Погребальная похоть - Блиденберг Саид (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Вообще всё, что происходит под воздействием таких вот препаратов – объяснить нашим человеческим языком просто невозможно. Это слишком грандиозно. Это нечто божественное.
С этими словами он положил на язык сначала одну бумажечку, а затем прямоугольник половинки от ещё одной. Обычно после поглощения стаффа он смотрел на часы, но в этот раз не удостоил вниманием даже конспиративный подсчёт. Он не помнил точно, но предположил, что до начала действия оставалось около часа, после чего хорошенько накурился. Вскоре банда заперла дом и отправилась гулять, пройдя по участку на выход ко второй, дальней калитке.
Отсюда путь вёл в простирающуюся зелёным морем поляну, где-то слева редевшую леском, а справа, будто на другом берегу, простирался вдалеке ещё один дачный посёлок. По заросшей тропе, на коей все трое поминутно сбивали с ног невидимых клещей, они вышли к другой, более широкой и хорошо уложенной, явно пользуемой тропе и направились куда-то вдаль поля. Юзернейм шел посредине, взяв их за руки, ощущая какое-то невозможное счастье. С каждым мгновением умозрительная реальность мира выгорала в предвечернем свете солнца – здесь было только поле, миллионы молодых растений, такое же количество различных насекомых и три образца постчеловеческих сущностей. Разговор особо не клеился, да и никому не был нужен, Кристи только интересовалась проявлением действия марихуаны. Света, в отличие от укуренного в слюньи Йуса, объясняла лаконично и доступно, серьёзно заинтересовав девушку – та объявила, что обязательно попробует, чему мужчина возликовал, смеялся и аплодировал, заразив обоих своим дурацким ржачем. Замолкнув, они обратили внимание, как вокруг было поразительно тихо.
Через некоторое время трио вышло к водоёму – очень крупному пруду. Здесь сотнями летали большие, размером с воробьёв, стрекозы, смело носясь мимо, будто вовсе не боясь людей. Йус даже испугался:
— О Дьявол, мне кажется, мы сейчас потревожим какое-то их гигантское гнездо.
— Не боись! У них нет гнёзд, они здесь просто встречаются. Их всегда здесь много. Я специально и повела сюда, здесь нет пляжа, и потому никого обычно не бывает.
Подойдя ближе, виделось, что на поверхности воды также плавают настоящие, большие, дикие утки; а вдалеке воду и песчаные берега заняли двуногие, дымящие шашлыками. В некотором отдалении лежало, в качестве скамьи, бревно предлагающее насладиться всё этим же видом, и компания присела ненадолго передохнуть. Спустя пару минут к краю пруда слетелись, видимо, спуганные ранее стрекозы, теперь кружащие и резко словно нападающие на берег, в самый стык воды и земли, в серию скоростных обратно-поступательных подлётов, делая кладку. Такой перфоманс в исполнении многих десятков особей выглядел умопомрачительно, и Юм умилённо сдержался, чтоб не закричать от восторга.
Далее путь их лежал в необъятную ширь, к разлившемуся золотом пшеничному полю. Завязывались неисчерпаемые беседы о жизни и смерти, отведённой человеку роли под этим высоким небом, природе реальности и многом другом. Среди прочего, Кристина вдруг затеяла интересный монолог:
— Я в юности вообще с другими нефорами не поддерживала контакта. Нас во всём колледже было три девушки и четыре парня, я ни с кем не была знакома, а вот они как-то кучковались. Я чувствовала ко всем ним, и другим, кого видела где-нибудь, такое чувство... Что-то типа ревности, такой своей культурной, душевной, готической ревности. Ну, тогда я именно готом себя мнила. Я не стремилась выглядеть или быть в чем-то лучше, но почему-то в чем-то чувствовала их соперниками. Так вот, вам знакома какая-то такая ревность, или это у меня шиза разыгралась?
Йус задумался и отвечал:
— Да, я понимаю, о чём ты. У меня тоже было. Это когда ты понимаешь, что любой профан, любая сучка – могут взять и накраситься, напялить всё чёрное, какбы вдруг подчеркнуть трауром свою временность, тленность.
— Ну типа, некоторые это ещё называют позерством.
— Да, такие вот совсем несвойственные, казалось бы, могут быть для кого-то проявления. Пусть даже тупо для фотосессии, например. А запросто. И нам праведно кажется – да кто они такие, какого чёрта? Ведь это я так чувствую, и я лучше это чувствую! Ан нет...
— Вот именно! Но почему же?
— Потому что со своей колокольни я могу их оправдать. А ты можешь и не оправдывать.
— И не буду. Но как же ты извинишь их?
— Наверняка, кстати, этот феномен ревности присущ и многим людям, исповедующим любые другие формы самовыражения, но! Только в нашей есть оправдание, я считаю. И оно заключается в том, что перед смертью мы все равны, и выражение траура или подчёркивание какой-то своей тёмной стороны – не есть претензия быть адептом чего-то там тёмного, даже если это похоже на то. Ну, я так считаю. Да, это тупо позерство, но это можно объяснить и простить. Ты можешь, конечно, не бояться смерти, знать наизусть культовые тексты, да хоть спать в гробу, и это всё сделает тебе честь. Но другие-то твари от осознания своей временности тоже никуда не денутся.
Кристи не стала спорить, хотя и чувствовала, что в чем-то он всё-таки неправ. Да и продолжить дискуссию Юзернейму было бы уже труднее – только сейчас он почувствовал сумеречное состояние, когда хочется упасть без сил, уткнуться носом в подушку, сжаться, расслабиться, забыться... Открыть глаза, закрыть, снова открыть и не заметить разницы. Так начинается суперреальность. Сейчас же он нёс свою божественную интоксикацию на уверенной поступи. Бессознательно, он выпустил волосы из хвоста и укрывался, умывался ими, силился улыбаться. Светочка хоть и поняла, но всё-таки спросила, начинается ли – и он кивал.
Небо посыпало алмазами, золотистая даль задвигалась в легкой пульсации, открытое пространство казалось поверхностью какой-то неизученной, заброшенной планеты, где только не было никакого упадка, а напротив, царила истинная гармония, здесь было всё идеально без человека! Превозмогая вход, Йус отпустил руки девушек и побежал, поскакал вперед, взмахивая руками – и вот, с золотистого горизонта сдернулась фрактальная пелена, усеивая его взгляд сверканием, улетающим внутрь, в его торжествующую душу. Позади раздавался прекрасный смех фемин. Он пытался делиться с ними впечатлениями, прекрасно понимая, конечно, краем мысли, что это невозможно; а потому обрывался на паре слов, что, впрочем, только веселило наблюдательниц. Скоро, впрочем, ощущая интенсивность и накатывающую, штурмующую, захватывающую силу – он перестал пытаться, снова взял девчат за руки и шел, старался ровно идти, предаваясь лихому наслаждению. Вопреки зрению ржаное поле оказалось всё же дальше, и прогулка к нему заняла явно больше часа, а то и около двух. Сама же плантация, утаив оптический обман, тянулась, блестевши под лучами заката, совсем далеко, и туда они не пошли. Какое-то время ему вообще трудно было различать, куда они, сцепленные руками, как единый организм, идут-бредут – его взор поглощала живая, играющая красота этого нетронутого уголка земли, концентрируясь и выделяя буйные кубометры антигравитационных фрактальных снежинок, хаотичным танцем окутывающих и питающих его.
Путь же их постепенно поднимался в не особенно заметный издали холм, и только его прекрасные спутницы с трезвым взглядом по мере приближения различили сперва короткую щетину, а затем всё более устремлённые вверх треуголки могильных крестов самой разной толщины и высоты, стоящие вольно и порознь через плиты одиноким скорбным батальоном. Юзернейм различил их оказавшись уже в непосредственной близости, метров за двадцать, и к своему удивлению не испугался. Слева ещё сияло бледно-синее западное небо, градиентно поглощаемое спадающей сверху темнотой, банда же двигалась севернее, где темнота уже окутывала и кормила визионера всеми цветами суперреальности. Надгробные декорации тянулись вверх и искажались, кресты превращались в какие-то причудливые руны; а дышащие, надувающиеся камни и плиты будто пытались что-то ненавязчиво и безуспешно сообщить. Краем уха он улавливал их многозначительные слова – энергетика, спокойствие, атмосфера, отдых, уют. А ноги шли, и безмятежный мирок рун и камней окружил их, Юзернейм испытывал восхитительный мрачный трепет, ощущая себя в безопасности, но среди какой-то огромной загадки, и он внезапно остановил их, схватил и крепко-крепко обнял. Светочка и Кристина хоть и удивились, но руки сразу же вытянули и сплелись в объятие нежное, дружеское, горячее. Это был очень торжественный момент и он наслаждался его сладкой бесконечностью. Отпустив девушек, Юм почувствовал себя таким-же прорастающим из земли элементом, символом, колоссом, как и всё вокруг! Сила действия обрела самый пик во всех смыслах, все смыслы летали в воздухе вокруг, среди сумерек и блаженной тишины, шума дыхания и сердцебиения его биологической установки, увенчанной глобальным, чистейшим сознанием. Казалось, он даже вырос на пару метров, и правда – открыв глаза он обнаружил, что смотрит поверх кладбища, словно маяк. Виды в лице тёмно-зеленых лугов, ржаного поля, далёкой стены леса на горизонте, водоёма и чернеющего леса ближе пульсировали, плавились и переливались радужно, они праздновали бытие как в его упоротом сознании, так и вне его. Тут же начал активироваться сильнейший эффект рыбьего глаза – крутанувшись ещё раз, и ещё, замерив всю панораму, Юзернейм ощутил, что все эти километры живой свободы и всё это строгое тихое место он впитал, вобрал в себя, легко скопировал и перекинул в какое-то безлимитное облачное хранилище, хотя это были такие-то масштабы! Не какие-нибудь три гигабайта порнухи. Тут он осознал кое-что, и спешно, переводя дыхание и улавливая за хвостики уносящиеся мысли, докладывал:
