На веки вечные - Андерсон Кэтрин (книга бесплатный формат .txt) 📗
Хит. Огромный, больше всех. Кожа смуглая, как старинная медь. Волосы всегда нуждаются в расческе — растрепанные на ветру пряди падают на лоб. Глаза изменяют цвет в зависимости от настроения: то отливают сталью, когда он в гневе, то становятся ясно-голубыми, когда смеется.
Вечность — это вспоминать прикосновения его рук, какое от них исходило успокаивающее тепло и как они были нежны, несмотря на свою силу.
Вечность — это представлять, как Хит держал ее за плечо, и горевать о том, как легко пошатнулась ее вера в него. Вечность — это чувство вины, потому что Хит где-то там, в темноте, может быть, умирает за нес. И даже если выживет, как бы она ни была благодарна Хиту, все равно какая-то частичка души не перестанет его бояться.
Вечность — это ненавидеть себя из-за того, что сознаешь, как была не права. Ужасно не права. Превратилась в какую-то ненормальную женщину, полностью подвластную чувствам — и хорошим, и темным, злым. Знать: как теперь ни старайся, все равно не освободиться от жутких воспоминаний и не преодолеть беспричинные теперь страхи.
Вечность — это лежать сейчас на полу, пока не расплющишь грудь и не переломаешь ребра. Когда слезы заливают глаза и губы беззвучно шепчут молитвы: за дочь, за себя и за того человека, чья жизнь неразрывно связана с твоей. Просить у Господа его защитить и надрывать сердце при мысли, что Хит ранен или убит, и какой-то частью сознания понимать: хочешь или нет, но ты безнадежно в него влюблена.
И наконец, вечность — это внезапно услышать, что наступила тишина и нет больше никаких выстрелов, и видеть, что пугающая, чернее черноты темнота еще плотнее обступила тебя со всех сторон.
Мередит подняла голову и, затаив дыхание, прислушалась. Но различила только посвистывание ночного ветра в кронах высоких сосен и пихт да поскрипывание покачивающихся могучих стволов.
— Мама, — прошептала Сэмми. — Где Хит?
Мередит вытянула шею и выглянула в окно. Фары седана по ту сторону дороги погасли. Но эту кромешную тьму, движущуюся, шуршащую, наполняли черные тени и, казалось, все разом двигались к машине, если в них вглядываться.
Она услышала хруст гравия и снова вжалась в консоль. Руки и ноги обмякли. Голиаф заскулил и зарычал.
— Тихо, — приказала Мередит.
Снова шаги. Кто-то приближался к джипу. Весь вопрос в том — кто? Она изогнула шею и с таким напряжением всматривалась в темноту, что саднящие глаза чуть не вылезли из орбит. В висках громко и ритмично стучала кровь.
От несправедливости и ужаса всего происходящего хотелось кричать. Хит ушел и погиб за них. А это возвращаются люди Глена. И нельзя бежать — в наручниках Сэмми не понесешь. Оставалось ждать смерти, сознавая, что крошечная дочь окажется у Глена и пожалеет, что не погибла с матерью. Если малышка выдержит годы издевательств, то вырастет таким же психом и садистом, как ее отец.
В окне показался огромный силуэт, щелкнул замок дверцы. В образовавшуюся щель хлынул поток прохладного воздуха, и Мередит сжалась, ожидая ливня свинца. Страх сковал все тело.
— Вы здесь в порядке? — Низкий мужской голос заглушил все на свете. — Мередит!
Огромные руки судорожно ощупывали ее. А она не могла произнести ни единого слова, только, как выброшенная на берег рыба, судорожно разевала рот.
Хит! Он не умер. Он здесь, рядом.
— Вас не задело? Эти мерзавцы вас не ранили?
— Ничего… я в порядке.
Шериф выпустил ее из рук, как горячую картофелину, и нырнул в зияющий промежуток между сиденьями.
— Сэмми? — Он оттолкнул Голиафа с такой силой, что пес врезался в виниловую обивку стенки, и поднял девочку с такой легкостью, будто это была тряпичная кукла. — Как ты, малышка?
— Хит?
Мередит сидела и смотрела, как он опустился на водительское место и прижал Сэмми к груди. Не говорил ни слова, молчал и обнимал ребенка. Он дышал хрипло, прерывисто, тяжело.
Через несколько секунд Хит осторожно посадил Сэмми назад и вышел из машины. Его силуэт терялся в темноте, когда он взад и вперед ходил вдоль дороги. «Не хочет, чтобы его сейчас видели, — догадалась Мередит. — Разнервничался, думал, что нас ранило, и теперь пытается прийти в себя».
Когда он наконец вернулся к джипу, то казался спокойным. Мередит только позавидовала: как бы ей хотелось тоже расслабиться и не высматривать во мраке бандита с автоматом, ствол которого вот-вот озарится оранжевым пламенем.
— Вы в порядке? — наконец выговорила она.
— В полном. Ни одной царапины.
— Что… что там произошло?
Хит просунул руку между спинкой сиденья и дверцей, потрепал собаку по холке и взбил волосы девочке.
— Ну что, малышка? Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Только испугалась.
— Я тоже. Но теперь все в порядке.
Только и всего? Теперь все в порядке?
— Сколько… их было?
— Трое, — тихо ответил Хит. — Господи, как я хочу сигарету!
Сигарету? Мередит не знала, что он курит.
— Трое… И они все…
— Все в порядке. — И бросил взгляд на Сэмми, словно предупреждая, чтобы Мередит выбирала слова.
Она оглянулась — темнота по-прежнему таила угрозу.
— Вы уверены… Я хотела спросить, вы уверены, что больше никто…
— Да. — Хит издал звук, отдаленно напоминавший смешок, но это был вовсе не смех. — Я прошел и все проверил.
Он говорил настолько уверенно, что Мередит перестала следить, не приближаются ли к ним неясные тени. Ссрдце-биение замедлилось, но руки и ноги налились еще большей тяжестью.
Хит обошел «бронко» и открыл пассажирскую дверцу. Мередит ощутила его руки на запястьях, и в следующую секунду наручников уже не было. Кисти болели и в то же время потеряли чувствительность, руки болтались, как деревяшки. Морщась, она принялась сгибать и разгибать пальцы.
— Спасибо.
— Не за что. Лучше поздно, чем никогда. — Он порылся в бардачке, и через секунду в темноте вспыхнул крохотный огонек. — Извините. После такой передряги мне необходима сигарета.
Это напомнило Мередит об отце и его трубке. Вечность назад она так любила садиться у очага напротив него и смотреть, как дымок из трубки поднимается и вьется, точно венком осеняя его седую голову.
Она уперлась о сиденье руками и приподнялась, стараясь распрямить затекшие ноги. Боль в коленях и запястьях стала утихать. А шериф затягивался сигаретой: оранжевый огонек озарил его смуглое чеканное лицо. Он выдохнул дым и сухо произнес:
— Вместо того чтобы бежать в кусты. Не слишком по-мужски, но ничего не поделаешь.
Мередит вгляделась в его лицо, не понимая, что он имел в виду. Потом сообразила, что Хита, должно быть, тошнило. И снова посмотрела в окно — какие ужасы таила тьма за стеклом. Он застрелил троих. А потом подошел и проверил, точно ли все убиты. Смотрел на них, дотрагивался.
И теперь заявляет, что ведет себя не очень по-мужски? Вышел против троих с охотничьим ружьем и полицейским пистолетом. В такой ситуации не испугаться способен только очень глупый человек, а Хита глупым не назовешь. Он не из тех, кто демонстративно играет бицепсами и подставляет лоб под пулю. Но когда потребовалось, не отступил, рисковал своей жизнью.
Хит выбросил сигарету и растер сапогом окурок.
— Надо обо всем сообщить. Мастерс вызывает третьего. Ответьте.
Почти тотчас же в эфире возник мужской голос:
— Босс? Я пытался связаться. Слава Богу, что ты меня вызвал. Здесь такое творится — мы на ушах стоим!
Хит покосился на Мередит.
— Что ты имеешь в виду, Чарли? Прием.
— Федералы наступают на пятки. А у тебя в кабинете трое из окружной комиссии дымятся от злости.
— Федералы? Ты о чем?
— О ФБР! Понятия не имею, откуда они прознали. Мы никому не сообщали. Но они в курсе! Дело дрянь. Отсюда звонил один человек — ты знаешь кто. И вдруг нежданно-негаданно нам на голову валятся федералы и хотят забрать твою подружку. Прием.
В свете приборов было заметно, как окаменело смуглое лицо Хита.
— Значит, у этого стервеца и агенты ФБР в кармане.
