Премьер-министр (ЛП) - Бут Эйнсли (читать книги полные TXT) 📗
Знаю, что это смешно, но ничего не могу поделать. У меня нет никаких шансов, что он скоро вернется, и я переживаю, что не могу быть рядом с ним.
Поэтому я ставлю в кофеварку фильтр, засыпаю гранулы кофе, наливаю воду. Я открываю холодильник. В нем нет недоеденных ужинов, поэтому я заказываю пиццу.
По крайней мере, я пытаюсь заказать пиццу. Набираю номер, который дал Лаклан Гевину… он написан на бумажке на кухне.
Мне показалось простым заказать пиццу на Сассекс 24, Гэвин ведь постоянно так делает, должно быть у него имеется какое-то кодовое слово или что-то вроде того, потому что в ответ я получаю ответ — насколько крутая шутка заказать пиццу в Сассекс 24. Я предпринимаю всевозможные усилия, чтобы быть вежливой, в третий раз объясняя, что да, я на самом деле звоню с Сассекса 24, и они могут спросить об этом у охраны, если не верят мне, только тогда они принимают мой заказ.
Я немного удивлена, что машина с доставкой появляется через сорок минут. Естественно, охранник у ворот не хочет ее впускать, очередной раз доказывая, что любой добрый поступок не может остаться безнаказанным. Я выхожу на улицу и машу, только после этого охранник пропускает автомобиль, подозрительно следя за ним, когда я оплачиваю свой заказ.
Охранник, раньше я его не видела, но он знает, слава Богу, кто я такая.
— Простите, мисс Монтегю. Я подумал, что это шутка, чтобы проникнуть на территорию. Я не предполагал…
— Все прекрасно. Я просто подумала... ПМ любит пиццу. И на случай, если сегодня ночью он вернется домой… Ну, вы понимаете?
— Хорошая идея.
— Спасибо.
Мы парой фраз обмениваемся о неловкой ситуации, потом я захожу назад в дом. Я несу пиццу на кухню, затем беру кусочек, читая новости на своем телефоне. Все по-прежнему, на самом деле, но на Twitter, как всегда идет нескончаемая болтовня, от которой у меня начинает кружиться голова.
Я убираю оставшуюся пиццу в холодильник и пишу записку, которую приклеиваю к дверце.
Оставшаяся пицца внутри! Наполнена любовью. И пепперони.
Я рисую сердечко и медленно поднимаюсь по изгибающейся лестнице наверх на второй этаж. Наверное, мне требуется вечность, чтобы заснуть, но все же я засыпаю, просыпаюсь перед рассветом.
Кровать рядом со мной по-прежнему пуста, и когда я перевожу свой мрачный взгляд на экран телевизора, который оставила на всю ночь включенным, там все по-прежнему.
40.
Гевин
Во время моего пребывания в Вашингтоне, встреча с президентом была короткой. У него болела дочь, поэтому мы договорились, что я вернусь в следующем месяце для более плодотворных переговоров, которые пройдут без особого пафоса, а не как прошедшая, когда мы буквально сели один на один, уделив друг другу всего пять минут для рукопожатия, чтобы сделали фото репортеры.
После целой ночи ожидания в очереди, чтобы поговорить с парнем, а потом после того, как мы поговорили, и разговор был положительным, но коротким, потому что ему позвонил президент России, и он прервал со мной звонок. Я понял его жест.
Но, черт побери, это раздражает, когда я думаю, что мы могли бы согласовать свои действия в этой ситуации, поэтому я провожу большую часть ночи сложа руки. Образно выражаясь, конечно. На самом деле, большую часть ночи я вышагиваю по кабинету, развязав галстук, пиная что попадается под ноги и крича на Стью:
— Нам необходимо утром сделать заявление, — говорит он уже в третий раз.
— Я не собираюсь говорить, что мы меняем свою позицию в этом вопросе. И я не собираюсь заявлять об ограничениях, если мы решим пойти дальше, бл*ть.
— Мы не можем сделать многое. Наш бюджет на оборону находится в упадке.
Его слова заставляют меня снова дернуть галстук.
— Когда самолет министра обороны приземлиться?
— Еще через два часа.
Мой кабинет состоит из молодых, и это своего рода болезненно. Я с большой осторожностью подбирал министров, у всех есть соответствующий опыт, но руководство — это одно, а сегодняшняя экстренная ситуация, напоминающая пороховую бочку — это совсем другое.
— Как только он приземлится…
— Он тут же приедет сюда.
— А начальник штаба? — я уже более семи раз задавал этот вопрос. Стью сердито посматривает на меня, потому что генерал Финнетте был в часе езды полчаса назад, и тут нетрудно посчитать.
— Тридцать минут назад он выехал из города. Ты можешь снова ему позвонить, но это ничего хорошего не принесет. Он должен заехать в штаб-квартиру Министерства национальной безопасности, чтобы поговорить с аналитика о вариантах развертывания событий. Он прибудет сюда, как можно скорее.
Время идет. И к шести часам утра, у нас есть представление о том, что мы можем сделать, и это не много. Мы могли бы внести свой вклад в кампанию по бомбардировки, которая ничего не даст. Мы могли бы направить наши специальные войска для подготовки африканских миротворцев. И мы могли бы немедленно пополнить бюджет и найти способ финансировать нашу кампанию... если бы захотели.
Но я не хочу, и не потому что я пацифист.
На данный момент во мне проснулись какие-то кровожадные инстинкты. Эта битва с терроризмом и дело не в том, что произошел взрыв у ворот посольства или даже шести посольств. Здесь задета честь лидеров, стоящих у власти, которые чувствуют, словно открытую рану на собственной шкуре, и хотят отомстить.
А террористы только и хотят нашего возмездия, что поспособствует хаосу в мире, и сделает их только сильнее.
Мне не хочется, чтобы они стали сильнее. Я хочу их задушить, уничтожить в зародыше. Они слабовольные, жалкие уроды.
И я не знаю, как нам с этим справиться.
Бет заходит ко мне в кабинет и передает Стью новый листок для звонков. Она пришла на работу прошлой ночью, как и все остальные, она до сих пор здесь. В какой-то момент нам понадобится резервный экипаж в кабинет премьер-министра, чтобы дать этим ребятам передохнуть.
— Премьер-министр Великобритании, — говорит Стью. — Через десять минут на линии. А после него американский президент.
Слава Богу.
— Хорошо. Можно оставить меня одного, чтобы я мог поговорить, пожалуйста?
Я выпрямляю плечи, когда все покидают кабинет. Я машу Стью, призывая остаться, а потом поправляю галстук.
Я стоя принимаю звонок из Великобритании, плечи отведя назад и внимательно слушая. Единственный способ убедить кого-то в том, что сегодня неудачный день для объявления войны — это услышать в их аргументах свою же точку зрения.
41.
Элли
Я залезаю в «Глэдис» в середине дня. Чувствую себя беспокойной до сумасшествия, мне просто необходимо выбраться из давящего особняка. Вся страна смотрит телевизор и ждет новостей, что же готовы предпринять лидеры G7 по поводу сложившейся ситуации, поэтому никто не обращает на меня никакого внимания, пока я выезжаю из ворот Сассекс 24 на новеньком RAV4, направляясь в сторону вуза.
Я обнаруживаю Сашу в ее кабинете.
— Кто ты, странник, которого я не видела несколько дней? — Она поднимается с места и обнимает меня. — Полагаю, твой день рождения был прерван?
— Немного. Все нормально, конечно. — Я бесцельно машу рукой в воздухе. — Спасибо за помощь, которую ты проделала. Хитрюга.
— Я всего лишь сделала то, что должна была сделать для своей лучшей подруги.
— Я знаю, что тебе не очень нравится Гевин…
— Нет. Все нормально. Я хочу сказать, что никакой мужчина не будет достаточно хорош для тебя, но он искренне переживает и заботится о тебе.
— Наши чувства взаимны.
Она внимательно посматривает на меня.
— Ты переживаешь за то, что происходит?
Я киваю, и с отчаянием отвечаю:
— На самом деле, это страшно. Слишком много всего, и даже учитывая, что он находится в безопасности, я знаю, что он примет правильное решение.
Она сжимает губы. Мы не всегда разделяем одну и ту же точку зрения по поводу политики, и я не уверена, согласимся ли мы с тем, что должен сделать сегодня Гевин. Но вместо того, чтобы продолжать эту тему, она переводит разговор на нашу работу, пересказывая очередные сплетни ходящие по университету во время моего отсутствия, а потом мы идем за кофе и в течение часа моя жизнь почти нормальная.
