Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Затем, что тебе это необходимо.
Он снял со стены боксерские перчатки и отдал мне. Я не взяла, лишь одарила друга мрачным взглядом.
— Мне все это не нравится.
— Замечательное доказательство твоего психического здоровья, — не поддался на провокацию Гордеев.
Я схватила перчатки и вгляделась в лицо парня. Если бы он только улыбнулся — не выжил бы. Но Ванька, видимо, знал. Он невозмутимо пощелкал кнопкой на фонарике, выбирая режим, и направился в самое большое из помещений. К боксерской груше из тех, которые вешают на потолочный крюк совместным усилиями.
— Слушай, — начал Ванька, укладывая фонарик на лавку. — Не знаю, что бы посоветовал психотерапевт, но у меня есть один метод, помогавший во времена разборок с отцом. Когда есть человек, которого нельзя избить или обматерить, стоит обратиться… к ней, — Ванька указал на грушу, и я ошарашенно на него вытаращилась. — Работает безотказно.
Я, разумеется, не двинулась с места. Так и осталась стоять молчаливой статуей имени себя.
— Просто бей и говори. Представь на ее месте Петра. Или даже Лону. Скажи все, что думаешь, чтобы в голове не крутилось.
Секунд двадцать я молчала, пытаясь представить себя прыгающей и орущей на грушу, но не удавалось. Не сошла же я с ума.
— Вань… — начала.
— Нет, не Вань. Ты пойдешь домой к мужу и ребенку, обязательно сорвешься на них, тебе станет еще хреновее, Саф. Я тебе отвечаю. Клянусь, что никому не скажу. Я — могила.
— Шел бы ты подальше, могила, — тяжело вздохнула. — Мне неловко за то, что ты уже видел.
— Перед своим Новийским извиняться будешь, а я в курсе, что люди живые и реагируют сообразно ситуации.
Звучало разумно, и я поддалась. Покрутила на пальце обручальное кольцо, не зная куда деть. Боялась повредить во время ударов. Заметив мою нерешительность, Ванька протянул руку, предлагая подержать. Очень не хотелось отдавать ему лучший из подарков Сергея, но сумку я оставила то ли в машине, то ли в подсобке, а карману без замка доверять ценности нельзя.
— Саф, не дури.
Я сняла кольцо и передала ему.
Теперь не проходит и дня, чтобы я не думала: а что было бы, если бы не сняла? Или если бы положила в карман, на подоконник, да куда угодно? Нет, я не суеверная, но совпадение пугающее. Пусть мой брак разрушили не чувства к Ивану Гордееву, но он держал в руках наше с Сергеем благополучие слишком много раз, чтобы это можно было назвать нормальным. Та страшная ночь стала лакмусом для наших взаимоотношений. А дальше… дальше и тестов не нужно. Шторм поднял всю грязь, которую таило в своих глубинах море наших душ.
Первый удар вышел слабым и нерешительным. Груша насмешливо дернулась, но и только.
— И кто так бьет? — фыркнул Ванька. — Или ты пытаешься утешить эту бедненькую грушу? Пожалуй, ласки ей перепадает мало, но позволь напомнить: Петр твою сестру кулаками не гладил.
Я понимала, что он нарочно пытался спровоцировать мой срыв, чтобы выпустить пар, но черт возьми! Это работало. Одно напоминание о Петре, Илоне и том, во что превратилась их встреча, вызывало желание крушить. Я стиснула зубы до скрипа, чтобы не велеть Ваньке заткнуться.
— Саф, если ты сдерживаешься из-за меня, то это чушь собачья. В отличие ото всех остальных. Пройдет несколько часов, и ты останешься наедине с врачами, которые будут рассказывать тебе, как именно нужно резать лицо твоей сестры, чтобы она не осталась страшилищем. Твоя мать не поможет, твой муж пойдет на работу, оставив тебя наедине с ребенком. Потому что потребуется сначала разбираться в ситуации, ведь он верит, что Лона во всем сама виновата…
Это был последний гвоздь в крышку гроба. Я стиснула зубы, замахнулась и ударила. Не сдерживаясь. Груша чуть отклонилась и вернулась в начальное положение.
— Все еще паршиво, — резюмировал Ванька. — Серьезного вреда такой удар не нанесет, но заставит бить в ответ. Сильно. Очень больно.
Он говорил ужасные вещи, но честные. Хуже всего было понимать, что ни у меня, ни у Лоны не было ни единого способа противостоять Петру. Разница полов в том, что мужчины могут убивать женщин, не прилагая особых усилий, но не наоборот. Я годами занималась йогой, тренированные мышцы были видны глазу, но от моих ударов груша едва качалась, а некоторые парни сшибали ее с крюка.
— Я не могу сильнее! — заорала я в отчаянии. — Я вообще ничего не могу!
— Это ужасный самообман, — припечатал Гордеев.
Как же мне захотелось направить на Ваньку. Но вместо этого я, зарычав впечатала кулак в грушу. Так же слабо и бестолково, как прежде. И снова. И снова. Думала, что буду злиться на Петра, но вместо этого я представляла на его месте сестру. И винила сестру за глупость. Никто не в ответе за нашу безопасность больше, чем мы сами, а она поставила свою одержимость мужчиной выше самосохранения. Мне было больно и противно от самой себя, ведь Лона уже лежала в постели избитая, но по щекам текли слезы, а остановиться было никак. Хорошо, что Ванька придумал это с грушей, иначе я могла бы наорать на уже пострадавшую сестру. Наверное, ей было хуже, но она пострадала далеко не одна! Эгоистично, но я не смогла избавится от мысли, что сестра рисковала не только собой и здоровьем, но еще моим браком. Отключив голову, она думала… не заставляйте меня говорить, чем она думала, ведь и без того очевидно. Я бы не поступила на месте Илоны так никогда!
Вместе с ударами в какой-то момент пришли слова. Да такие, что у самой горели от них щеки. Благо, Ванька это слушать не стал — ушел, оставив меня воевать с собой в одиночестве.
Выходя из зала уже под утро, я надеялась, что негодование осталось в его пределах, но стоило переступить порог квартиры и увидеть Сергея…
— Ты не брала трубку, — начал он холодно.
— Потому что не знаю, что как облечь в слова все, что чувствую. Давай по фактам. Моя сестра пришла в дом терпимости, о котором тебе прекрасно известно. Петр ее избил, сейчас она на операции в больнице. Я видела твоих друзей со спущенными штанами и исколотыми венами. Нас едва выпустили из этого места. Ваня сказал, что нас могут попытаться убить за то, что мы видели слишком важные задницы голыми. Я боюсь выходить из дома.
Сергей на секунду оскалился, явно сдерживая рвущиеся ругательства, но все же промолчал. Какая потрясающая выдержка! Мне вот понадобилось несколько часов наедине с грушей.
— Интересно, о чем ты сейчас думаешь? — спросила я, не сумев скрыть горечь. — О том, как тебя подставили твои же друзья?
— О том, как подставилась ты, — выговорил он, сдерживая ярость. — Твоя сестра всегда отличалась завидной дуростью, но зачем туда поехала ты?
— Хм, а мне стоило пересидеть эту ночь в тепле и комфорте, а еще лучше выспаться, чтобы как можно лучше выглядеть на похоронах сестры?
— На что ты намекаешь? — прищурился Новийский.
— На то, что твоя удобная позиция более невозможна.
— Уля, если ты попытаешься обвинить Петра, то пострадаешь. Мы все пострадаем — не только Илона. Ради Алексея, не делай этого.
Мощный аргумент! Если бы только я могла поверить, что его забота вызвана исключительно опасениями за безопасность сына. Увы, едва сказав это, Сергей двинулся библиотеку, где теперь было подобие кабинета. Он взял на работе отгул, днем поехал со мной к Илоне, но те несколько часов, что он провел за закрытыми дверями… что он делал? Кому звонил? О чем договаривался? Я ничего из этого не знала, поскольку посчитала ниже своего достоинства подслушивать под дверью. Да и так спешила в душ смыть с себя грязь этой ночи, что ни о чем больше не помышляла.
К тому моменту, когда мы приехали в больницу, Илона была все еще на операции. Я перепугалась, подумала, что дело в осложнениях, но меня успокоили: врачи посчитали разумным сделать пластику сразу, чтобы не давать еще один наркоз. Я ничего в этом не понимала, но насторожилась. И не зря.
Уже к утру все данные о насилии над Илоной Сафроновой были уничтожены. И последние из свидетельств — физические увечья — скрыты под следами операций. Причем совсем не тех, что на самом деле. Разрыв селезенки? О чем вы? Всего лишь сложный аппендицит. А куда же она делать и откуда трещина в ребре? Я вас умоляю, девушка росла в таких условиях, что ее могли избить еще в пеленках, а записи потерять трижды! И, конечно, пластическая операция — мое любимое! Ну не смешите, какой представительнице прекрасной половины человечества нравится свое лицо?
