Соло для влюбленных. Певица - Бочарова Татьяна (книга регистрации .TXT) 📗
– Как будто кто-то стонет, – Артем сделал несколько шагов с тропинки в сторону воды, и в это время звук повторился. Он действительно напоминал стон, слабый и жалобный.
Теперь услыхала и Аня. Испуганно поглядела на Артема:
– Кто это?
– Не знаю, – он уже шел вперед на звук.
Песок на глазах покрывался рябью, темнел, но дождь все не расходился, так и капал, редко и тяжело. Резко подул ветер, пригибая к земле стоящие по берегу ивы и тонкие рябинки.
– Вон там, смотри, – почему-то шепотом произнесла Аня и указала на темнеющий впереди, у самой воды, силуэт.
Они подошли ближе. На мокром песке лежал мужчина. Правая его рука была откинута в сторону, левая неловко вывернута за спину. Для человека, пришедшего на пляж в жаркий, летний день, он был одет странно – белая рубашка с галстуком, черные брюки, на ногах черные, начищенные до блеска ботинки. Артему стало не по себе, когда он взглянул на лицо этого мужчины. Лицо было мучнисто-бледным, мокрым не то от дождя, не то от испарины, губы искусаны в кровь.
– Что с вами? – Артем наклонился над лежащим. – Вам плохо?
– Да, – тот облизнул губы и застонал, тихо и сдавленно.
– Сердце?
– Кажется, – в глазах бедолаги читалась настоящая запредельная боль. – Скрутило не на шутку, – он еле говорил, с трудом шевеля ужасными, спекшимися губами.
– Что-нибудь есть у вас, нитроглицерин, валидол?
– Ничего.
– Как же вы так? – укорил Артем. – Если у вас проблемы с сердцем, надо носить с собой…
– Мне пить совсем нельзя, – прошептал мужчина. – А я с похорон… Посидели, за упокой души по двести граммов пришлось принять, неудобно же… Тут недалеко, – он сделал слабую попытку кивнуть головой вперед, где за рассеивающимися деревьями начинался жилой микрорайон. – Думал, дойду без проблем, а не вышло.
– Как же вы! – повторил Артем, присел на корточки и стал считать пульс. Удары частили, почти наскакивая один на другой.
– Это может быть стенокардия, – робко подсказала Аня. – У дедушки такое случается.
Сердечник перевел взгляд на стоящую рядом с Артемом девушку, губы его покривились в подобии улыбки.
– Хорошо, что вы оказались поблизости. А то бы помер, прости господи.
– Надо вам вызвать «скорую помощь», – Артем встал. – Сбегай, Ань. Тут таксофон возле остановки.
Набери ноль три, скажи, сердечный приступ. Или лучше здесь постой, я сбегаю. Я быстрее.
– Давай вместе, – Аня пугливо глядела на распростертое на песке тело, – я боюсь, вдруг с ним что-нибудь…
– Нет. Кто-то должен остаться, – возразил Артем, – человеку плохо. Мало ли что?
– Останьтесь, – мужчина умоляюще посмотрел на Аню. – Вы такая красивая. На вас смотришь, и легче становится.
Артем увидел, как краснеет ее лицо. По-настоящему свободно она себя чувствовала лишь с ним, Артемом, наедине и по-прежнему заливалась румянцем от внимания к себе посторонних.
– Хорошо, я останусь, – тихо сказала Аня.
Темные, запавшие глаза сердечника заблестели.
Он благодарно кивнул.
– Если вдруг ему станет хуже – крикни, – на всякий случай велел Артем. – Тут хорошо слышно.
Аня кивнула. Он бросился по тропинке в лес, и в это время дождю, видно, надоело капать. Он решил заявить о себе всерьез. С неба на землю обрушилась целая лавина воды, словно прорвало долго и нудно капающий кран.
«Надо было его в лес перетащить!» – досадливо подумал Артем. Теперь Аня промокнет до нитки на открытом пляже под холодными струями. Но делать нечего. Там, позади, на песке остался лежать человек, нуждающийся в помощи, и они, будущие врачи, которым предстоит дать клятву Гиппократа, не имеют права бросить его на произвол судьбы.
Он прибавил шагу и выскочил на шоссе, аккурат к остановке. Схватил трубку таксофона, собираясь набрать номер «скорой».
И в это время из пелены дождя раздался крик. Артем явственно различал его, хотя он был приглушен шумом падающей с неба воды. Кричала Аня.
Кричала как-то странно. Артем не разобрал, что именно, просто услышал звук ее голоса, и у него невесть с чего по коже пробежали мурашки.
Сердечник умирает? Потерял сознание? Он ведь сам велел Ане кричать, если что.
Артем засуетился. Начал набирать номер, не набрал, бросил трубку на рычаг. Крик повторился, но тише. Артем снова повернул диск и внезапно замер. Он вдруг осознал, что во всей ситуации, которая сейчас разыгрывается здесь, под проливным дождем на безлюдном пятачке между пляжем и шоссе, есть какая-то деталь. Деталь необъяснимая и потому дикая и странная. Что-то не соответствовало одно другому, дисгармонировало, выпадало из общего ряда фактов.
В следующее мгновение он понял. Запах алкоголя! Должен был быть запах. Даже если человек выпивает пару кружек пива, его дыхание выдает его. Человек на пляже сказал, что пил на поминках водку. Но Артем мог поклясться, что от него не исходило ни малейшего запаха спиртного!
Он вспомнил это с неумолимой отчетливостью, вспомнил, как наклонялся, щупал ему пульс и ничего не чувствовал.
Значит, тот соврал! Зачем?!
Криков больше не было. Артем огромными прыжками понесся обратно в лес. С каждым шагом, с каждой секундой приближения к берегу ему становилось все ясней, что случился кошмар. Какой именно, он не знал, знал только, что виноват во всем сам. Как он мог оставить Аню одну с незнакомым человеком, как посмел не заметить, что тот вовсе не пьян?!
Мокрые ветки наотмашь били по лицу, в кроссовках хлюпало. Он крикнул:
– Аня!
И еще раз, и еще. Ответом была тишина. Ему казалось, что до остановки он бежал втрое быстрей, хотя на самом деле на весь путь обратно у него ушло меньше пяти минут.
Край неба уже высветлился, и там, на этом краю, висела половинка расписной, сияющей радуги. Рядом с ней мрачно лиловело небо, извергая дождевые потоки. А у берега в воде лежала Аня. Волосы ее стелились по песку, смешиваясь с ним. Она лежала на боку, уютно поджав ноги к животу, сложив руки на груди, будто устроилась на ночлег или отдых. Рядом было пусто. «Сердечник» исчез.
У Артема еще теплилась слабая надежда. Может быть, просто испугалась, шок, потеря сознания?
Он подошел, опустился рядом на темный песок. Анины глаза были открыты и смотрели на радугу. На ее часть, повисшую над каналом. Смотрели неотрывно, зачарованно, будто на невиданное чудо.
Артем тронул артерию на шее – пульса не было. Дыхания тоже. Он осторожно перевернул Аню на спину. Одна ее рука сползла в сторону, и Артем увидел торчащую в груди рукоятку ножа. Само лезвие до упора вошло в сердце.
Дальнейшее помнилось плохо, отдельными, несвязанными друг с другом картинами, выполненными сплошь в сером цвете. Серая стена дождя, серый песок. Потом выглянувшее солнце, тоже серое. Испуганные лица двух женщин, шедших берегом к стоящим вдалеке домам. В руках они держали босоножки, их волосы и платья были мокрыми до нитки. Кажется, они что-то говорили, даже кричали, но Артем не понимал ни одного сказанного ими слова. Потом одна женщина ушла и вернулась уже с целой компанией мужчин.
Приехала машина «скорой помощи». Аню погрузили внутрь и увезли. Толпа, собравшаяся на берегу, стала постепенно редеть, а Артем все продолжал сидеть на песке, безмолвно и неподвижно, точно обратившись в камень. Перед глазами у него стояло неотступное видение: заломленная за спину рука, вытянутые ноги в черном, лихорадочно блестящие глаза.
Подошло несколько оперативников. Они задавали какие-то вопросы, требовали что-то вспомнить, объяснить, но Артем плохо понимал смысл сказанных ими слов. Наконец, оперы, отчаявшись выжать из него нечто вразумительное, отвели его в машину и доставили на Петровку. Только там Артем смутно понял, что его подозревают виновным в Аниной гибели, но это не вызвало у него никаких эмоций. Ему было все равно, что о нем думают, главное, самое страшное уже произошло, и ничего ужасней быть уже не могло.
На Петровке он просидел до вечера, и его отпустили: на рукоятке ножа хорошо отпечатались пальцы «сердечника», в то время как отпечатков пальцев Артема не было вовсе.
