Стильная жизнь - Берсенева Анна (книга жизни .txt) 📗
Глава 9
«А о чем мы с ним вообще говорим?» – все чаще думала Аля.
Эти мысли приходили невольно, без всякого ее желания. Она их даже стыдилась, потому что о ее жизни все можно было сказать простой поговоркой: «Как сыр в масле катается».
Именно так и говорила Нелька, время от времени заглядывая к Але в гости.
– И чего ты киснешь? – удивлялась она, выбирая в домашнем баре какой-нибудь особо экзотический напиток или примеряя Алину новую американскую бижутерию. – Что работы нет? Да это ж радоваться надо, вот дурочка! Мне б твои заботы… Ну, займись чем-нибудь. Обстановочку поменяй, чего сидеть в этом старье!
– Он не хочет здесь ничего менять, – возразила Аля. – Говорит, лучше новую квартиру купит, когда мать вернется, и отделает как захочется, а в этой пусть все так и остается. Это же старая квартира, дедовская – мхатовский дом… Его отец отсюда и то только книжки забрал, когда уходил.
– Вот жизнь у людей! – восхитилась Нелька. – Эту так оставит, новую по-новому отделает… А тут сиди и думай, как с мамашей двухкомнатную панельку разменять. А снимать он тебя что, не будет больше?
– Будет, – пожала плечами Аля. – Но говорит, не надо суетиться. Первый клип очень хорошо пошел, теперь надо выждать немного и следующий хит выдать.
О том, что клип про перчатки пошел хорошо, догадаться было нетрудно. На следующий же день после того как он появился в прайм-тайм на первом канале, Алю стали узнавать на улице. Она даже удивлялась: ведь в пальто была, да еще в вуали, а все больше людей бесцеремонно останавливают ее, спрашивают, не эта ли самая, просят автограф.
Но самое удивительное и для нее печальное заключалось в том, что она восприняла свой успех как-то равнодушно, словно заторможенно…
Аля никак не могла себе этого объяснить. Ведь и клип ей нравился, и она даже, бывало, днем смотрела его на кассете, удивляясь тому, с каким изяществом снят этот маленький этюд, и как таинственно выглядит она сама в синеватой дымке, и как легки ее шаги, и как блестят большие черные глаза под вуалью… И надпись «Вернитесь к забытым чувствам», – сразу запоминалась, даже казалась какой-то нерекламной.
На бесчисленных презентациях, где она по-прежнему бывала с Ильей, к ней теперь относились не только как к его эффектной спутнице. Подходили, сообщали впечатления, говорили комплименты, желали дальнейших успехов…
Все было хорошо, не о чем было грустить!
Аля надеялась, что Илья не заметит ее странного состояния. Но у них были не те отношения, чтобы можно было что-то скрыть.
Он всегда был ей желанен, всегда ему удавалось разгорячить ее во время близости, заставить трепетать все ее тело. Даже если сначала она чувствовала себя усталой, невыспавшейся, даже если говорила, что не хочет…
Илья только усмехался в усы.
– Это тебе кажется, чижик, что ты не хочешь, – шептал он, лаская ее грудь, живот, спускаясь пальцами все ниже. – Я такого дела не признаю, вот ты сейчас сама увидишь…
И она сама не замечала, как вспыхивало в ней желание, горячей волной разливалось по телу, всю ее охватывало. Аля понимала, как много значат его неутомимость и любовный опыт. Илья чувствовал, когда надо поменять позу, чтобы ее желание не угасло, когда надо помедлить, когда быть стремительным, даже грубым… Она ощущала себя воском в его руках – и ей это нравилось.
Как же он мог не почувствовать, когда всего этого впервые не произошло!
Они к тому времени жили вместе полгода; кончался январь.
Он лежал рядом с нею в темноте, отдыхая после недолгих любовных судорог, и молчал. Аля не пыталась даже, как обычно, прижаться щекой к его плечу. Она еле сдерживалась, чтобы не расплакаться.
– Что это с тобой? – спросил он наконец. – Ты почему не кончила?
– Да что-то голова болит… – пробормотала было она.
– Ты меня дураком-то не считай! – оборвал Илья. – Это чувствуется – если голова. О смысле жизни думаешь?
– А как ты догадался? – удивилась она. – Ну, не то чтобы о смысле…
– Да чего там догадываться! У тебя на лбу написано, а также на всех интимных местах.
Он говорил грубо, но она не обиделась. Ей было стыдно перед ним за свою беспричинную тоску, но она ничего не могла с собой поделать.
– Я не знаю, Илюша, как это называется…
– Проще надо быть, – сказал он. – Ты вот говоришь, а сама не понимаешь, о чем. Почему же ты думаешь, что я должен понимать?
– Да нет, ты не должен… – начала было она.
– Вот именно. Зачем, почему… Знакомая песня! Алька, если сейчас не остановишься – сопьешься, учти. Или наркоманкой станешь. Или просто фригидной, тоже радости мало. Вон, с подружки пример бери. – Аля поняла, что он говорит о Нельке. – Четко знает, чего хочет. И самой жить легко, и на других производит прекрасное впечатление. Кому приятно, когда чужими проблемами грузят? Своих хватает… А тем более твои проблемы – говорить даже смешно! Тебе бы радоваться, а ты ходишь с кислой миной, аж оскомина от тебя в постели.
Только что ей было стыдно – и вдруг она почувствовала, что стыд ее исчез без следа!
«С чего это я радоваться должна? – с неожиданным раздражением подумала она. – С того, что все мне завидуют? Да я сама себе не завидую, какое мне дело до других! А что ему можно объяснить, когда он заранее все знает?»
Она едва сдержалась, чтобы не высказать все это вслух.
– Я тебе серьезно советую: присмотрись к Нельке, – продолжал Илья. – Вот бы кого раскручивать, будь у нее хоть маленький талантишко.
– Ну и раскручивай, – пожала плечами Аля. – Кто тебе не дает?
– Так ведь нет талантишка! – засмеялся он. – Ладно, чижик, хватит, не обижайся. Я для твоей же пользы. Надо нервишки держать в руках, а то так понесет – не удержишься. Венька вон…
Упоминание о Веньке действовало, как ведро холодной воды. Что можно было возразить?
– И правда, глупости, – вздохнула Аля. – Сижу дома целыми днями, вот и лезет в голову всякое.
– Мало я тебя, что ли, везде вожу? – обиделся Илья. – Уж кто бы жаловался!
– Да я не жалуюсь. – Аля наконец прижалась к его плечу, поцеловала в мягкие душистые усы. – Я тебя люблю…
– Ну так и надо кончать по-человечески, – улыбнулся он в темноте, целуя ее в ответ. – Вот женщина-загадка: удовольствие получить – и то тебя надо уговаривать!
Конечно, она его любила, несмотря даже на вспышки раздражения; хоть в этом не приходилось сомневаться.
Как Нелька была единственным напоминанием о прошлой жизни, счастливой и легкой, так Илья был единственной опорой в жизни нынешней.
«Еще бы в тоску не впасть! – думала Аля, просыпаясь поздним утром или даже днем. – Целыми днями дома, так кто хочешь с ума сойдет, даже Нелька».
Сначала она удивлялась, как это Илья может просыпаться рано утром и идти на работу, когда она еще десятый сон досматривает.
– А у меня организм такой, – объяснил он. – Могу спать не больше шести часов и прекрасно себя при этом чувствовать.
Ну, а у Али организм был другой, и просыпалась она не раньше двенадцати. Ей и в голову не приходило, что он мог бы потребовать, чтобы она вставала, провожая его на работу, подавала завтрак. Илья был на редкость непритязателен, на завтрак всему предпочитал мюсли или творог, и даже обыкновенные сырники считал кулинарным излишеством.
Он вообще был отличным партнером, просто во всех отношениях. Быть чем-то недовольной значило быть сумасшедшей.
Иногда заглядывала днем Бася Львовна: поболтать по-соседски, как она говорила, – то есть выспросить что-нибудь об Алиной семье или обсудить Мишенькину змею-невестку, которая тому лет пятнадцать безвыездно жила в Израиле. Или обругать самого Мишеньку, которому уже за то памятник можно было ставить, что он терпел свою неугомонную жену, матерившуюся в семьдесят лет не хуже портового грузчика.
Бася только рукой махнула, когда Аля сказала, что считала ее актрисой МХАТа.
– Да ты что, детка, какой там МХАТ! Разве по мне не видно? Хоть я, конечно, не хуже артистки сыграла бы при случае… Нет, я адвокатом всю жизнь проработала, сорок пять лет – шутка ли!
