Бесконечная. Чужие (СИ) - Ренцен Фло (читаем книги бесплатно txt, fb2) 📗
Хотя сегодня – сверяюсь в «свет мой, зеркальце» ... ну... однозначно, бывало и хуже. Приблизительно в миллион раз.
Не задаюсь вопросом, откуда свежесть на лице и блеск в глазах, а губы словно подкачала, и отчего же волосы не висят этак противненько из серии «провал термозащиты». Во-первых, нету времени, во-вторых, ответ я знаю. И делаю видео-колл.
Франк нашел новое «старое» административное здание в Ост-Берлине, которое ЭфЭм с нашей помощью будет преобразовывать под торговый комплекс. Ради того, чтобы выиграть тендер, Франк пошел на хитрость: согласился оформить договор на снос еще до заключения контракта на строительство. Надо же покуда чем-то заниматься – будем, значит, сносить. Ломать – не строить.
Сейчас он рад стараться, что цепанул меня: пускается в пространные рассуждения: «...парковочные места – гараж-не-гараж – на хрен не надо... просто откупиться перед ведомством...» Становится понятно, что его уже давненько гложет разрешение этой дилеммы.
Наглодавшись вдоволь, Франк с полчаса рассказывает мне о том, что у его детей закрыли классы «из-за короны». Ждет рукоплесканий, потому что ему каким-то чудом удалось навесить их – детей – на жену, а самому вырваться в офис (сам он, впрочем, задолбанным не выглядит: загорелый, атлетичный – ему б рубашечку «поло» да клюшку для гольфа). И – нет, решительно, как хорошо, что снова сняли локдауны с кафе и ресторанов. И – возле Гей-Музея индус опять открылся, и была ли я уже, успела ли, докапывается он, посверкивающими глазами цвета «атлантик» да ослепляя отбеленным блеском зубов. Но какая досада, что мне уже так скоро нужно бежать в стройведомство. И конфи освобождать (в который раз ко мне всовывается голова очередной девочки-коллеги, чье лицо притворно-доброжелательно, но решительно намекает, что пора бы уж и честь знать). Frohes Schaffen. Хорошей работы.
Отдельных кабинетов у нас нет. Если мы логинимся, то где придется, если «созваниваемся» с клиентами через ВиКо, то в конфи, а по большому счету мотаемся где-то по объектам, заказчикам, подрядчикам, ведомствам. Точнее, мотались, потом мотание это на какое-то ковидное время затихло, чтобы теперь, с приходом послаблений возобновиться с новой силой.
- Рози, кофеек остался? – всовываюсь в секретарский закуток.
Пару дней назад у нас сломался автомат, а «этих чертей с ремонтом по нынешним временам фиг дождешься». Вот Рози и варит для всех фильтрованный, а мне неизменно сохраняет дозу, которой мне вечно не хватает. Сейчас принимаю ее внутрь, а сама иду по коридору.
Как я уже говорила, приткнуться мне особо некуда и для того, чтобы как следует отругать себя за утреннюю неосторожность, безбашенность и аморальность, приходится укрыться в туалете.
Мое приключение в коробке не просто не остыло во мне – кажется, разгорается только. Утихомирила бурю – разбудила вулкан. Ну, или, по крайней мере, зажгла аварийку.
- Ненормальная. Больная, - тихонько говорю самой себе в туалете. И взбудораженно улыбаюсь от того, как все холодеет внутри.
А потому что это – так, для протокола. Надо ж поругать, а то куда уж хуже. Неважно, что на деле я не думаю никуда бежать и добровольно закрываться в какой-нибудь подходящий диспансер, где таких, как я, лечат.
Самое интересное, что своей замечательной головой я все давно поняла, но эмоционально никакого ЧП не ощущаю. Наоборот – мне относительно спокойно.
К спокойствию этаким коронавирусным штришком добавляется еще один, составляя «плюс» – его щелчок, с каким он вернул меня к жизни, в которой, как теперь сама понимаю, я перестала было существовать и что-либо чувствовать.
«А возвращениьце-то» - думаю - «перманентно». Не соврал скайп – отражение мое мне и в зеркале нравится. Что ж, я не против, лишь бы не возвращаться в то дерьмо, в каком была еще сегодня утром, до него.
Вообще, теперь, когда вспышками припоминается наше с ним стихийное соединение, а за ним – такое же стихийное разъединение, образ его является мне преображенным.
А и ничего, подбадривает меня наша туалетная мозаика цвета «антрацит», играя под электрическим освещением разными сплавами хрусталя с металлом. Я же его больше не увижу – отчего не помечтать?..
И вот вместо взъерошенного, прокуренного, поддатого, помятого мужлана, матерщинника и женоненавистника, должно быть, с более, чем настораживающей историей болезни, в мой забывчивый мозг стучится некий неординарный мужчина-индивидуалист, импозантный и прекрасно сложенный (так ли? не разглядела), по-мужски немногословный, но решительный, спонтанный и... эм-м-м... потентный. Портрет сей выполнен в мужественном темно-сером, но кажется ярким именно в своей немногословной однотонности. Еще портрет сдержанно отмалчивается про его сверхспособности – да и какого черта? Кого не понесет, если партнерша в буквальном смысле предлагает себя для спаринга? Так что насчет свехспособностей – тут, как минимум, фифти-фифти.
Таким образом над диагнозом «больная и ненормальная» мой психологический настрой одерживает уверенную победу.
- Отвял Франк? – спрашивает Рози, когда, нагрезившись и «наругавшись» себя вдоволь, опять заглядываю к ней.
- Ненадолго, - пожимаю плечами я.
- Вредина, - спокойно замечает она. У нее насчет Франка собственное мнение.
Рози смотрит из окна на супер-удава Ку‘Дамм, змеящегося под нами сквозь джунгли из столичных флагшип-сторов, фешенебельных отелей и ресторанов, испещренных понизу бомжами и наркоманами.
Отреставрированную мемориальную церковь Гедехтнискирхе кайзера Вильгельма из-за сохраненных после Второй мировой войны разрушений зовут на берлинский манер «Дырявым Зубом». Вид Дырявого Зуба поодаль на фоне серого октябрьского неба побуждает Рози на неожиданное умозаключение:
- «Оксфорды» новые хочу. На платформе.
Я молча киваю, не спрашиваю, «а как это» – не слышу вообще, что она там хочет. Меня привлекает не Дырявый Зуб, а гексагон колокольни. Модерновый каземат постройки напоминает мне «мою» утреннюю коробку, по ногам начинает тянуть мнимым бетонным холодком, который норовит залезть под платье и даже под колготки. Колготки, как по команде, воскрешают в памяти все остальное.
Звонят с Гедехтнискирхе, и мы с Рози вздрагиваем на пару. Я – потому что мне через пятнадцать минут нужно быть в стройведомстве, она – потому что:
- Есть охота.
- Уже?
- Да. Пошли возьмем на вынос в Намасте.
- Некогда. Иди сама.
- Spielverderber. Обломщица, - недовольна Рози. – Ну, так от мороженого не откосишь. Заскакивай, сходим.
Отмороженного, думаю... да, не откосишь от него – где хочешь найдет.
***
Несмотря на погоду и время года, мы в ДольчеФреддо не одни такие потерпевшие.
- О-о-о, три-и ша-арика... – тянет Рози. – Катика, ты беременна?
- Нет вроде, - отгоняю довольно живое воспоминание о его способе предохраняться. – А что, только беременным три шарика можно? Захотелось.
- Хм-м. Тогда я себе тоже три возьму. Блин, худеть хотела.
- Тебе нельзя худеть – размер усохнет.
- Ра-аз-мер мой не у-усох-х-нет, - произносит Рози, растягивая слова.
Она скидывает полушубок и поводит плечиками, потряхивая попеременно то пружинисто-фитоняшной попой, то внушительным бюстом, который еле-еле приструняет одна из ее вязаных кофточек в обтяг, цвета «мальва». Эти телодвижения до того заводят пацанчика, помогающего баристе-мороженщику с тарелками, что он роняет тарелки. Одна из ложечек падает прямо под ноги Рози, на что та медленно наклоняется, поднимает ее с пола и подает полумертвому пацанчику.
- Полегче, мать, - давлюсь от смеха я. – Ему ж еще работать.
- Так, ты какое берё-ошь? – вальяжно тянет она.
- Рози, имидж – ничто. Я... мне, пожалуйста, апельсин с базиликом... двойное чоколато и... и... и... – уже хочу завершить чем-нибудь обязательно ягодно-фруктовым. В память впрыгивают колюче-жаркие, «взъерошенные» глаза опасно-серого цвета под угрожающе-янтарной лакировкой, стиснутые зубы и прерывистое дыхание. Чувствую, как между ног все сжимается, подрагивает, упрямо усмехаюсь и завершаю: - ...и малагу.
