Комната с видом на звезды (СИ) - Шиндлер Марина (читать книги полностью .txt) 📗

Кроме этих слов в моем голое прозвучало что-то такое, отчего Борис не смог отмахнуться. Детская радость, искренняя и беспечная. И он почувствовал ее. Оттого Артемьев не смог ответить что-то ироничное, хоть в его способностях острить я не сомневалась.

— А что случилось потом? — задал он вопрос. Похоже, он ожидал истории с грустным концом, но пришлось разочаровать его.

— Да ничего, — пожала я плечами. — Просто велики уже не актуальны, и я слишком ленивая, чтобы выползать куда-то. Поэтому мы с отцом играем в нарды.

Только теперь Борис понял меня. Я пытались не разжалобить его, но показать, что можно жить иначе.

— У меня слишком много работы, — упрямо бросил он.

— Как и у моего отца, — согласилась я. — Как и у всех других людей. Это же просто отговорки, они ничего не значат.

Борис какое-то время молчал. Может, он придумывал новую идиотскую шутку, или просто не хотел начинать спор.

— Ладно, признаюсь, ты раздражаешь меня чуть меньше, — почему-то сказал он и отключил сигнализацию на своем автомобиле. — Тебя подвезти?

— Нет, спасибо, — отказалась я. — Ездить в машине с опасными незнакомцами моветон.

Борис захохотал.

— А доставать незнакомцев, это как? — поинтересовался он. Его рука пыталась отдать мне зонт, но я кивком головы отказалась. Тогда он свернул его и открыл дверцу.

— У нас свободная страна, достаю кого хочу, — заявила я.

— Твоя жизненная позиция впечатляет, — улыбнулся Борис из салона. — Впиши это в свое резюме. Креза ведь потребовал у тебя резюме? Иначе инспекторы вернутся и проверят.

Я улыбнулась, глядя в сторону, туда, где над линией горизонта виднелась светлая полоса синего неба. Там не было дождя, ветер пригнал его к нам.

— Что поделать! — проговорила я. — В конце концов, их заключения не самое главное в жизни.

— А что главное? — заинтересовано спросил Борис, и его глаза чуть прищурились. — Семья, которая тебя ненавидит, потому что ты слишком сильно старался для них?

Я услышала в его голосе досаду и злость. Но так злится старик. Он уже ничего не может сделать, да и не хочет. Просто повторяет то, что не дает ему покоя.

— Главное это настоящий момент, — негромко сказала я, обращаясь к старику внутри Бориса. — И то, как ты его проживаешь. Нужно быть счастливым здесь и сейчас.

Артемьев ничего не ответил мне. Какое-то время он смотрел себе под ноги, а потом захлопнул дверцу. Мне почудилось, что Борис улыбнулся, но я видела это сквозь отсвечивающее стекло, поэтому не могу ничего утверждать. В следующую секунду он уехал.

***

В день похорон Вари вновь стояла чудесная погода, почти в точности повторяющая момент смерти женщины. У гроба стояли не только мы с бабушкой. Приехал отец Андрея и Лидия, в которой уже нельзя было угадать сходства с сестрой, а тем более, с той девочкой на фотографии. Их встреча с бабушкой была теплой от радости и влажной от нахлынувших слез. Я заметила, как не хватало им друг друга, и, хоть письма поддерживали меж ними связь долгие годы, они не могли заменить настоящей встречи. Вскоре к ним подошел Юрий Витальевич, которого Лидия узнала не сразу. Не хватало только Кормышова.

Я все еще носила в рюкзаке тот синий блокнот, в котором Варя писала свою трагическую историю. Почерк на его страницах менялся в зависимости от состояния Вари. Порой он тихими, укрощенными буквами строился вдоль линейки. А иногда срывался, точно сердечный ритм, и прыгал по листу, теряя здравый смысл и привычные очертания. Почти до рассвета я отважно пробиралась сквозь эти письмена. Их смысл не сильно разнился с тем, что мне удалось узнать самой, но было приятно ощущать в этом блокноте частицу человеческой души. Написав слово чернилами, мы даем ему силу, которую не может забрать смерть. Я достала дневник Вари и подумала, что будет правильно отдать его отцу Андрея. Он первый, кого коснулся этот обман. Пусть прочтет правду и знает, что его мать ни в чем не виновата, и все, что сейчас обрушилось на него, лишь следствие чудовищной болезни разума.

— Это принадлежало ей, — проговорила я, не осмеливаясь назвать Варю матерью этого человека. — Возьмите.

Андрей в этот момент подошел к отцу и вопросительно взглянул на нас.

— Не думаю, что я имею отношение к этому, — сказал отец Андрея. — Может, ты возьмешь?

Он кивнул сыну.

— Дневник твоей бабушки, — пояснила я. Сажнев какое-то время смотрел на него, на мою протянутую руку, а потом покачал головой.

— Извини, Кристин, — пробормотал он. — Я тоже не могу…

— Спасибо, — отец Андрея слабо улыбнулся мне. По его лицу было видно, что он еще не до конца осознал все произошедшее. Еще не до конца понимал, что его настоящая мать умерла. Я не могла осуждать его. Он не знал матери, она была для него чужим человеком. Не смея настаивать, я отошла от них. Почему-то никому здесь не было дела до этого блокнота. Он лежал в моих ладонях почти невесомой ношей и будто спрашивал, что я буду делать с ним.

Как поступить правильно? Может, положить его в гроб вместе с той, кто написал эти строки? У меня еще оставалось на это время, но что-то остановило меня. Я снова убрала блокнот в сумку. Эта не только история Вари. Она еще и моя. Я сохраню ее и, когда кто-то спросит меня, — Андрей или его отец, — что же на самом деле случилось много лет назад в подсобке института, мне будет, что показать.

Я вышла на улицу. К вечеру похолодало, но ослепительно сияло закатное солнце, напоминая весенние дни. Максим стоял чуть поодаль морга, и я подошла к нему.

— Мрачное зрелище, — проговорил он, и я согласилась. Похороны всегда навевают тоску, но смерть Вари особенно задела меня.

— Мне жаль, что так случилось, — сказала я. — Хоть мы и не знали ее. Это странно?

— Нет, почему же, — грустно усмехнулся Давыдов. — Помнишь, как у Хемингуэя? Колокол всегда звонит по тебе.

— Ты прав, — кивнула я. — Представляю, какого сейчас отцу Андрея. Он узнал, что вся его жизнь сплошная подделка. Это нелегко…

— Еще бы, — негромко сказал Максим. — Но по-настоящему нелегко будет нам, когда мы вернемся на учебу и погрузимся в дивный мир отработок.

Я улыбнулась и стлала думать, как можно избежать суровых наказаний преподавателей.

— Слушай, ну ладно там я, салага, а ты ведь уже на четвёртом курсе. Разве у тебя нет подвязок?

— Если подвязка с Юрием Витальевичем и этой историей не считается, то я в зоне риска, — сообщил Давыдов. — Я же не могу прикинуться хорошенькой девчушкой, которая безумно старается и ловит каждое слово препода.

— На что это ты намекаешь? — поинтересовалась я.

— А то я не знаю ваше женское пособие о том, как произвести впечатление на мужчину, прикинувшись милой дурочкой, — заявил Максим.

— У нас анатомию будет принимать сам Одинцов, — напомнила я. — Он слишком умен, и милая дурочка его не проймет.

— Тоже верно, — Давыдов не мог отрицать, что такого человека, как Константин Александрович, обмануть непросто. К этому времени из морга стали выходить другие люди. Я видела, как рядом с бабушкой шел Юрий Витальевич и Лидия, и они говорили о чем-то.

— Афанасьев так и крутится около твоей бабушки, — Максим тоже заметил это.

— Они же учились вместе, да и вся эта история…

— Дело вряд ли только в воспоминаниях, — улыбнулся Давыдов. — Так бывает, когда дружишь с девушкой слишком долго.

Смущенная улыбка тронула мои губы. Пока я делала вид, что смотрю на проходящих мимо людей, из морга вышел незнакомый мужчина. На вид ему было чуть больше пятидесяти. Он с серьёзным лицом шел рядом с отцом Андрея и что-то спрашивал у него. Потом, пожав ему руку, он удалился. Я расслышала обрывки его последних слов, — «соболезную вашей потере». На пальце у мужчины поблескивало особенное кольцо. Серебряное, с матовым зеленым камнем. На нем еще виднелся какой-то символ, но я не смогла разглядеть его. Проследив за ним взглядом, я увидела, что мужчина сел в темную иномарку, припаркованную у дороги, и уехал.

Я повернулась к Максиму и поняла, что его мысли заняты тем же незнакомцем. Давыдов оторвал взгляд от того места, где только что стояла его машину, и посмотрел на меня.