Неотразимая (Богатая и сильная, Новый Пигмалион) - Кауи Вера (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— И разумеется, никто не знал, что внутри прекрасной башни скрывается страшный склеп! До потолка набитый пленными чувствами — истерзанными, изувеченными. Они обречены томиться там в неволе, пока не обратятся в лед. Ведь они опасны. Они могут ранить.
А башня из слоновой кости для того и устроена, чтоб защитить свою владелицу от боли, мук и горя, что даны в удел человеческой плоти. Ибо давным-давно, так давно, что память об этом стерлась, хозяйка башни испытала боль. Такую жестокую, что была похоронена сама мысль о ней. А похоронив эту мысль, красавице пришлось похоронить и все то, что могло бы хотя бы косвенно о ней напомнить. Пришлось изгнать из своего сердца все чувства. Иными словами, выпотрошить себя, превратить в пустую оболочку. Она была совсем как живая. Она дышала, эта поразительно красивая женщина. При взгляде на нее у людей перехватывало дыхание. Ее прекрасное сильное тело горделиво двигалось.
Ее походка разила наповал. И она стала думать, что может переступить через любого. Но от всех этих мыслей вокруг башни только нарастал слой льда. И наконец прекрасная башня из слоновой кости стала ледяной.
Превратилась в великолепный белый сталагмит, необычайно гладкий, шелковистый на ощупь, но такой холодный, что всякий, кто дотрагивался до него, рисковал отморозить руку.
Но ей и дела не было до этих бедолаг. Поделом им, думала она. Ведь ей хотелось убить в себе все чувства: не тревожиться, не терзаться, не иметь желаний — вот что ее занимало. И еще вещи. Мертвые вещи. Картины, книги, мебель. А также изображение людей на экране, ведь там, как вам известно, все происходит не на самом деле и не может задеть. И музыку она любила. Музыка хотя и причиняла ей боль, но эта боль была сладкой… не в пример горькой острой боли, которую причиняют люди. Музыка волновала ее, но не мучила. Она воспринимала ее умом, а не сердцем.
Лицо Элизабет стало белым как мел, тени от ресниц казались царапинами на бледных щеках.
— Она ходила, говорила, дышала, но не жила. Она была мертва. В ней не было жизни. Она стала тем, чем и хотела стать из страха: ничем. Без чувств, без эмоций.
Она почему-то никогда не сомневалась в советах собственного разума. Он внушил ей, что чувства смертельно опасны, и все, что с ними связано, запрещено. Что чувства принесут ей горе. Что любовь равносильна смерти.
Привязанность к другому человеку чревата болью и страданием. Чувства опасны, им не следует доверять.
Вот она и не давала им воли.
Но вот как-то раз один человек увидел эту великолепную, но лишенную сердца башню и подумал: «Как она прекрасна!» В глубоком волнении он подошел поближе. И тут случилось чудо. Холодное силовое поле не превратило его в ледяную статую, что-то внутри его этому воспротивилось, и вот тогда он подошел совсем близко и заглянул внутрь, в самую глубину. И ужаснулся. Это же мертвая пустыня, подумал он. Страшная и трагическая. Тогда он решил хоть чем-нибудь помочь.
И ворвался внутрь. Но едва он туда проник, как все заточенные в склепе чувства стали рваться на волю с такой силой, что он был потрясен. Он ничего подобного в жизни не испытывал. Но он был рад, ибо это означало, что чувства еще живы. Он подбил их на бунт и помог вырваться из тюрьмы, но когда он вернулся к башне, то обнаружил, что двери крепко заперты.
Элизабет по-прежнему молчала.
— Моя история на этом обрывается, — сказал он. — Осталось придумать конец. Есть предложения?
— Полагаю, здесь не обойтись без доктора Фрейда? — спросила она язвительно, но голос ее дрожал.
— Оставим предположения, — сухо заметил он. — Ты уже предполагала, что напрочь лишена эмоций, но жестоко ошиблась. Впрочем, я забыл сказать, — продолжал он безжалостно, — что эта женщина скряга, она неусыпно печется о том, чтоб ни одна частичка ее драгоценного «я» не вырвалась наружу. Она себе не доверяет, а значит, себя не любит. Самоуничижение произрастает из ненависти. Да как ты можешь любить других, если не способна любить себя?
Она усмехнулась, но ее тихий голос дрожал от еле сдерживаемой ярости.
— Психоанализ вкупе с сексуальной терапией! Будь добр, избавь меня от своих скоропалительных диагнозов!
— В сексе я разбираюсь лучше, чем в психоанализе.
Больше практиковался. Но я много читал. А с тех пор, как встретил тебя, прочел еще больше… Ты просто подавляешь себя. И не ополчайся так на сексуальную терапию. Прошлой ночью она сделала с тобой чудеса.
Ее щеки и шея снова залились краской стыда.
— А сегодня ты опять только и думаешь, что о своем дурацком самоконтроле. Бьюсь об заклад, что вчерашний эпизод кажется тебе отвратительным развратом.
— Ты забыл прибавить — «и совершенно ненужным».
— Ну что ж, такова твоя точка зрения.
— Теперь мне ясно, кто ты такой! Просто распущенный тип!
— Да как ты можешь знать, кто я такой, если ты даже не в состоянии уяснить себе, что я тебе предлагаю?
Послушай. Я хочу помочь тебе трезво на себя взглянуть.
Не волнуйся, на самом деле для тебя не существует никаких запретов. Именно этого ты смертельно боишься.
На ее лице проступило мучительное осознание того, что он прав. Элизабет была уязвлена, беспомощна, загнана в угол. Однако она сама должна была докопаться до истины. Только так она могла ее принять. Чтобы расшевелить ее, он продолжал:
— Ты была бесподобна. Твои чувства только и ждали освобождения. И я благодарен тебе, что ты выпустила их на волю для меня.
При этих словах она сжалась. Откуда он это знает?
Жизненный опыт, ответила она про себя. Много женщин.
Она вглядывалась в его лицо в надежде найти там ответ, хотя понимала: Дэв хочет, чтоб она сама его нашла. Кто он такой? Она перебирала в уме все, что ей было о нем известно. Тридцать девять лет. Известный сценарист, испытывающий финансовые трудности.
Мужчина такой сексуальной притягательности, что с первого же взгляда на него она почувствовала себя поверженной, связанной по рукам и ногам, закованной в кандалы. И все же на девять десятых он оставался для нее загадкой. Она знала кое-что о нем, но не его самого.
Ей и в голову не приходило, что он способен так ее ошеломить, заставить разглядывать себя в увеличительном зеркале его проницательных глаз, сумевших проникнуть в святая святых той башни из слоновой кости, которой, по его словам, она стала. Она сразу поняла, что он говорит правду. И снова вернулась к вопросу: «Откуда он это знает?»
Ей следовало внимательней отнестись к словам Касс. По тому, что о нем говорили, как ждали его приезда, ей нужно было догадаться, что он не такой, как все.
Она никогда не встречала подобных людей. Даже не знала, что такие бывают. Он проникает взглядом так глубоко, видит так отчетливо. Он может научить видеть и ее. И чувствовать. И думать. Теперь ей придется думать о многом.
— Ты мне позволишь тебе помочь?
— Помогая самому себе? — Она пользовалась единственным имевшимся в ее распоряжении оружием.
— Разумеется! — Удар пришелся мимо цели. — Ничто человеческое мне не чуждо. Когда я вижу такую ошеломительно-красивую женщину, мной овладевает вульгарное старомодное желание ею обладать. Только в следующий раз мне бы хотелось, чтоб и ты и я понимали, что делаем, и делали это по доброй воле и обоюдному согласию.
При одном воспоминании о случившемся по телу Элизабет прошла горячая волна.
— Какое благородство! Ты затаскиваешь меня в постель, обрабатываешь и тут же описываешь мой случай по Мастере и Джонсон! А сам совершаешь невозможное, подтверждая свою легендарную репутацию!
— Все, чего я хочу, это сделать из тебя ту женщину, какой ты на самом деле являешься.
— Я уже стала той женщиной, какой хочу и всегда хотела быть!
— Лжешь. Ты лишь притворяешься ею… Чтобы быть настоящей женщиной, нужна смелость.
— Для тебя настоящая женщина — та, что скажет тебе «да»?
— Не только мне. Жизни.
Она лишь плотно сжала губы.
— Тебе необходимо, — продолжал он беспощадно, — освободиться от того, что тебя терзает, дать волю чувствам и страсти, которые я видел прошлой ночью. Тобой руководил голый инстинкт, остальному ты научилась по ходу дела. И то, как быстро и легко ты этому научилась, доказывает, что ты этого хочешь!
