Поцелуй с разбега! - Ларина Арина (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Вера машинально отметила, что он сказал просто «девушку», а не «любимую девушку». Хотя… какое это теперь имело значение!
Как назло, на улице было пустынно, ни одного такси, ни одного частника, словно все сговорились. Молчать Вера почему-то больше не смогла. То ли из нее рвалась незаслуженная обида на Володю, который не просто грязно подставил ее тогда, но и испортил возможное счастье теперь, то ли срабатывал рефлекс – оправдаться во что бы то ни стало, как бы то ни было, но Вера говорила и говорила, не имея сил замолчать, ругая себя за свою трепливость, понимая, что уже через несколько минут она горько пожалеет обо всем сокровенном, что вот так запросто сейчас выливалось из нее…
Сергей терпеливо молчал, иногда ей даже казалось, что кивал, но у Верочки хватало духа только покоситься на него, посмотреть в глаза сил не было. Уже в такси, выговорившись и оправдавшись, она, словно самосвал без тормозов, спонтанно перекинулась на его маму, которая вообще-то могла бы и промолчать, а вот оскорблять человека, не разобравшись, никто ей права не давал. За маму он тоже заступаться не стал, все так же молчаливо глядя себе под ноги.
Попрощались они скомканно. Вера до последнего надеялась и почти не верила, что он ее поцелует. Поцеловал. Но не в губы, а в щеку, как ребенка.
– Ну, – она смешно хлопнула себя по бокам, словно курица, собирающаяся запрыгнуть на забор. – Прощай?
Это была проверка, крик, вынырнувший из подсознания. Замерев, Вера ждала ответа. Даже не ответа, а реакции.
– Пока. – Сергей начал рыться в карманах, отряхиваться…
Вера все поняла, развернулась и, махнув рукой напоследок, убежала в подъезд.
Глава 33
Семейные ссоры – это капли жизненного опыта, а длительные расставания из-за ссор – это целые тазы того же самого опыта. Главное, чтобы не перелилось через край.
Какое счастье мириться, какой ерундой кажутся все прежние обиды, недовольства, придирки. Филипп чувствовал себя так, словно, основательно замерзнув, коченеющими пальцами открыл двери в уютную теплую комнату и припал к камину.
Только в разлуке познается истинная сила и цена чувств. И если раньше все это было лишь словами из книг, то теперь Алина постигла их истинный смысл. Она была абсолютно и бесповоротно счастлива. Жизнь стала совершенно другой, иной, и мысли повернули куда-то в другое русло. На смену уверенности в себе пришел страх потерять любимого, хотелось надежности и спокойствия, без встрясок, перемен. Они оба повзрослели, как-то сразу, резко. В отношениях появилась бережность друг к другу, забота. Так ведут себя супруги, прожившие вместе не один год и через многое прошедшие. Оба были совершенно счастливы. Чего нельзя было сказать об Илье Федоровиче.
Фотография Ярославы, хоть и страшноватая, хоть и с раззявленным ртом, но никак не давала ему покоя.
– Вот заноза! – злился он. Про Ярославу выяснили уже всё, что только можно было выяснить, но от этого не легчало.
– Что мне теперь, вечер встреч и воспоминаний устраивать? – Илья Федорович уставился на Кочеткова. Тот пожал плечами для поддержания иллюзии беседы. Он очень тонко чувствовал, когда босс ждет от него совета, а когда надо промолчать. В данном случае советов никто не жаждал.
Встречи со старыми знакомыми Брыкин не любил. Когда последний раз он сдуру потащился на встречу бывших одноклассников, решив элементарно попижонить, вспомнить былые обиды и погордиться нынешним положением, все оказалось совсем не так, как планировалось. Осадок остался мерзейший, и повторять эксперимент желания не было. Мало того, что его успехам никто не порадовался, чего, впрочем, он не особо и ожидал, так еще выяснилось, что им совершенно возмутительным образом собирались воспользоваться: кто сразу почел за лучшее попросить денег в долг, кто начал приставать с бизнес-проектами, а кто начал просить устроить на работу. С трудом отделавшись от друзей детства, набросившихся на него, словно голодные пираньи, Илья Федорович зарекся поднимать былые связи. Если только это не требовалось для бизнеса.
Глядя на сильно помятый образ Ярославы, никакой ностальгии он не ощущал, только странное неудобство и тревогу, словно что-то забыл, а напомнить могла только она.
– Заноза, – вздохнул он, но уже более миролюбиво. – Слышь, Сергеич, организуй мне, что ли, визит…
Последнее слово он почти выплюнул, как вишневую косточку, непригодную к потреблению.
Кочетков подобрался и переспросил:
– С девушкой или ее мамой?
Судя по набору фотографий на столе у шефа, других вариантов не было.
– С мамой, – стесняясь самого себя, признался Брыкин. – И купи какой-нибудь бабский набор. В подарок.
– Белье или…
– Сергеич, ты спятил, что ли! – взревел Илья Федорович, заподозренный бог знает в чем. – Ты соображаешь, что говоришь? Какое белье? Ты эту маму видел? Пожрать, цветы, выпить – из этого что-нибудь дорогое сгоноши.
– В пределах какой суммы?
– В пределах разумного. Коллекционное вино не надо, что-нибудь демократичное, из супермаркета, но не дешевку. Да что я тебя учу! Мне надо произвести благоприятное впечатление, понятно? Или сейчас опять начнешь дурацкие вопросы задавать?
Кочетков молча кивнул и вымелся из кабинета.
Брыкин не добился бы тех высот, на которых сейчас находился, если бы не был отчасти психологом. У него хватило ума догадаться, что вернувшаяся с работы женщина, сбросившая парадное облачение и смывшая макияж или его остатки, вряд ли сможет обрадоваться визиту бывшего любовника, застукавшего ее в столь неприглядном виде. Любая представительница женского пола чувствует себя более уверенно, а следовательно, воспринимает окружающую действительность более благосклонно, если ей дают возможность выглядеть достойно. Поскольку в данном случае у Ильи Федоровича не было цели загнать оппонентку в угол, он решил нагрянуть следом за ней, пока подруга юности далекой не сменила свой царственный наряд на жабью шкурку в виде засаленного халата. Дочь, безусловно, могла помешать, поэтому Верочку брал на себя Кочетков.
Если бы Брыкина в тот момент, когда он примеривался, как бы половчее вонзить палец в кривую кнопочку звонка, спросили, зачем он, собственно, пришел и чего ждет от этой встречи, он бы не ответил. Но что-то изнутри толкало его и гнало на Ярославу Аркадьевну, как волка на флажки. В отношениях с ней была некая незавершенность, недосказанность, как будто что-то царапнуло его при чтении кочетковских отчетов, и теперь ранку требовалось зализать.
Вера брела по слякотному тротуару, поддевая сапожками серую снежную кашу. Она бездумно смотрела в яркие витрины магазинов, зацеплялась взглядом за счастливые парочки, ловила в воздухе чужой смех и страшно жалела себя. Плакать на улице, среди людей, было стыдно, но очень хотелось. Надо было ехать домой, потому что она замерзла, устала и хотела есть. Даже тройка за экзамен не расстраивала так, как перспектива провести вечер с мамой, обсуждая саму себя. Все было удивительно несправедливо, нечестно, обидно и жестоко.
– Девушка, извините, только не гоните меня сразу, – ее осторожно взял за локоть белобрысый круглолицый парень. Физиономия у него была ярко-красной то ли от смущения, то ли от мороза, то ли от рождения, но сейчас Верочке было все равно. Одиночество копошилось в груди колючим ежом, царапало и требовало немедленной терапии. Белобрысый со своими широкими плечами и ямочкой на подбородке вполне подходил в качестве пилюли. Пусть горькой, так как все-таки он был не совсем в ее вкусе, но необходимой.
Верочка подбодрила его улыбкой, и парень продолжил уже более уверенно:
– Меня Слава зовут. И мне совершенно не с кем пойти сегодня вечером в кафе, а есть хочется ужасно. Но я как подумаю, что буду там совсем один…
– А я тоже есть хочу. – Вера проследила глазами за наглым толстым голубем, разгуливающим почти под ногами торопящихся по своим делам прохожих, потом внимательно осмотрела фасад ближайшего дома и, наконец, уперлась взглядом в восторженно улыбающегося Славу. Его просто распирало от радости, как будто он не девушку за свой счет покормить собрался, а получил наследство.
