Высота (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗

А где в этой жизни место небу, зияющей высоте и свободному полету? Не ради этого ли поднимал себя с колен и пахал, как проклятый? Как совместить невозможное, если нет в его календарном году выходных и праздников, есть сборы, чемпионаты, тренировки, и так постоянно.

Поправив на девушке майку, он отступил. За окном алел закат. Солнце будто опаляло небосвод своим огнем, такое величественное и недосягаемое. Там, под облаками, был его настоящий дом и полная свобода. Этот дом был знаком и понятен, жесткие правила и гарантированное счастье. Иначе жить учиться слишком поздно.

— Я буду в комнате Кузьмича… — он медленно развернулся на месте и двинулся к двери. Каждый шаг давался с трудом, ведь выбор был сделан и лучше так, чем спустя многие месяцы, когда привязанность станет сильнее. Она забудет, в молодости все забывается быстрее. А он… тяжело, но иначе нельзя. — Мне жаль…

Карина заторможено осела на кровать. Слезы даже утирать не хотелось, какой смысл, если еще не раз придется ими умыться?

Как безобразно и глупо все случилось, но пути назад нет. Не верилось.

— Вот и все, — с первым всхлипом вырвалось из груди.

Глава 20. Одиночество

Часть 1. Он

Старый инструктор нашел его с трудом. Соревнования закончились еще два дня назад, а ни новой медали на доске почета, ни самого победителя нигде не было.

В офисе секретарь с ног сбилась в поисках директора, а Карина упрямо не брала трубку. В другой ситуации Кузьмич начал бы волноваться, это не было похоже на Булавина, да и на ответственную молодую помощницу, но сейчас почти все его мысли занимал Ферзь.

Врачи и деньги способны сотворить настоящее чудо, но иногда даже чуда мало. Нужны еще удача и желание пациента. С желанием у Лешки была беда. В первые часы после падения состояние парня особых опасений не вызывало, но потом стало худо. Доктора буквально играли в перетягивание каната со старухой смертью. К перелому голени и сотрясению мозга добавилось еще и внутреннее кровотечение. Экстренная операция длилась пять часов, и гарантировать успешность не решался никто.

Второй день улучшений не принес. Добрые медсестры только и успевали подносить валидол старому инструктору, но Кузьмич верил. Костерил дверь реанимации отборным матом, сводил с ума врачей постоянными вопросами и до кучи разругался в пух и прах с местным занудным охранником.

К вечеру того же дня, то ли усилиями докторов, то ли подействовали угрозы через стенку, но Лешка окончательно пришел в себя.

Впору прыгать от счастья, ведь худшее миновало. Инструктор уже собирался хорошенько отоспаться, как выяснилось, что другой его ученик, завершив злосчастные соревнования, бесследно исчез.

— Открывай, мать твою! — Иван Кузьмич уже десять минут колотил в дверь городской квартиры Булавина. Рядом подвывал Дольф. Он тоже давненько не видел хозяина.

Но их упорно игнорировали, и лишь унылая мелодия рояля, выдавала, что в доме кто-то есть.

— Я этому Шопену лично шею сверну, если не откроет, — грозно проворчал инструктор. — Булавин, открывай!

Престарелая бабулька из соседней квартиры высунула голову в коридор и что-то недовольно проворчала. Позор так позор, но мужчине было уже не до шуток, хоть бы милицию никто не вызвал. После двух дней под отделением реанимации сдерживаться становилось все труднее.

Когда в замке загрохотали ключи, он сам не поверил в свое счастье. Вскоре тяжелая железная дверь отворилась, за ней в кромешной темноте слабо виднелся знакомый силуэт. Судя по радостному собачьему лаю, ошибки быть не могло.

— Глеб, едрит твою… — он втянул носом воздух, тот стойко пропитался парами алкоголя. — Ты в запой на радостях от победы ушел? Не ожидал от тебя!

Булавин ничего не ответил, лишь потрепал за ухом беспокойного бульдога. Тот аж повизгивал от радости и суетливо сновал туда сюда, сметая на своем пути любую преграду.

Устав от темноты, Кузьмич щелкнул выключатель.

— Черт… — зашипел хозяин. Свет больно резанул по глазам.

— М-да… — цокнул инструктор. — Действительно черт. Ты закусывать пробовал?

— Не лезет… — голосом больше напоминавшим скрип старой телеги ответил тот.

Кузьмич сбросил стоптанные кроссовки и прошел в гостиную. Пустые бутылки у стены, задернутые шторы и густой, до боли знакомый, запах перегара — такого он за свою жизнь навидался, но чтобы Глеб… Этот всегда был сторонником здорового образа жизни, на коньяк и то не всегда раскрутишь.

— По какому поводу запой? — плюхнулся в удобное кресло незваный гость. — Или медальку обмываешь с размахом?

— Обмываю… С размахом… — хозяин квартиры вернулся за рояль, но играть не хотелось. Мало того, что пальцы все забыли, так сейчас, при свидетелях, вообще не игралось. — Как Лешка?

— Наш Ферзь, похоже, и к старухе с косой подход нашел. Живучий сукин сын.

— Я звонил в больницу, спрашивал надо ли что, — Глеб устало потер виски. — Но вот доехать пока не смог. Хреново…

— Да… В твоем состоянии катаются обычно только в вытрезвитель, — старый друг по-прежнему не верил своим глазам. И не во внешнем виде ученика было дело. Потной майкой и трехдневной щетиной тут не обошлось. Что-то было не то во взгляде Булавина.

— Глебушка, что случилось? — встревожено спросил старик. — Я тебя уже лет двадцать знаю, а в таком виде вижу впервые.

— Да, все нормально, — отмахнулся тот. — Завтра буду в строю.

— Знаю, что будешь… Но все-таки?

— Устал, чертовски устал, — сил не было на самом деле. Вначале соревнование, азарт, адреналин, постоянное напряжение. За этим Лешкино падение, оно вообще из колеи выбило. А потом…

— Ладно, не хочешь говорить прямо, спрошу иначе, — Кузьмич догадывался, в чем на самом деле проблема, не просто так помощница шефа трубку не берет. — Где Карина?

Вопрос попал в цель.

— Карина ушла, — ни пояснять, ни оправдываться не хотелось.

Вместо этого Глеб снова поднял крышку рояля. Почему-то вместо приятной мелодии пальцы упрямо наигрывали похоронный марш. За последнюю пару суток он так часто сбивался на этот примитивный мотивчик, что уже перестал удивляться.

— Однако, — хмыкнул инструктор. — Неужто твоя непробиваемая броня дала трещину?

Булавин даже не обернулся. О своей «непробиваемой броне» он мог бы многое рассказать, пожаловаться на судьбу или просто попросить плеснуть новую порцию виски в стакан, но что толку? Костяшки на обоих кулаках сбил, доказывая стенам, что ему не больно.

И ведь было не больно… в самом начале. За ночь на узкой койке Кузьмича так убедил себя в том, что поступил правильно, потом еще день ничего не болело. Отпрыгал не хуже чем в молодости. Судьи восхищенно охали, зрители хлопали в ладоши, а он без всяких эмоций снова шел на старт и прыгал. Точно, расчетливо и быстро. Как итог — заслуженное второе место, невиданный успех для «новичка», пусть даже на местечковых соревнованиях.

Потом тоже все шло по накатанной. Возвратился в пустую комнату с медалью в кармане, умылся, собрал вещи, и все было нормально. Непривычно — да, но больно — нет. И только ночью, проснувшись в холодном поту, понял, что все… Лучшее стало прошлым. Его Карина, его самая лучшая девочка с красивыми романтическими мечтами и большим сердцем, ушла от него.

«А могло ли быть иначе?» — задавался вопросом, но ответ не радовал. Оставалось ждать, смотреть на нетронутую подушку рядом и ненавидеть себя. Каких-то жалких пять минут спора перечеркнули его собственную сказку. И на хрустальный башмачок надеяться не стоило, ведь он не принц. Не любовник, не начальник и не муж…

— Ну, какой из меня, к чертовой матери, муж? — с горечью в голосе сказал пианист.