Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
- Владушка сам разберется, куда он рвется, - огрызнулся Влад. – Что это за выходка была с гитарой? Распугал наших симфонических лепреконов. Они не привыкли.
- Экспромт, - улыбнулся Ванька.
«Экспромт», - отозвался он сам пять лет назад, глядя на полупрофиль собственной персональной Зориной на фоне замызганного окошка вагона в начале того неповторимого лета, когда они были почти что вместе. Теперь у него совсем другие экспромты. Легкость ушла, как если бы ее и не существовало. Он уже не помнил легкости. Да они и были тогда совсем другими людьми. И любили совсем иначе.
Ванька сделал глоток из бутылки. И мысленно пожалел о том, что здесь и не закурить – сработает чертова пожарная автоматика.
- Вообще, мне понравилось, - подал голос Тарас. – Вышло так… с душой. Можешь запомнить фишку на будущее, делать иногда. Ну, когда решишь, что дальше.
- Я бы вообще записал эту тему просто с гитарой, без инструментов, - согласился с ним ударник.
- Если бы еще горло не болело… - пожал Ванька плечами. Ангину, подхваченную в Берлине, он так и не долечил. Временами становилось лучше, а временами хуже. До гнойной дело не дошло пока, но и с этими приколами хорошего мало. Спасался спреями с лидокаином перед концертами. Собственно, и последнюю неделю записывался так же – сперва обезболивая и забивая на остальные симптомы.
Времени болеть у него не было. Вообще ни на что времени не было. Встанут с утра. И домой, в Киев. Там пресс-конференция. Потом Харьков-Мариуполь-Запорожье-Варшава-Рига-Кёльн-Киев.
Он дышать не успевал, но это к лучшему – можно сделать вид, что ничего не изменилось. И что он робот, которому и не нужен-то этот воздух. В него словно забили программу, по которой он перекачивал насосом кровь по венам, ел, иногда спал, и когда надо – говорил на камеры то, что велят. Просыпался настоящий Иван только на сцене. Лишь там он снова позволял себе жить. Другой жизнью, параллельной оставленной в Берлине. Но все же с оглядкой, непрерывной оглядкой – иметь возможность петь эти песни и не иметь больше ничего, кроме них, – уже много. Достаточно просто вспомнить, что едва ли когда он мог рассчитывать на нечто большее.
Но это большее он, не прося о том, получил у судьбы. Большее – в знании, что любим. И от этого ни черта не стало лучше. Хуже – пожалуй.
- Будешь забивать, совсем без голоса останешься, – проворчал Фурсов.
- Ну, не отменять же тур, - отмахнулся Иван. Он и так им однажды уже чуть будущее не отменил. Довольно. Вывезет, как сможет, потом уйдет в закат. Главное было расплатиться с долгами и позволить ребятам отправиться в свободное плавание. Свой уход он предчувствовал давно. Сейчас предчувствие обострилось.
Впрочем, несколько концертов тура отменить все же пришлось вопреки всему.
Мирош вошел в свой номер, когда не было еще и полуночи. Достал телефон. Включил его – всегда выключал в день концерта, начиная с генеральной репетиции и до конца дня. Но будильник-то поставить надо, чтобы не проспать.
Оставил трубу на тумбочке, направился в душ, но не успел и до порога дойти, как посыпались сообщения, а потом заиграла мелодия вызова, определяющая Таранич на максимальном расстоянии – через сотни километров. Она находилась в Киеве.
Ванька чертыхнулся и поплелся обратно, к кровати, желая раздолбать чудо-аппарат о стену. Но вместо этого принял звонок и буркнул в нее:
- Глаголь!
- Телефон давно выключен? – поинтересовалась Рыба-молот на удивление человеческим голосом.
- Что за контроль? – удивился Мирош. – А то ты не в курсе, что с обеда перед концертом до меня дозвониться нельзя?
- Не контроль… Твой отец умер, уже во всех новостях. Я тебе билет взяла из Львова. На мэйле… Сам справишься? – говорила, как всегда, по делу. Но было ясно, что переживает – сейчас именно за Ивана.
В больном горле пересохло моментально. Ванька так и застыл молча с телефоном, прижатым к уху. Но мозг пока отказывался воспринимать полученную информацию, а он изучал противоположную стену с так и приоткрытой дверью в ванную. Если бы не отреагировал на звонок, а ушел туда, мылся и до сих пор бы не ведал. О чем ведал, Господи?!
- Как умер? – выдавил он из себя.
- Он болел… Ты знал?
- Нет! Когда?
- Сегодня, Вань…
Сегодня. Когда у него из колонок грохотала музыка, а он сам скакал по сцене, как ополоумевший, поймав свой собственный драйв без чертова допинга.
Иван медленно опустился на кровать, продолжая молчать и пытаясь понять. И ничего не понимал.
- Ва-а-ань! – позвала Марина. – Ванька! Справишься сам? Может, приехать? Или Фурсу возьми… Ва-а-ань!
- Ты… ты знаешь, чем болел? – хрипло спросил Мирош.
- Говорят, онкология.
- Бл*ть… Он же в Израиль собирался… грыжу лечить… Это там, он?..
- Да. В клинике, в Тель-Авиве.
- Грыжу… - раздался всхлип, и Ванька вдруг понял, что этот всхлипывающий звук – его го?лоса творение. Он прижал ладонь к груди и медленно растер кожу, под которой начинало жечь. Прочистил горло. И снова заговорил: - На который час билет?
- В полшестого из Львова на Киев. К обеду будешь там, - Марина помолчала и спросила: - Точно сам?
- Да. Сам. Только ты пацанам сообщи, я сейчас… сейчас душ приму и в аэропорт… Лучше там, чем тут, да?
- Хорошо, - согласилась Таранич. – Но если вдруг… позвони. Обязательно!
- Я справлюсь, Мариш… спасибо. За билет и вообще.
- О концертах не думай, я все улажу, - тянула время Таранич, будто бы прощупывая его издалека, видеть же не могла – хоть голос. – И… ты там осторожно.
- Мариш, я буду себя контролировать. Я обещаю.
- Ну хорошо. Давай. Звони в любое время!
Иван кивнул куда-то в сторону все той же приоткрытой двери ванной и попрощался. Из бутылки минералки, оставленной здесь же, на тумбочке, на утро, плеснул себе воды в стакан. Жадно осушил его, не чувствуя горла, которое еще недавно болело. От ангины и после концерта. И сидел, продолжая глядеть прямо перед собой, медленно свыкаясь с мыслью, что это он сейчас за папой поедет. За тем самым папой, который так и не дождался его…
Рот наполнил привкус крови. Мирош медленно провел языком по зубам с внутренней стороны и с удивлением констатировал, что так сильно закусил кожу, что поранил ее. Разжал челюсть. И рванул в душ. Мыться. Быстро. До боли растирая тело мочалкой, чтобы быть чистым. Чтобы смыть с себя накатывающую панику, на которую он не имел права.
Свежая футболка на тело. Грязную в рюкзак. Брюки, кроссовки. Документы. Деньги. Загрузить посадочный билет в приложение телефона. Зарядное устройство, ноутбук в сумку. Гитара, которую приволок за собой в гостиницу, а не отправил с остальными инструментами домой. Чертова гитара.
Ее он оставил на ресепшене, когда сдавал номер, вместе с запиской для Влада.
Потом была дорога в такси до аэропорта «Львов» им. Данила Галицкого. Изучение новостной ленты – не потому что важно было самому прочитать о случившемся, а ради того, чтобы знать, куда переть дальше, из аэропорта. Больница «Ихилов». Поисковик. Крупнейший израильский медицинский центр.
Начав задыхаться, он сам завел разговор с таксистом, лишь бы не молчать доро?гой. Про футбол и про аномально сырое лето. И про то, что по радио слишком много рекламы, а музыка стала фуфловой.
Ванька со всем соглашался. На дискуссии его выдержки не хватило бы. Но ему казалось, что если рядом есть человек, который что-то говорит, то можно и не думать.
Не думать о том, что первым, что он почувствовал, когда пришел в себя после клинической смерти, была ладонь отца в его ладони. Ладонь никогда его не предававшая и никогда не оставлявшая его одного. Это он оставлял и предавал. Вот сейчас, когда пел чертовы песни в день его смерти.
- Куда улетаете? – спросил его водила, не скрывая любопытства.
- В Тель-Авив.
- Отдыхать? – обрадовался таксист.
- Хоронить. Отца хоронить.
И снова спазм внутри, который не позволял заметить ошарашенный взгляд шофера, мелькнувший слишком быстро в отсветах фар со встречной полосы.
