Актриса - Боумен Салли (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Не дрейфь, милый, — подбадривала негритяночка, — разве твоя мамочка никогда не угощала тебя сандвичами с шоколадом?
— У тех сандвичей был несколько другой вкус, — ответил Льюис, тиская сразу обеих.
От их подначек он, помнится, страшно возбудился; девицы лизались и ерзали, наставив ему засосов, а у него перед глазами было, как ни странно, ошеломленное мамино лицо. Он был ненасытен, неутомимо качаясь меж услужливых бедер, будто тысячу лет копил вожделение. «Ну и силен же ты, парень, — сказала тогда черненькая, — только свистни, я согласна и так, без денег…»
Больше он с ней не виделся. Он напрочь забыл, как она выглядела, но помнил, как ему было приятно; совокупляясь с ней, он словно мстил кому-то. И слова ее он тоже, конечно, помнил.
Льюис встряхнул головой. Наконец-то можно было получить два бокала теплого шампанского.
Странно все-таки, удивлялся он, лиц не помню, а что говорили, помню.
Между тем часы показывали уже без пятнадцати одиннадцать, и он поспешил подняться к священному алтарю, то бишь в облюбованную им ванную. Льюису и раньше доводилось заниматься любовью в ванной, чего, вероятно, не случалось с его партнершей. Он сумел влить в нее достаточно шампанского, так что она шла за ним, почти не артачась. Однако, только он запер дверь, девица забеспокоилась. Потянувшись к ней, он тупо подумал: «У меня в запасе всего пятнадцать минут». Пока он ее целовал, все шло гладко. Целуя, он тщательно обследовал шифоновое платье — никаких лазеек.
Декольте было обнадеживающе низким, зато имелся непроницаемый корсаж. Льюис произвел предварительную разведку, и ладонь его уткнулась в броню из китового уса. Юбка касалась пола. Льюису удалось задрать ее до колена и проникнуть внутрь. Он нащупал круглую ляжку и край нейлонового чулка. Так, спокойно, металлический замочек чулочной резинки. Поцелуи его стали еще горячее, а рука поднялась чуть выше. На ней небось этот проклятый тугой пояс, никакой любви не захочешь. Льюису приходилось извлекать девиц из такого пояса, задача не из легких. Он оставил в покое ее подол, решив сосредоточиться на грудях, соблазнительно приподнятых корсажем — нахохлились под его ладонями, точно голубки.
Льюис отнюдь не сгорал от страсти. В глубине души он знал, что ему вовсе не так уж хочется выделывать эти трюки, но раз он затеял эту историю, надо довести ее до конца. Одиннадцать часов. Еще минута — и встанет, внушал он себе. Он снова принялся оглоушивать ее поцелуями, и она наконец-то раскраснелась и задышала чаще; он решился незаметно передвинуть руку внутрь декольте.
Но девица была начеку и, оскорбленно фыркнув, отбросила его ладонь.
— Грязный америкашка. Ты соображаешь, что делаешь?
Гордо отступив назад, она вздернула свой длинный английский носик.
Льюис пожал плечами и сунул руки в карманы.
— Ты же пошла со мной. — Он с наглой ленцой улыбнулся. — И увидела, что я запираю дверь. Так что же тебя не устраивает?
Он тоже хватанул приличную дозу шампанского, вполне достаточную для столь веских доводов. Но девицу они почему-то не убедили. Она смерила Льюиса испепеляющим взглядом.
— Неужто ты воображаешь, — ее слегка покачивало от хмеля, — неужели ты воображаешь, что я подарю свою девственность какому-то америкашке в ванной?
— Ну и что же тебя не устраивает? Моя национальность или помещение?
Она собиралась еще раз пронзить его гневным взглядом, но оттаяла и рассмеялась.
— У тебя железные нервы, Льюис. Честное слово. Льюис прикидывал дальнейший план действий.
Очевидно одно: сколько бы он ни старался, сегодня он может рассчитывать только на отпор, и очень энергичный, такие вот дела. Ему дозволено ухаживать, дозволено целовать. А больше ни-ни. Перспектива не слишком заманчивая.
Их взгляды встретились. А славненькая, она нравилась Льюису, он честно ухаживал за ней целых две недели. Он вздохнул. Хмель и досада развязали ему язык.
— Почему бы не попробовать? — пытался убедить он. — В конце концов, неужели девственность такая невероятная ценность?
К его приятному удивлению, вопрос ее не шокировал; он догадывался, что она и сама себе не раз им задавалась. Сдвинув брови, она старательно обдумывала ответ.
— Не знаю, что тебе сказать. — Она помолчала. — Наверно, я согласилась бы, если бы ты любил меня.
— Вот умница, просто грандиозно. — Он вдруг почувствовал страшную усталость и прислонился к стене. — Может, еще поженимся или хотя бы обручимся?
Она расхохоталась.
— Не валяй дурака. Это наши мамы забивали себе голову всякими глупостями.
— Отлично. Стало быть, ты человек прогрессивный. В известной степени.
— Ну слушай. Если бы я любила тебя — тогда другое дело, — великодушно утешила она. — И еще если бы не боялась влипнуть, мало ли что… — она слегка покраснела. — Но ведь я не люблю тебя, и ты меня не любишь. А просто так я не хочу.
— С тобой все ясно. — Льюис вздохнул. — Звучит убедительно. От и до. — Он оторвался от стены. — Ну а если просто так, неужели не интересно?
— Нет, Льюис, — она снова рассмеялась, — просто так не надо.
— Любовь, говоришь, нужна, а?
— В ней-то и загвоздка, — сказала она совершенно серьезно. — Когда любовь, все это выглядит совсем по-другому.
— По-другому? Неужели? — Он был еще пьян, но потихоньку хмель улетучивался, и он вдруг начал вникать в смысл их разговора. Он торжественно кивнул. — Тогда и воспринимается все по-другому? — задумчиво спросил он. — Ну а если… если мы… или я… в общем, если кто-то из нас…
— Это мое мнение, — сказала она не очень уверенно. — А ты как думаешь?
— Не знаю, — Льюис вздохнул. — Никогда не влюблялся.
Девушка недоверчиво на него взглянула.
— Ты сказал, что тебе двадцать пять лет?
— Ну и что из этого?
— Льюис, ты гнусный соблазнитель, — выпалила она, устремляясь к двери.
— Ну какой из меня соблазнитель, — вяло отбивался он. Туман в голове рассеивался все больше, и настроение вдруг стало просто замечательным.
— Не отпирайся. Только гнусный соблазнитель мог додуматься до ванной.
И вдруг он понял, что девица-то права, как же он раньше не догадался! И тут же завопил:
— Ты права! Ты абсолютно права! — Он решительно отпер дверь.
— Льюис, ты пьян, — строго сказала она, но, не выдержав, улыбнулась:
— Так и быть, я тебя прощаю.
Шурша шифоном, она выскользнула из ванной комнаты, а он вдумывался в их разговор. Со стороны лестницы сюда доносились звуки «Венского вальса». Как чудесна была эта музыка и как чудесно, что он понял целительную силу любви и готов ждать ее, — оба чуда слились воедино.
Он взглянул на часы. Одиннадцать. И тут до него дошло. Он же любит Хелен! Ясно как день. Вот почему он сам не свой которую неделю, вот почему не находит себе места. И как он не додумался, не понял самого главного.
Потрясающе! Он любит ее! А он-то раскис: все у него плохо. Наоборот — все замечательно.
На середине лестницы Льюис остановился. Отсюда хорошо было видно танцующих. Он залюбовался: платья дам мерцали точно драгоценности или, напротив, были воздушны и нежны словно цветы, тускло-серебряные, золотистые, желтые, как лепестки нарциссов, алые, черные, светящиеся лунной голубизной, багряно-розовые… развевались длинные юбки и фрачные фалды — кавалеры с важным и решительным видом кружили дам. Казалось, они парят, не касаясь пола, — точно звезды или планеты, величественные, прекрасные.
Одевшись, он вынырнул из уютного светлого тепла на Беркли-сквер, холодную, слабо освещенную, по-ночному пустую. Он понял: ему было дано откровение. Он жаждал подвигов. Например, пройти несколько миль пешком, что он и совершил: по Пиккадилли, мимо еще более темного Грин-парка, через Найтбридж, потом на юг, к реке. Ноги его в вечерних, на тонкой подошве туфлях совершенно закоченели, но он этого не замечал. Как, впрочем, не замечал, куда они несут его. Ну да, ну перебрал немного.
Льюис лукавил и знал, что лукавит. Совсем не от шампанского — превосходного «Боллинджера» — у него кружилась голова и замирало сердце, имелась куда более веская причина. Бешено вертящийся калейдоскоп его жизни наконец остановился: все кусочки, все самые мелкие бессмысленные осколки соединились, волшебно преобразившись в дивной красоты узор. Он не спеша вошел в дом. Было за полночь, и свет не горел. Льюис снял пальто, шарф, скинул мокрые туфли. В одних носках, стараясь не шуметь, поднялся по узким ступенькам наверх. Обмирая от счастья и ужаса, подергал дверь в спальню Хелен — незаперто…
