Полночь и магнолии - Пейсли Ребекка (читать полную версию книги txt) 📗
— Вэстон! — раздался громовой голос. — Руки прочь от моей невесты!
Все обернулись на голос и увидели Сенеку на Дамаске с пистолетом в руке.
— Принцесса собиралась подстрелить меня. Ваше Высочество, — пожаловался Вэстон. — По приказу короля я и моя команда должны были освободить лес от свиней, но принцесса преградила нам дорогу.
— Она не подстрелит Вас, но если Вы еще раз осмелитесь дотронуться до нее, и я узнаю, то Ваши земли Ваш титул и Ваше благосостояние улетучатся моментально. Я слов на ветер не бросаю, Вэстон!
Вэстон отступил в сторону, его жирные руки тряслись. Сенека направил Дамаска к Пичи и, увидев ее вблизи, поразился тому, как она была одета. Сенека соскочил с жеребца и заслонил собою Пичи от взгляда Вэстона, но тут же понял, что от крестьян он ее не заслонил. В данной ситуации он ничего не мог поделать.
— Ты не будешь стрелять свиней! — сказал гневно Сенека.
И в этот момент свиньи начали выходить на зов крестьян из леса. Крестьяне подгоняли их длинными прутами.
Вэстон, понимая, что вот-вот потеряет контроль над собой, сказал:
— Ваше Высочество, со всем уважением к Вам, мы здесь по приказу короля и…
Но грохот движущегося экипажа заглушил его. Это был экипаж Августы, и Вэстон узнал его. Когда экипаж остановился, то Августа выпрыгнула из него и громко сказала:
— Вэстон! Подойди сюда сейчас же!
Вэстон ушам своим не поверил: его жена Августа кричала на него?!
Пичи прошлась рядом с Вэстоном и съязвила:
— Что, встретился с незнакомкой? Это ведь не Августа, так?
Вэстон все еще продолжал трясти головой. Нет, это не могла быть его жена. Это какой-то абсурд.
— Вэстон! — вскрикнула Августа снова. — Если ты подстрелишь хоть одного из этих беззащитных животных, я никогда, слышишь, никогда не буду с тобой разговаривать!
Ее угроза привела его в недоумение. Как осмелилась эта женщина угрожать ему на глазах этих людей!
— Августа, ты никогда больше не повысишь своего голоса…
— Заткнись, Вэстон! Я терпела твое поведение уже слишком долго. Теперь ты прекратишь приказывать мне, понятно тебе?
Он всплеснул руками.
— Это … это варвар — принцесса сделала тебя варваром тоже. Боже! Ты так же кричишь, как и она, и так же толстеешь, как она. Ты…
— Я и дальше потолстею, а ты лучше привыкни к этому сразу…
— Августа…
— Скажи-ка мне, как остаться худой и родить тебе ребенка?
У Вэстона рот раскрылся от удивления.
— Ребенка?
— Да, ребенка! И хочу сказать, что ты мне советуешь какие-то глупости! Разве ты желаешь зла своему неродившемуся еще на свет ребенку? Я предлагаю тебе сесть на лошадь и поехать за мной. Это мое последнее слово! — сказала она и, обернувшись к Пичи, спросила:
— Можно мне опять тебя называть Пичерс, Ваше Высочество?
Пичи улыбнулась и ответила:
— Конечно же можно, Джусси!
— Ну, Вэстон? Идем сейчас же домой! Вэстон растерянно посмотрел на крестьян, на Августу, на Сенеку и Пичи.
— Я… я не могу желать зла своему ребенку… Я думаю, это будет сын. Я буду отцом… Свиньи… Если я… Августа ужасно расстроится, а это отразится на ребенке. Ребенок… охота… Как я осмелился не выполнить приказание короля? О, Боже! Что мне делать? — пробормотал он.
— Я все объясню королю сам, — заверил его Сенека. — Но сначала ты извинишься перед принцессой!
— Я… я… Извините меня за то, что стрелял перед Вами из ружья, что вел себя недостойно. И если Вы меня извините, то я поеду за леди Шер-рингхейм. Я не должен расстраивать ее и не должен стрелять свиней. Я скоро стану отцом. Вы слышали…
Все еще не веря сказанному, он вскочил на свою лошадь и поехал за экипажем Августы. Дворяне также разошлись.
Секека проводил взглядом всю эту процессию и, повернувшись к Пичи, сказал:
— Ты лучше не нашла себе занятия, чем противостоять здесь охотникам?
Боль пронзила сердце Пичи. Она знала, что он был рассержен на нее за ее поведение, но надеялась, что он поймет ее.
— Я делала то, что нужно, Сенека, — ответила она. — И если еще понадобится, сделаю то же самое!
— Могла бы посоветоваться со мной. Она не могла уловить ничего в его голосе и не знала, что ей ответить. Она уткнулась глазами в землю и, увидев маленький камешек, подшвырнула его ногой. Камень отлетел в сторону и попал Сенеке на босые ноги.
— Где, черт возьми, твоя обувь? — воскликнула Пичи.
— Где, черт возьми, твое платье? — вторил ей Сенека.
Подняв голову, она ткнула его пальцем в плечо.
— Послушай меня, принц Сенека. Я…
— Я выслушаю тебя, принцесса Пичи, но не здесь, — сказал он и подхватил ее на руки.
Она пыталась выскользнуть из его рук, но бесполезно. Сенека крепко держал ее и нес к Дамаску. Пичи брыкалась и кричала:
— Сенека! Черт побери, что ты собираешься делать? Ты сумасшедшая, бездомная крыса! Отпусти меня сейчас же!
Не обращая внимания на ее болтовню, он поднес ее к жеребцу и одним махом усадил ее в седло, и в мгновение ока сам очутился позади и пустил Дамаска галопом. Следом за ними поскакал жеребец Пичи. Сенека, пользуясь моментом, обхватил ее крепко за талию и держался за нее там, где ему хотелось, а Пичи, в свою очередь, бранилась на чем свет стоит. Сенека никогда в жизни своей не слышал такой брани. Но каждое слово, сказанное ею, нравилось ему.
Приехав во дворец, Сенека направил жеребца прямо к центральному входу во дворец. Он слез с коня, взвалил Пичи себе на плечо и вошел внутрь. В тот момент, когда Сенека со своей ношей вошел в фойе, Виридис уже спустилась с главной лестницы. Она была так шокирована увиденным, что ухватилась за перила лестницы, чтобы не упасть.
— О, Боже! Что я вижу? Она… Ее платье… Сенека, я сожалею… Мне нечего сказать!
— А мне есть что, — сказал Сенека, проходя мимо нее. — Я говорю Вам «до свидания!» Вы освобождены от своих обязанностей!
Он дошел до своих апартаментов, открыл дверь в свою спальню и поставил ее на ноги.
Сенека сказал ей:
— Ну, помню, что ты собиралась что-то рассказать мне. Теперь можешь говорить.
— Я буду, дружище, говорить тогда, когда мие захочется. Ты мне не хозяин, — сказала она и отошла в сторону от него.
Он небрежно снял свою рубашку и бросил ее на пол. Она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на его обнаженную грудь.
— И я ничем больше никому не обязана! Я по горло сыта этими чертовскими правилами поведения, слышишь? Мне осталось немного жить, и я не хочу провести ее «по указке сверху». Я ненавижу вышивание, рисование. Я ненавижу носить нижнее белье, я ненавижу «скользить».
— Ну, и не шей, не рисуй, не носи нижнее белье и не «скользи».
— И еще я хочу тебе кое-что сказать! Мне не нужен ни титул, ни звания. Я — живой человек, и не собираюсь больше прятать свои чувства. Я счастлива, когда ты знаешь, грустна ли я, обеспокоена чем или удивлена. Я люблю тебя, Сенека, но я тебе ничего не собираюсь обещать сейчас, а тем более, выполнять те чертовские правила поведения.
— К черту все обязанности! — сказал Сенека.
— Да? Что ты сказал? — не поверила своим ушам Пичи.
— Я сказал, что не нужно никаких обязанностей, — повторил Сенека и бросился к ней. Он обнял ее и провел своей ладонью ей по щеке.
— Я прошу у тебя прощения, что заставил страдать целых три недели из-за этих уроков этикета. И если ты сможешь простить меня, то я еще попрошу тебя кое о чем.
— О чем? — спросила она.
— Люби меня, Пичи! Люби меня, моя дикая и прекрасная горная принцесса.
Его признание тронуло ее до глубины души. Сенека прижал ее к себе еще крепче. Одной рукой он крепко держал ее за талию, а другой перебирал ее золотистые локоны. Боже! Как он соскучился без этих шелковистых волос, без их чарующего запаха.
— Я был не прав, — прошептал он ей на ухо. — Прости меня, моя дорогая! Я думал, что любовь ошеломит и ослепит меня, как бриллианты. — Он поцеловал ее в уголок брови и продолжил:
— Но любовь это не что-то блестящее, что ослепляет тебя… Любовь это… что-то особенное… Она заставляет тебя понять, что это такое. Он заглянул ей в глаза.