Большое кино - Гаррисон Зоя (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Когда среди ветвей мелькнул бассейн. Кит ускорила шаг.
Она с подозрением относилась к искусственной голубизне, выдающей насыщенность хлором, но этому бассейну доверяла — выложенный каррарским мрамором, он был чист и прохладен, как горное озеро.
«Кому, как не шлюхе, заботиться о чистоте?» — любила повторять Серс.
— Начни с бассейна. Кит. Это растянет тебе мышцы. — Она провела пальцем по ее спине.
Кит сбросила кимоно и, быстро спустившись по темно-зеленым ступеням, поплыла, широко взмахивая руками, а Серс стояла, провожая ее взглядом.
— Слишком много событий сразу, — сказала Кит, вернувшись. — Мне надо во всем разобраться.
Всю жизнь она ждала сигнала от Китсии, но сегодня, увидев черепашку, испытала только страх. Десять лет назад она бы несказанно обрадовалась, но теперь было слишком поздно, она давно выросла и достигла возраста, когда перестала нуждаться в отце.
— Как поживает твой «Последний шанс»? — спросила Серс с бортика.
Кит улыбнулась и промолчала: Серс и ее персонал жадно поглощали колонки сплетен.
— Я читала о гибели молодой актрисы, — прощебетала Серс, обращаясь, скорее, к самой себе. — Как печально!
Кит пыталась точно вспомнить слова журналистки, но вспоминались только глаза черепашки.
— Я чувствую давление. Серс.
— Перевернись на спину! — Серс прикоснулась пальцем к выключателю, и свет погас; остались гореть только две маленькие синие лампочки в глубине бассейна. — А теперь смотри. — Она указала на прозрачный купол, заменявший потолок.
Кит увидела нежно-розовое ночное небо Ей хотелось раствориться в неподвижной воде, остановить бег времени. Казалось, она превратилась в тщедушную морскую звезду. Она хотела найти свой нервный центр, но этому мешали и угрозы Раша, и двусмысленные замечания Арчера об отснятом материале, и лицо Брендана, схлопотавшего от нее пощечину. Да еще Либерти Адамс, ее ни на секунду не закрывающийся рот и неподвижные фиалковые глаза…
— Дело в матери. Серс, — вымолвила наконец Кит. Ей захотелось рассказать Серс, как это трудно — быть дочерью Китсии, но она сдержалась.
Опустившись на белую мраморную скамью под лимонными деревьями. Серс высыпала на ладонь птичий корм — две канарейки и попугайчик-неразлучник немедленно принялись его клевать. Старуха умильно зачмокала.
— Когда я работала на своего отца, — заговорила она, — у меня был один постоянный клиент — красивый австралиец из доков. Он приходил каждую субботу и требовал меня. Воскресным утром он присылал мне цветы. Мы не занимались сексом: я раздевалась перед ним, и он меня целовал. Я совершила непозволительное для шлюхи: влюбилась в него. Однажды он не пришел в субботу, но в воскресенье утром, как всегда, появились цветы. Я почувствовала себя счастливой, потому что скучала по нему. Он больше не приходил, но воскресные цветы оставались правилом. Через три месяца кончились и цветы, но к этому времени мне уже стало все равно: я перестала по нему скучать. Только спустя много лет я узнала, что австралиец уехал и думать обо мне забыл. Цветы по воскресеньям присылала Китсия.
Кит чувствовала полную растерянность. Китсия из рассказа Серс была совершенно ей незнакома.
— Вы давно ее знаете. — Кит повисла на бортике. Серс кивнула, очищая семечки подсолнечника. — Вечно она играет в игры! — Серс опять кивнула и бросила себе в рот семечко. — Почему она не может быть как все?
— Потому, малышка Кит, что она не как все. Она не соприкасается с остальными.
— Вам известно, что мы не разговариваем? Она вас предупреждала? — спросила Кит, выходя из воды.
— Грустно это слышать. Она стареет. — Серс горестно покачала головой.
Принимая полотенце. Кит испытующе посмотрела на хозяйку всего этого великолепия.
— Тоже мне, старуха!
«Женщина, способная соблазнить Брендана Марша, еще молода», — думала она.
— У тебя мало уважения к матери.
— А зачем ее уважать? Меня-то она не уважает… И потом, она хочет не уважения, а власти. — Кит накинула кимоно и стала подниматься на галерею, к своей комнате.
— Уважение, власть… Все это слова, малышка Кит, одни слова. — Серс открыла дверь. — Ты сама довольна собой? — Вопрос был риторический, но Кит заносчиво вздернула подбородок. Серс покачала головой:
— Только ты начала расслабляться, как я тебя поддела. Очень неосмотрительно с моей стороны.
Она притушила свет в комнате, и тогда зажглись фонарики за стенами из рисовой бумаги, осветив безмятежный сельский пейзаж. В этот момент Кит захотелось оказаться далеко-далеко…
— Ах, Серс, до чего хочется сбежать! А вообще-то нет, лучше суметь со всем этим справиться. Не дадите мне лампу поярче, чтобы я могла почитать?
— Потерпи сутки, — серьезно сказала Серс, массируя ей руки. — Плечевые мускулы никак не расправляются. Если не хочешь заболеть, слушайся меня!
— Хорошо, пусть будет по-твоему.
Это означало: никаких сценариев, почты, газет до завтрашнего утра. До завтрака — никаких дел. Мысль об этом была невыносима, но Кит знала, что должна подчиниться. Она села и сделала несколько глотков отвара, предназначенного для успокоения нервов и крепкого сна.
— Серс…
— Что, моя овечка?
— Я тоскую по Брендану.
— Знаю. — Голос Серс стал ласковее. Она перевернула Кит на живот и начала массаж спины.
— Тоскую! — повторила Кит, словно Серс вытянула из нее это слово. — Он в Нью-Йорке. Я только сейчас поняла, что он приехал, чтобы со мной помириться, а я так с ним обошлась!
Кит закрыла глаза. Она совершила непростительную ошибку — глупо было требовать от Брендана того, чего она не могла потребовать от себя самой.
— Я взрослая женщина, но мать до сих пор меня пугает, злит. Она владеет мной!
— Полегче! — Серс принялась за ее поясницу. — И не сопротивляйся.
— Если даже я бессильна перед Китсией, чего же ждать от него? Знаете, в чем ее беда? Она никогда не знала, что такое любовь.
— Думаю, знала.
— Нет, и мне ее жаль: ей невдомек, что значит любить кого-то так сильно, как… — Кит поперхнулась.
— И все же однажды Китсия влюбилась…
— Когда?
— Очень давно, но ее любовь оказалась безответной. А теперь спи, уже поздно.
Кит чувствовала, что отвар делает свое дело: ей казалось, что у нее тает кожа, увеличиваются лицевые кости. Перед глазами опять мелькнула зеленая черепашка с сапфировыми глазами, и сердце ее сильно забилось.
— В кого. Серс? В кого была влюблена Китсия?
Но Серс словно растворилась во мгле. Кит продолжала неподвижно лежать, вспоминая Звар и свое детство.
Четверо сыновей самой молодой жены старого эмира катались верхом по берегу гавани. Дочерей эмира, которых у него была, по слухам, целая дюжина, никто никогда не видел, и иногда Кит казалось, что она — единственная девочка в целом свете.
Спрыгнув со своих чистокровных арабских скакунов, мальчики отдавали поводья старому конюху Кассиму и бежали к кухне, где за сетчатой дверью доедала завтрак Маленькая Кит.
Как правило, в это время ее уже можно было спокойно увозить:
Большая Кит рано отправлялась к себе в мастерскую. Впрочем, Большая Кит была хитра: иногда она пила кофе дольше обычного. Завидя ее, мальчики переставали хорохориться и, подойдя к двери, прижимались носами и ладонями к сетке. Так произошло и в тот раз.
Маленькая Кит издала пронзительный крик — то был их условный сигнал. Вместо того чтобы зажать уши, Большая Кит медленно повернулась и уставилась на гостей своими черными безжалостными глазами.
— За мной пришли друзья, — сказала девочка. — Мне пора.
— Ладно, ступай. — Она шлепнула дочь по попке. — Знаю, ты предпочитаешь их общество моему, маленькая язычница.
— Спасибо, мама. — Кит обняла мать и показала мальчишкам, томящимся за сеткой, сложенное из пальцев колечко — американский знак «о'кей», который она подсмотрела у буровиков, недавно приехавших на Звар.
— Скажи им, что я не велела тебя трогать, — шепотом напутствовала ее Китсия.
