Портрет второй жены (Единственная женщина) - Берсенева Анна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
И он вглядывался в ее глаза, тонул в их прозрачной глубине и не мог оторваться от них. И при чем здесь было наблюдение, к чему было обманывать себя выдуманными причинами?
Он любил ее так, что темнело в глазах, когда разрешал себе думать об этом. Вернее, он не разрешал, но мысли о ней все-таки пробивали броню запрета. Но если бы Сергей спросил себя, способен ли реализовать свою любовь к Лизе – той ценой, которую надо было бы за это заплатить, – он не думал бы ни секунды.
Впрочем, он и не спрашивал себя об этом. Может быть, его выбор был сделан в тот прозрачный осенний день, когда золотые листья медленно кружились в воздухе и падали на свежую могилу. А скорее всего, гораздо раньше – когда льдины громоздились друг на друга и неслись по просыпающейся реке…
Он особенно много работал теперь, но ему не приходилось выдумывать для себя дел – их всегда было много.
Сейчас он занимался Звонницким. Собственно, Псковитин уже понял, что деятельность этого человека явно направлена не только на процветание фирмы. Но он все-таки надеялся еще, что в результате проверки окажется, что Звонницкий всего лишь мелкий воришка, потихоньку приторговывающий незначительной информацией, что за ним никто не стоит и его попросту можно будет с треском выгнать. Впрочем, Псковитин проводил проверку не для того, чтобы получить заранее известный результат, и у него было достаточно мужества, чтобы встретить любое известие.
То, что Звонницкий принадлежал к группе специалистов-компьютерщиков, с которой Ратников был связан в начале своей работы через Сашу Неделина, – оказалось ложным следом. Те люди давно рассеялись по белу свету – впрочем, некоторые работали теперь и в Москве, вращались в довольно влиятельных кругах. Но к деятельности «Мегаполиса» никто из них, кажется, не мог питать интереса.
Но кому же все-таки передавал он информацию – вот что волновало Псковитина. А то, что информация уходит, больше не составляло для него тайны, важно было только понять, в каких масштабах, – и Сергей уже собирался поговорить об этом с Юрой. Одному ему было не разобраться в хитросплетении информационных потоков, в центре которых находился «Мегаполис-инвест».
В день четвергового концерта Псковитин как раз решил, что пришло время поговорить с Ратниковым. Он весь день просидел над бумагами, прослушал несколько оперативных записей, и настроение у него после этого было мерзкое.
Может быть, поэтому он не сразу заметил, как печальна сегодня Лиза, как измученно-тяжел Юрин взгляд. Сергей заглянул в его кабинет перед самым концертом.
– Идешь? – спросил он Ратникова.
Тот разговаривал по телефону и коротко кивнул Сергею, одновременно прощаясь с телефонным собеседником. Пока он еще говорил, Псковитин повнимательнее всмотрелся в его лицо.
– Что, Юра? – спросил он, когда тот положил трубку. – Говорил с Юлей?
– Да.
– Ты что-то решил?
– Как можно в этом «решить»? – почти взорвался Юра. – Это я насчет инвестиций могу решить, просчитать варианты, взвесить все «за» и «против»! А здесь как – подумать и выбрать, что удобнее? Хорош бы я был со своим решением!
– Значит, все останется как есть? – Псковитин с невольной жестокостью требовал от него ответа.
– Не трави душу, Серега! Я бы и рад, но не могу переступить, понимаешь? И прекратим этот разговор. – Ратников встал, потом вспомнил еще что-то. – Последний звонок – и все. Ты меня не жди, я приду прямо в зал.
Отъезжая от особняка после концерта, Сергей видел, что Лиза о чем-то говорит с Юрой. И, уже в зеркало заднего вида, заметил, что она села в машину одна. Потому-то он и звонил ей домой, потому, несмотря на ее резкий отказ, выехал из дому сразу после звонка и, проклиная чертовы пробки, лавировал в потоке машин по дороге к ее дому у метро «Аэропорт».
С Юркой он столкнулся, уже выходя из Лизиного подъезда. Вахтерша охотно сообщила корректному мужчине, предъявившему солидное военное удостоверение:
– Уехала, только что и уехала! Сперва, знаете, приходила к ней какая-то – такая вся из себя, в белой эт-т-такой шубе, как в таких по городу нынче-то ходют! А потом и сама спускается. Сумочка у ней такая, вроде чемоданчика. Я говорю еще: далеко ли, мол, собралась, на ночь-то глядя? Мы люди старые, привыкли к порядку. А она: «Уезжаю, Надежда Тихоновна». А куда уезжаю, разве от них добьешься?
Юра дышал так тяжело, словно не ехал, а бежал от своего до Лизиного дома. Это он после ранения стал так задыхаться – вдруг, от малейшего напряжения: одна из пуль задела легкое. Он не удивился, увидев выходящего из подъезда Сергея.
– Что с ней? – спросил он, на мгновение останавливаясь рядом с ним.
– Ничего, успокойся. Да не беги ты, нет ее дома.
– Как же «ничего», если дома нет? И трубка снята, я час целый звонил! А шофер говорит, домой отвез!..
– Уехала она.
– Куда уехала?! – почти закричал Юра. – Ах ты черт, какая ж я скотина, Сергей, все взвалил на нее!
И, не спрашивая его больше ни о чем, Юра бросился к машине.
Псковитин проводил взглядом его «Форд», вылетающий в арку из двора. Он был лишним в этом стремительном Юрином движении, он был не нужен ему в том, что Юра мог решить только сам.
Глава 5
Площадь Белорусского вокзала показалась Лизе средоточием уныния и безнадежности: тяжелые мокрые хлопья летели в свете фонарей, грязные брызги веером выхлестывались из-под колес проезжающих машин, лица прохожих были мрачно-сосредоточенны.
Если бы у нее были сейчас силы вглядеться получше в знакомый городской пейзаж, она заметила бы перемены, произошедшие с того дня, когда она впервые сошла с поезда и вышла вслед за братом на эту площадь. Не было больше тогдашней безнадежной грязи – наоборот, несколько мужчин ходили с длинными прутьями и собирали редкие обрывки газет и оберток в большие баки для мусора; уборщица то и дело протирала полы в здании билетных касс; во множестве появившиеся буфеты пестрели аппетитным разноцветьем, и по залу плыл, пока еще еле ощутимый, запах кофе.
Но Лизе было сейчас не до кофе и вообще не до того, чтобы разглядывать Белорусский вокзал. Выйдя из машины, она протянула водителю несколько смятых бумажек, и он, испуганно взглянув на чокнутую пассажирку, быстро взял деньги и тут же отъехал от греха подальше.
Двадцать минут оставалось до поезда, когда она подошла к окошку кассы и услышала, что билетов нет. Этого Лиза не ожидала. Ей просто не верилось, что обстоятельства могут не складываться сейчас по ее воле, она даже не замечала такой мелочи, как обстоятельства.
– Девушка, уезжаем? – поинтересовался шустрый молодой человек, вертевшийся тут же, у окошка. – Могу посодействовать с билетиком – за отдельное спасибо.
– Сколько? – спросила Лиза, не обрадовавшись и не удивившись.
– Три цены, – деловито заметил парнишка. – Даете паспорт, половину денег – приношу билет с вашей фамилией. Потом остальное платите, у нас без обмана.
В другой ситуации Лиза побоялась бы отдавать незнакомому прохвосту паспорт и деньги, но сейчас ей было все равно. Что значила для нее сейчас потеря какой-то бумажки?
Взяв паспорт и быстрым движением сунув в карман деньги, молодой человек растворился в толпе. Лиза прислонилась к стене у кассы, безучастно глядя на приезжающих, уезжающих и встречающих – мамаш с детьми и чемоданами, отглаженных командированных и спортсменов, уезжающих домой после соревнований.
Она была одна. И это было не то одиночество, которое преследовало ее до встречи с Юрой и которое ей тоже нелегко было переносить. Она была без Юры навсегда, и жизнь ее утратила смысл.
Она уезжала в Новополоцк только потому, что ей надо было куда-то уехать, обозначить свое исчезновение, а дорога связывалась в ее представлении с Белорусским вокзалом, вот с этими кассами… Ее не тянуло домой, ей вообще было все равно, где находиться сейчас, и единственным ее желанием было: исчезнуть совсем, прекратить это невыносимое состояние, в котором нет ни минут, ни часов…
