За зеркалами - Орлова Вероника (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Снегирёв тем временем подошёл вплотную, лично проверяя дверь.
- Значит, снова сопротивляешься?
Я на пол уселся и руки на груди сложил, глядя прямо на него. - Почему отказываешься? Раньше нормально же ходил.
А я на пальцы его толстые смотрю и представляю, как он ими худые колени девок наших лапает, и от отвращения тошнить начинает.
- Что молчишь? Думаешь, мы не знаем, что говорить умеешь? Ещё как умеешь, мразь безродная. А сколько возомнил о себе. Понравилось получать, смотрю? Так мы тебе организуем повторный горячий приём.
- А ты сам организовывать будешь?
Доктор вздрогнул, видимо, не ожидая, что я отвечу, но уже через несколько секунд продолжил.
- Для этого есть специальные люди, которые заставят тебя или подчиниться, или сдохнуть, если норов свой не уберешь.
- Значит, сдохну.
Я пожал плечами, глядя на злость, вспыхнувшую за круглыми очками.
- Не веришь? Хорошо…хорошоооо, - он погрозил указательным пальцем в воздухе, - я тебя заставлю передумать. Я-то заставлю. Вот увидишь, выродок вонючий.
Он ещё что-то бормотал себе под нос, покидая помещения, а я лёг на пол, чувствуя, как снова накатила тоска. Развлечение оказалось слишком скоротечным, да и послевкусие оставило непривычно неприятное, горькое, которое хотелось выблевать, лишь бы не ощущать во рту. С другой стороны, как минимум, до приезда монстра из другой республики меня точно не тронут, а значит, я не нарушу обещания, данного своей девочке.
Почему-то казалось безумно важным не допустить этого. Не допустить появления на дне зеленого взгляда прозрачных слёз-упрёков. Такие чистые, а словно ранили под самой грудиной. И сейчас эти раны, незатянувшиеся, всё ещё кровоточащие, саднили при мысли о том, что скоро, совсем скоро терпение доктора закончится, и меня отправят на свалку. В топь. Отправят туда, потому что я твёрдо знал – сдохну, но больше ни одну не покрою. Как бы ни полосовали плетью, как бы ни избивали, чем бы ни грозили. Пусть хоть на куски режут. По хрен. Плевать. Я и не такое терпел. Одно сводило с ума – моя девочка. Слёзы-упрёки сменятся на слёзы-боль в её глазах, как в тот день…а я…я ничего не могу сделать, чтобы не допустить этого. Бессилие никогда так не удручало, как в последние дни. Оно выворачивало изнутри, заставляя биться о металлические решетки клетки, сбивая костяшки пальцев в кровь.
Побег. Мы не раз говорили с Ассоль о возможности побега. У нас уже был примерный его план, у нас были координаты места, куда мы могли беспрепятственно отправиться, и даже средства, на которые мы должны были первое время прятаться…у нас было всё, кроме решимости. Моей.
Иногда очень мало просто обдумать хорошо очередность действий. Иногда совершенно недостаточно иметь поддержку даже любимого человека, в котором бываешь уверен больше, чем в самом себе. На некоторые поступки нужно решаться. И я впервые испытал страх. Осознав, что понятия не имею, какой бывает жизнь по ту сторону стен лаборатории. Каково это – быть ответственным за себя самого? У меня не было этой роскоши. Никогда. Я никогда не делал самых элементарных вещей – выбирать одежду или еду, выбирать круг общения, просто разговаривать. Дьявол, я понятия не имел, каково это – разговаривать с другими людьми. Без чувства постоянной ненависти или презрения. Просто разговаривать. Ни о чём. Не ожидая, что уже в следующую минуту тебя будут бить, резать или колоть. И я всё сильнее стискивал ладони в кулаки, думая о том, что мало просто сбежать с моей девочкой. Что дальше? Что смогу я дать ей там, в большом мире? Там, где мужчина должен заботиться о своей женщине, став для неё защитой и опорой? Какую работу я мог выполнять? Без образования, без особых навыков…Ненавидел себя самого за эти вопросы, но задавал их каждую ночь. Презирал за эти въедающиеся в мозги страхи, и всё равно не мог победить их…но и отказаться от мыслей о свободе больше не мог. Потому что все страхи…нет, не исчезали, но затенялись осознанием того, что моей она сможет стать по праву. Моей женщиной. Моей женой. Свобода для меня тогда имела именно её запах. Она была созвучна только этим мыслям о ней. Всё остальное отходило на второй, десятый план, на фоне которого были МЫ. Как же жестоко я ошибался.
Снегирёв ошибся не менее жестоко, решив, что очередное избиение заставит меня передумать. Почему люди слабые, жалкие, ничтожные считают, что физическая боль самая сильная? Почему они придаёт такое большое значение сохранности своего тела, позволяя втаптывать в грязь душу? Чёрт их поймёт, но ублюдок просчитался, отправив ко мне своих бугаев.
***
Не знаю, как долго провалялся после общения с ними, но очнулся под тихое всхлипывание Ассоль, осторожно, кончиками пальцев поглаживающую мою голову, превратившуюся, по ощущениям, в одну сплошную гематому.Попытался сдержать стон и не смог, но всё же удалось повернуть к ней лицо и разлепить опухшие веки, чтобы едва не задохнуться от восторга, увидев мою девочку.
- Такая красивая.
Очень красивая. В темно-синем платье с белым воротником и собранными в хвост волосами.
Вот только кажется, она не поняла ни слова, нахмурившись и склонившись к моему лицу, прислушиваясь.
- Тшшш, - снова пальцами нежно, почти невесомо, волос моих касается, а у меня ощущение, что боль мою стирает на корню, - я тут, Саша. Я рядом.
Я знаю, я твоё присутствие ощущаю на расстоянии. Словно пёс, вышколенный на запах своей хозяйки. Влюблённый в неё без памяти пёс, готовый вгрызться в горло всем, кто в ответе за эту боль, исказившую её черты.
Глава 25. Ева. Натан
Я будто переживала ещё одно дежавю с этим мужчиной. Тесный салон автомобиля и молчание, которое никто не собирается прерывать, боясь нарушить такую хрупкую иллюзию мира между нами. И самое главное сейчас – отвлечься, не позволить ему, не позволить самой себе так реагировать на него, на его запах, окутавший салон автомобиля, на его тёплую ладонь, которую положил на мою руку, несмотря на мой молчаливый протест, когда попыталась выдернуть её из захвата цепких пальцев, а в ответ они лишь ещё сильнее сжали мои собственные.
Закрыла глаза, прокручивая в голове слова из записки Живописца. Её он приготовил заранее и всё же оставил на полу у стены, хоть и не успел закончить начатое. Если бы только Кевин очнулся, если бы только сумел дать хоть какие-нибудь показания. Вспомнились слова доктора о том, что мальчик, возможно, и вовсе не сможет помочь нам из-за пережитого шока, и что лучше нам дать ему и всему медперсоналу время на приведение ребёнка в более или менее нормальное состояние для подобных бесед. А ещё оно требовалось и самому Кевину, время на осмысление всего произошедшего, на преодоление последствий этого ужасного потрясения. Но у меня не было этого времени. Как не было его у всех других детей, которых по одному ему известным причинам этот ублюдок, Живописец, приговаривал к такой жестокой и мучительной смерти.
Изнутри тошнотой подкатывает к горлу ощущение тревоги. Гнетущей, тяжёлой, давящей на плечи неподъёмным грузом.
- Поехали в больницу.
Тихо, смотря перед собой, потому что кажется просто нереальным всего лишь повернуть голову к Натану. Паника методично оковывает изнутри всё тело, не позволяя сделать даже движения. И он в ответ осторожно сжимает мои пальцы, соглашаясь поменять маршрут. Так я думаю до тех пор, пока автомобиль не сворачивает мимо длинного бульвара по улице, ведущей к моей съёмной квартире.
- Натан.
Преодолевая боль, взорвавшуюся в шее, когда всё же смогла повернуться к нему, чтобы увидеть словно высеченный из камня профиль с тёмными волосами, падающим на высокий лоб.
- Ты поедешь домой.
Медленный поворот головы, и меня словно ошпаривает холодным выражением глаз, отстранённо пробежавшихся по моему лицу.
- И это не обсуждается. Завтра я отправлю за тобой машину на работу.
- Мне нужно в больницу.
Сквозь зубы, но не потому что изнутри колотить начинает от злости, а потому что сил нет расцепить челюсти. И по-прежнему тошнит, и начинает кружиться голова от всеобъемлющей паники, казалось, въевшейся в сами кости.
