Русалка для интимных встреч - Тронина Татьяна Михайловна (список книг txt) 📗
Анну Михайловну это очень возбудило, и она с вожделением и завистью произнесла:
— Хочу! Очень хочу, Клавочка! Что, прямо бразильский?
— «Касике».
— «Касике», какая прелесть!
— Шесть рублей банка. То есть сто граммов — шесть рублей.
— Они совсем озверели! — с негодованием произнесла Анна Михайловна. Кто «они», Вале было непонятно. Вернее, понятно — правительство, чиновники и прочие люди, которые закупали товары для страны, но почему нельзя было назвать конкретные фамилии?
По дому разнесся запах крепкого кофе — очень приятный, бодрящий… Валя любила этот запах, а сам напиток — нет. Кофе казался ей горьким. Запах и вкус — обманчивые обещания…
Валя перевернулась на другой бок и попыталась снова уснуть, но разговор за стенкой продолжал навязчиво лезть в уши.
— Вот интересно, а сколько там получают врачи? Я потому спрашиваю, Клава, что на те сто сорок рублей, которые мне платят, прожить совершенно невозможно. Сейчас вот дали отпускные — и крутись до конца лета, как хочешь. Если бы не дача…
Я тебе сейчас скажу, Анечка… Я недавно газету читала, и там прямым текстом было написано, что врач «Скорой помощи» в Америке получает двадцать пять тысяч долларов в год. А сосудистый хирург — сто двадцать пять. Тысяч долларов, разумеется. Тоже в год…
— Ну, значит, я, как терапевт, стоила бы там тысяч тридцать-сорок… Ладно, пусть даже тридцать, — с удовлетворением произнесла Анна Михайловна. — Это что же выходит — если в год тридцать тысяч, то в месяц…
— Тридцать на двенадцать — две с половиной тысячи долларов, — быстро подсказала Клавдия Петровна.
— А если пересчитать на рубли? — ошеломленно воскликнула ее подруга. — Сколько там курс? Один к четырем, один к шести?..
— Один к четырем — десять тысяч рублей, один к шести — пятнадцать.
— Пятнадцать тысяч… — Анна Михайловна поперхнулась кофе и закашлялась. — Ой, не могу… Пятнадцать тысяч! Нет, Клавочка, мы с тобой что-то напутали…
— Да ничего мы не напутали, я, слава богу, умею считать!
— Нет, точно напутали, потому что такого не может быть, чтобы врач получал в месяц пятнадцать тысяч рублей!
— Воля твоя, можешь мне не верить, но мы все правильно посчитали… — Голос матери приблизился к двери: — Валя, вставай там, сколько можно спать!
После завтрака Валя тщетно ждала, что вот-вот должно произойти что-то необыкновенное — появится Иван, и они опять, вчетвером, куда-нибудь поедут… Но утро было скучным, жарким, Лида отправилась в автолавку — а это надолго, — и, судя по всему, в ближайшее время никаких чудесных событий не должно было произойти.
— Прогуляемся, Валя? — предложил Арсений Никитич, спускаясь с крыльца. Да, палочка была ему явно ни к чему.
— Куда? — спросила она.
— Да куда хочешь…
Солнце припекало. Валя надела на голову широкую соломенную шляпу и сбежала вслед за дедом по ступеням.
— Пошли вон в ту сторону, — строго произнесла она. — Дед, нам надо именно в ту сторону!
— Ну надо так надо… Только не беги так, пожалуйста, я совершенно за тобой не успеваю.
Валю тянуло к тому месту, где они вчера были — словно там можно было поймать вчерашнее счастливое настроение. Солнце светило сквозь листву, вдоль дороги летали бабочки.
Дорога не показалась долгой. У пруда никого не было, стояла полная, абсолютная тишина — даже птиц не было слышно. И вчерашнего счастья (это вдруг стало очевидно) найти здесь было уже нельзя.
— Красиво здесь, — произнес Арсений Никитич, вытирая белоснежным платком вспотевшую круглую голову без единого волоска. — Только вот беда…
— Чего?
— Ты видишь, вон, на поверхности?
— Ряска эта? — наклонилась вперед Валя.
— Да. Сине-зеленые водоросли. Это плохо. Они живучие и неистребимые. Что называется, ни в огне не горят, ни в воде не тонут: легко переносят, например, температуру в восемьдесят градусов.
— Ого! — засмеялась Валя. — Это же почти кипяток!
— Да, детка… Возможно, это объясняется тем, что они возникли в струях кипящих гейзеров — сине-зеленые водоросли не нуждаются в кислороде и легко переносят сернистые соединения. Исчадия ада, по сути.
— А чем они плохи? Ну подумаешь, водоросли какие-то… — спросила Валя и бросила в воду камешек. По зеленой поверхности у берега стали расходиться круги.
— Во-первых, вода становится непригодной для питья. Во-вторых… — вздохнул Арсений Никитич, упираясь палочкой в пологий берег, — цветение, то бишь эвтрофикация, болезнь не только водоема, но и человека. Сине-зеленые водоросли выделяют мощные токсины, так что кожные поражения и аллергические заболевания у тех, кто захотел искупаться в таком водоеме, — наиболее легкие неприятности. Более опасно наесться рыбы, которая в нем живет. Токсины концентрируются в ее тканях… И главное — бороться с этой дрянью очень трудно: сине-зеленые чрезвычайно живучи! Если хочешь искупаться, иди лучше на Иволгу.
— Нет, там вода пока еще холодная, — покачала головой Валя.
«Если Иван не зайдет, то я могу встретить его у реки. Скоро там весь дачный поселок будет, на берегу. Надо же, он запомнил, как угощал нас с Лидкой семечками… Боже мой, у меня же такой купальник старый! — вдруг обожгла ее мысль. — Был синий, а сейчас какой-то… неопределенный, серо-голубой стал. Хм, серо-голубой… но все-таки лучше, чем сине-зеленый!»
— Химией бы этот пруд какой-нибудь посыпать… — задумчиво пробормотала Валя.
— Ха, гербициды! Химия… — с азартом перебил Арсений Никитич. — Это не спасение. После гербицидов в воде тоже остаются токсины. Вымирает вся флора и фауна.
— Русалка, похоже, здесь давно подохла! — вздохнула Валя и подставила лицо солнцу. — Ой, как светит, прямо даже в носу щекотно!
— Какая еще русалка? — удивленно спросил Арсений Никитич, сбитый с толку.
— Здесь была русалка, — терпеливо объяснила ему Валя. — Женщина с хвостом. Но теперь, после твоих слов, я убеждена, что она давным-давно подохла. Я бы сказала — умерла, но ведь про животных и рыб говорят, что они подохли. Я права или нет?
— С филологической точки зрения, в общем, кажется, это верно, хотя… — растерянно забормотал Арсений Никитич. — Валя, какая русалка? — спохватился он. — Ты серьезно? Ты в это веришь? Ты, моя внучка? Да я, можно сказать, все реки и моря облазил и нигде никаких русалок с хвостами не встречал! И потом, ты же комсомолка…
