя. Глядишь и пыл поумерили бы.
― Пап, винтовка сломана, ― напомнила Галя.
― Ну и что? Не всё в той винтовке так безнадёжно. Как там писал классик: «Если в начале пьесы на стене висит ружьё, то…». А у нас ружьё даже не на стене, а в моих умелых руках. Тут уж хочешь, не хочешь, стрельнуло бы.
― На этой ноте предлагаю завершить и спокойно поужинать, ― предложила Галя.
― Э, нет, погоди, дочушка. Рассказывай, как ты умудрилась, этот геморрой с генеральскими погонами подцепить.
― Григорий Иванович, ― сердито нахмурилась Мария Васильевна, ― что за выражения. Ты же с дочерью говоришь, а не в пивнушке треплешься.
― Геморрой, дорогая, это вполне литературное слово, название одной не смертельной, но крайне неприятной болячки. Излагай, Галюня.
Девушка тяжело вздохнула и в общих чертах рассказала о своём знакомстве с генералом и последующих событиях, постаравшись опустить, как можно больше подробностей. Но и того, что она рассказала, хватило с лихвой, чтобы Григорий Иванович пришёл в ярость. Он вскочил и заметался по кухне.
