Любовь на коротком поводке (СИ) - Горышина Ольга (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
Олег тряс перед моим носом сведенными большим и указательным пальцами, а казалась — будто потрясает кулаком. Но он меня действительно потрясал… И словами, и своим видом. И вообще чтением с утра умных книжек.
— Это наша способность учиться на ошибках, — продолжал он незапланированную, хотя бы с моей стороны, лекцию. — Собака запоминает какой-то объект, человека или там ситуацию, которые ей неприятны. И это нормальное желание не желания их повторения: все мы стремимся избежать нового негатива. Вот ты… Ты, — теперь он тыкал в меня этим самым указательным пальцем, точно желал проткнуть насквозь. — Не подпускала меня к себе, потому что боялась, что я окажусь таким же козлом, как твой бывший. Может, я даже действовал как он или говорил что-то похожее, мы же все похожи… Но, черт возьми, с этим надо что-то делать!
Он вскочил на ноги и, набрав полную грудь воздуха, втянул живот: только ничего не сказал, так и стоял раздувшимся атлетом. А Агата уже вновь лежала рядом со мной, и я ее гладила — начала машинально, а теперь уже Олегу назло. Сорваться на собаке из-за… Секса! Вот ведь точно, как ребенок!
— Со мной надо что-то делать? — спросила я, чтобы он не лопнул, как перекаченный шарик. Пшик — и нет его. Хотя если бы его не было изначально, это было бы хорошо, но исчезни он сейчас, мне будет плохо, потому что ночью, что бы он там себе не думал, мне было хорошо: с чувством, с толком, с расстановкой: дольше, чем пять минут уж точно!
— И с тобой тоже… — сдулся Олег. — Читала у Киплинга про мангуста? Там была крыса по имени Чучундра. Вот это ты, точно…
— Ну… спасибо… — хотела только подумать я, но оно само вырвалось.
— А на что ты обиделась? — сказал так, будто действительно ничего не понимал. — Чучундра в итоге вышла на середину комнаты! Кстати, тревожность особенно развита у грызунов. Но им-то, понятное дело, надо чего-то постоянно бояться: особенно современного человека с его ядами. Кстати, словесными тоже…
Чего не подмигнул вместо знака восклицания — непонятно. Зато снова шагнул к кровати, плюхнулся на нее обеими коленками и обеими руками обнял нас обеих — Агата, правда, вывернулась. Я — нет, уткнулась еще, как дура, ему в грудь: она пахла чем-то, чем-то знакомым — чем-то ставшим знакомым за одну единственную, дурацкую и жутко короткую ночь.
— Надо чтобы у моих обеих чучундр, эндорфины вырабатывались и выходили. Маленьких, особо буйных, детей пеленают, а остальных… взрослых детей — обнимают.
Олег еще сильнее стиснул мне плечи — до хруста: или это трещали под его натиском устои моего прежнего мира? Но ведь я еще не перешагнула невидимую границу между нашими мирами — если только ступила на качающийся, висящий над пропастью, мостик — и мне страшно занести ногу для следующего шага. Куда вообще ведёт эта дорога, по которой Олег меня тащит? В никуда?
— Знаешь, что такое тигмотактическое поведение?
Боже, он тащит меня в дебри какой-то психологии и доведет меня сейчас до панической атаки!
— Не знаю…
Он отстранился — совсем чуть-чуть и провел пальцем мне по щеке.
— Это реакция на прикосновение: она может быть как положительной, так и отрицательной. Вот Чучундра при соприкосновении с реальным миром прижималась к стене. Она искала в ней опору, а ведь опору можно найти даже в воздухе, если представить, что он тебя поддерживает… Не понимаешь?
Я мотнула головой.
— Говорил же, что не умею объяснять, — поджал он губы и пожал плечами. — Это я про Киплинга из-за книжки вспомнил… С братом постоянно в машине крутил. Интересная книжка. И про собак интересная. Я еще, правда, не дочитал…
Он снова провел пальцем по моей щеке — теперь уже по другой, и я вздрогнула, от желания, и даже сглотнула: хотелось сделать это тихо, но не получилось.
— Знаешь, — он приблизил ко мне лицо, но не поцеловал. — У животных при тревожности повышается сердцебиение и давление, учащается дыхание… Но ведь у человека это происходит не только, когда он или она чего-то боится.
Это он мое состояние без аппаратуры сейчас проверил? Одним взглядом.
— Я боюсь, что ты меня сейчас отпустишь, и я упаду… — поспешила я опередить его с шутливым ответом.
Он усмехнулся, но явно своим собственным мыслям. Мои потуги звучать смешно не принесли результата. Смешно я только выглядела.
— Если я тебя отпущу, то упаду сверху… Но тогда у Агаты шерсть встанет дыбом, мышцы напрягутся, потоотделение повысится, и она в итоге закапает нас слюной. В таких нечеловеческих условиях я отказываюсь заниматься с тобой сексом. Сначала мне надо окончательно озвереть… Но я уже близок. Если ты сейчас же не оденешься и не пойдешь со мной на тренажеры, я за себя не ручаюсь. Знаешь, — Олег отскочил от кровати, точно теннисный мячик, — о чем я точно не скучал в Калифорнии? Так это по питерскому дождю. Мила, ну пожалуйста… Ты-то хоть относись ко мне как к человеку! Как к мужику, не прошу. Пока не заслужил…
— А что я могу надеть на тренажеры? Платье?
— Да хоть платье! Просто оденься уже! — и рассмеялся, спрятав лицо в ладони, а я быстро свесилась с кровати, чтобы узнать ночную траекторию полета моего платья. — Я с чего начал-то свой рассказ…
Да черт тебя знает, с чего ты начал и что нес… Я сунула руки в рукава, голову — в ворот, и спрятала грудь под ткань, слишком тонкую, чтобы скрыть восставшие из-за мужских рук соски.
— Любую здоровую собаку запри в незнакомом месте, она будет ходить из угла в угол и нервничать. У нее все гормоны повысятся. Это то же, что и панические атаки в людях. Люди в этот момент думают, что сейчас сойдут с ума или умрут. Некоторые пытаются выбраться из места, где им плохо, а кто-то просто в обморок грохается — уходит от действительности иначе. Вот у меня сейчас все наоборот — я заперт в знакомом месте со знакомой женщиной, но гормоны у меня зашкаливают, и мне просто необходимо сбежать на беговую дорожку. Потому что если я грохнусь в обморок, тебе будет меня не поднять…
Я слезла с постели и сразу почувствовала под коленкой мокрый собачий нос. Хотелось по нему щелкнуть — все из-за тебя, Агата, все это из-за тебя…
Глава 53 "Хорошо два раза"
— Мила, помнишь слова Карлсона? — вопрошала я свое отражение в зеркальной створке шкафа в брошенной мною спальне в доме некой Лолы, от которой не было ни ответа, ни привета, хотя я на всякий случай послала ей фото дочери Агаты, чтобы мать, если ее это вообще интересует, знала, что собака жива и здорова.
А я вот была ни жива, ни мертва и уж точно не здорова — глаза горели, и я напомнила себе про спокойствие, только спокойствие. Только спокойствия как раз мне и не хватало, чтобы сделать в отношениях с Олегом следующий шаг — очень важный. Я решила сказать ему всю правду. Правду совсем не страшную — что Макс мне не брат. Всего-то!
Я так и сказала своему отражению: мол, Макс мне не брат. Не знала, что ли? Что смотришь на меня такими удивленными глазами? Отражение облизало губы — черт, спорт до завтрака — это хорошо, но хотя бы стакан воды следовало выпить. Впрочем, мой спорт еще не начался: я оставила Агату с ее разлюбезным Олегом и побежала переодеваться в спортивное. Лефлер меня б еще в шляпке на велик усадил! Ах, да… Шляпку я потеряла. Но голову пока нет!
— Макс мне не брат, — повторила я еще раз, и удивления в глазах зеркальной Милы или Ылым больше не было.
Как не было в русском языке и слова на букву «Ы»… Ну не пошлет же меня Олег на три буквы… Повода нет… Ну и что из того, что мама, к которой я не горю желанием возвращаться, живет не далеко во Пскове, а тут, близенько, в Московском районе Санкт-Петербурга?
— Макс мне не брат… — повторила я еще раз для закрепления и подкрепила крепким: — Мила, ты дура!
И отражение этой дуры закивало очень, скажу вам, рьяно. Ну, так бы давно! Вот я уже в шортах, майке и в кроссовках. Готова к бегу от обмана к правде. От дурацкого детского обмана. Так и скажу ему, что он сам вынудил меня солгать. Мол, говорить всяким грузчикам свое настоящее семейное положение я не считала нужным… Да ничего Олег не спросит, если только поржет надо мной. Ну и я вместе с ним — над собой же!
