Мой (ЛП) - Эванс Кэти (читать книги онлайн регистрации txt) 📗

Я качаю головой.

— В этом вся проблема с Реми. Он просто принимает это. Как удар. И он продолжает стоять, но принимает это. Иногда мне хочется, чтобы он просто сказал, что чувствует, черт побери! — Пит поднимается и ходит по комнате.

Райли качает головой.

— Я это уважаю, Пит. Когда ты открываешь рот, чтобы сказать что-то, оно становится реальностью. Что бы не творилось в его голове, тот факт, что он не озвучивает этого, значит, что он борется. Он не позволяет этому вырваться наружу.

Я опускаю волосы, как тонкую занавесь, смаргивая влагу в глазах, не позволяя им увидеть, как это все на меня влияет. Но это так. Я была подавлена один раз в жизни. Это большая черная темная дыра. Это была не такая легкая депрессия, когда тебе грустно и у тебя ПМС. Это всепоглощающее чувство, когда хочется умереть. И желание умереть полностью противоречит всем нашим инстинктам выживания. Наш нормальный инстинкт — убить, чтобы защитить наших близких, убить, чтобы выжить. Лишь вообразив себе, что Реми чувствует то же самое, что и я чувствовала, когда моя жизнь разрушилась, я тону в темноте так, что начинаю беспокоиться о том, чтобы быть в состоянии вытащить его, вместо того, чтобы тонуть вместе с ним.

Независимо от того, что он чувствует, мне нужно напоминать себе, что он не может контролировать мысли, которые его ум подбрасывает ему. Его ум - это не он, даже если прямо сейчас он контролирует его реакции. Я хочу поддержать, придать устойчивости, понять. Не быть эмоциональной, нуждающейся и готовой развалиться на части в любую минуту. Но, Боже, на шестом месяце беременности, я, безусловно, эмоциональная, нуждающаяся и понемногу разваливаюсь без него.

— По крайней мере, он спускается побить грушу. Вы не представляете, как сильно я восхищаюсь им за это, — хмуро добавляет Райли.

— Как думаешь, он преодолеет это до боя, Брук? — спрашивает меня Тренер. — Ради Бога, наблюдать за тем, как моего мальчика унизили в прошлом сезоне... Это был его год. Его сезон.

— Не думаю, что он сегодня будет сражаться, — предполагаю я.

— Таким образом, мы можем попрощаться с первым местом в рейтинге, — ругается Пит.

— Ты не можешь позволить ему драться в таком состоянии, Пит! Он может пострадать. Он может сделать больно самому себе, — выпаливаю я; затем делаю вдох и пытаюсь успокоиться.

— Лучше бы он не помнил, — говорит Пит с бесконечным количеством горечи в голосе.

— Что ты имеешь в виду?

— Лучше бы он не помнил того, что ему сделал родители.

Мои защитные инстинкты нарастают с удвоенной силой.

— Что они с ним сделали?

Что-то тревожное есть в том, как Пит колеблется, в том, как окидывает глазами команду, затем возвращаясь ко мне. У меня учащается пульс к тому времени, когда он, наконец, начинает говорить.

— Они принудительно поместили его в психиатрическую больницу, потому что впервые он стал темным, когда ему было десять, Брук. Но сначала, они думали, что он был одержим. Это стало их навязчивой идеей и они применяли к нему экзорцизм.

Последние слова просачиваются в мой беспокойный мозг, и я так убита горем и разбита, мое сердце замирает в груди. Я издаю звук и прикрываю рот.

Диана закрывает лицо.

С губ Райли вырываются ругательства, когда он поворачивает голову к ковру.

Тренер смотрит вниз на свои руки.

Образовавшаяся тишина... тянется с печалью, неверием и с таким мучительным отчаянием... за больным мальчиком, которого не понимали.

Я думаю о песне “Iris” - песне, которую он включал мне. Песня, в которой он хотел, чтобы я его увидела и поняла. Когда даже его собственные родители не понимали его.

О Боже.

— Его удерживали в круге экзорцизма в его собственном доме, — говорит Пит, еще глубже вонзая в меня кинжал. — В его комнате ничего не было, чтобы он никому не смог причинить боль и он был привязан к кровати веревками. Это продолжалось в течение нескольких дней, мы не знаем точно сколько, но больше недели, пока маленький сосед, который играл с Ремом, не пришел в поисках его и тогда его родители вмешались. "Священнослужителя" уволили, и вместо этого Реми поместили в психиатрическую больницу.

В комнате ни звука.

Я перестала дышать. Кажется, будто я перестала жить.

— К сожалению, — продолжает Пит, — он помнит этот эпизод маниакальности, потому что в учреждении над ним проводили какой-то экспериментальный гипноз, чтобы извлечь воспоминания. Чтобы посмотреть, сработает ли какая-то терапия. Не то, чтобы сработала.  Хуже то, что его собственное тело защитило бы его от этих ужасных воспоминаний, если бы мы не облажались с тем чертовым гипнозом.

Все еще тишина.

Но я слышу собственное сердцебиение, такое сильное. Сильное и готовое, как в те времена, когда я могла бегать, как ветер. Я могу даже слышать, как кровь хлещет по моим венам, быстро и яростно. Я готова... и сердитая... и жажду бороться. Бороться за него. Я помню, как он рассказывал мне воспоминания о своих родителях. Как его мама перекрещивала его ночью. Неописуемая боль крохотными трещинами проходит во мне. О, Реми.

— Так он все это помнит? — спрашиваю я в то время, как внутри мое тело горит от бессильной ярости.

— Мне известно, что он знает, что они неправы... когда у него голубые глаза, но когда приходит темная сторона, я знаю, что он задумывается об этом. Разочарование и отчаяние высечено в каждой черте его лица. Вполне естественно задаваться вопросом, почему тебя не желают.

— Но он желанный! — кричу я.

— Мы знаем, Би, успокойся, — Райли поднимается и подходит.

Он обнимает меня и я осознаю, что мои руки находятся на животе и в моей голове образуется образ того, как маленький мальчик Ремингтон проходит через это не из-за своей вины. О, как бы мне хотелось, чтобы эти чертовые злые родители сейчас были передо мной, и в то же время, я рада, что их нет, потому что не знаю, что бы я сделала или сказала им. Но я хочу сделать им больно за то, что они обижали его! Я хочу ударить и кричать на них, с вилами бегать за ними. Сжимаю руки и отстраняюсь от Райли. Он и Пит теперь мне, как братья, но Рему не нравится, когда они прикасаются ко мне, а мне не нравится делать то, что причиняет ему боль, даже, если он и не видит. Мне нужен комфорт, но его мне может дать только мужчина, лежащий в кровати в спальне.

Тихонько я направляюсь в спальню.

— Увидимся позже, ребята, спасибо, что навещаете его.

— Один из нас будет поблизости, — предупреждает Пит.

Я не хочу шуметь, поэтому машу им рукой возле двери и закрываю ее позади себя, и мое сердце проделывает свои сумасшедшие прыжки, как всегда, когда я вижу Реми. Его большое мускулистое тело распростерто на кровати лицом вниз, как лев в состоянии покоя. Мой игривый мальчик, мой защитник, мой ревнивый парень, мой дерзкий боец. Мой маленький мальчик, которого неправильно поняли.

Мои глаза пробегаются по всей его длине, его темных колючих волосах на подушке, его красивой квадратной челюсти. Он тихий и отдыхает. Отдыхает так, будто он ранен в таком месте, куда мои руки не могут достать, а глаза не могут увидеть.

Я запираю дверь, затем отхожу и начинаю снимать свою одежду. Не из-за сексуальных причин я хочу быть обнаженной, а потому что мне нужно чувствовать его кожу на своей. Когда он спал со мной ночью, то никогда не позволял ничему стоять между нами.

Ему нравится чувствовать меня, а я до боли хочу чувствовать его.

Забравшись в постель, я обнимаю его сзади.

— Посмотри на себя, — говорю я, подражая ему, как он иногда говорит мне. Провожу губами по раковине его уха и скольжу рукой по его плечу и груди, останавливая руку там, где бьется его сердце. Он стонет, когда я целую его за ухом.

— Посмотри на себя, — любя, говорю ему на ухо. Нежно облизываю его за ухом, как он делает со мной, проводя руками по его телу, лаская его, как он ласкает меня. — Я люблю, обожаю, дорожу, нуждаюсь и хочу тебя так, как никогда не считала возможным любить, обожать, дорожить, нуждаться и хотеть другого человека или что-нибудь в этом мире, — шепчу я. Он тихо рычит, будто в знак благодарности, и у меня наворачиваются слезы, потому что это так несправедливо, что ему приходится сталкиваться с этим. Почему кто-то должен столкнуться с чем-то подобным? Почему прекрасному человеку, который не хочет никому наносить вреда, химические импульсы причиняют боль? Чтобы чувствовать, что жизнь ничего не стоит? Что он ничего не стоит? Чтобы думать, что ему лучше умереть?