Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (прочитать книгу txt) 📗
Он всегда называл меня именно так, кажется, с первого дня нашего знакомства. Тогда сказал, что я какая-то особенная женщина для него. Фатальная. И те слова оказались пророческими.
Мы могли бы и не встречаться сегодня лицом к лицу. Просто доверили бы дело адвокатам и получили на руки подписанный документ о разводе. Никакой лишней нервотрепки, никаких рисков, что один из нас сорвется и совершить необдуманный поступок. Но Олег настоял, что хочет сделать это по старинке. Наверняка хочет заполучить что-то вроде индульгенции: нас по-тихому сниму на камеры, а потом распространят в прессе с заголовком в духе «Он тоже человек, и он страдает».
Пусть будет так. Я не против. Главное, что я знаю — эту войну выиграем мы с Каем. Не мы ее начали, но мы неплохо сражаемся и из обороны перешли в нападение.
Весь остальной процесс занимает около получаса. Мы подписываем заявление, не обмениваясь при этом ни полусловом. Заполняем какие-то бумаги — и даже не смотрим друг на друга. У нас нет взаимных материальных претензий, и все «шкурные» вопросы строго урегулированы брачным договором. Работница ЗАГСа даже не спрашивает, хотим ли мы подумать: просто забирает все бумаги и просит подождать, пока нам сделают свидетельство о расторжении брака. Очевидно, что и с ней уже провели работу.
— Как твои дела? — спрашивает Олег, пока мы стоим в коридоре, в ожидании документа, который официально сделает нас чужими людьми. — Выглядишь уставшей.
Я понимаю, что это лишь его эго брошенного мужчины. Может быть, он так не думает на самом деле, но обида заставляет уколоть меня хотя бы на прощанье. Лучшее, что я могу сделать — игнорировать провокацию, но я смотрю на него, и думаю: «какого черта?» Это его дочь, его грязное белье и старый скелет в шкафу, но почему-то разгребать все это приходиться мне, один на один с тайнами, о существовании которых до сегодняшнего дня я даже не догадывалась.
— Ко мне приходила Эльвира, — говорю сухо. Пусть не думает, что меня это задевает по какой-либо причине, кроме того, что его трусость и неспособность принять ответственность, теперь портят мою жизнь. — Так, которая, как ты говорил, твоя сотрудница. Но теперь и я в курсе, кто эта женщина. Она все мне рассказала, Олег.
Он прищуривается, и сжимает пальцы на подоконнике. Смотрит на меня долгим испытывающим взглядом, словно пытается прочесть, что именно я знаю об Эльвире и насколько откровенным он может быть. Наверное, останавливается на самом плохом варианте, потому что предлагает обсудить это на улице, без свидетелей. Я соглашаюсь, в надежде на то, что мне все-таки удастся его убедить перестать игнорировать собственную дочь и заняться, наконец, ее жизнь самостоятельно, а не перекладывая ответственность на всех подряд.
Мы выходим через черный ход, во внутренний двор, где тихо и нет ни души. Серый день и серый мокрый снег у нас под ногами: почти идеальный пейзаж для драмы одной неудавшейся семьи.
— Кай знает, где я и в котором часу должна вернуться, — на всякий случай говорю я. Это правда. — И еще несколько человек, кроме Кая. Если я по какой-то причине перестану отвечать на звонки…
— Прекрати, родная, я же не монстр. — Олег достает еще одну сигарету, долго, раздумывая, мнет ее в пальцах, но все-таки прикуривает. — Ты все знаешь? Просто уточняю.
— Только про Катю, и то, что ты хотел подкинуть мне ее ребенка. О других твоих детях я не в курсе.
— Тебе не к лицу ирония, Дани.
— Мне к лицу покой, а не война с твоими ошибками прошлого. Я заявила в полицию, Олег, и они сейчас допрашиваю Эльвиру. Боюсь, твой маленький секрет уже не секрет.
Это ему очень не нравится. Олег мигом мрачнеет, что-то беззвучно бормочет себе под нос.
— Ты никак не могла держать рот на замке, — говорит, стараясь не смотреть на меня. — Ты все чертовски сильно усложняешь, родная.
— Это ты все упрощаешь, если думаешь, что девочка с явными отклонениями психики — это просто божья коровка в банке, и она совершенно безвредна.
— Только не корчи из себя святую, — отмахивается он. — Если это просочится в прессу — я тебя растопчу, родная.
— Ты топчешься по мне уже две недели, и я, как видишь, жива.
— Тальк потому, что я не особо усердствую. — Что-то в его голосе мне не нравится. Что-то такое, что было в нем в тот день, когда Кай появился в тогда еще нашем доме. — Всего-то просил не совать нос в мои дела, но ты и здесь не могла уйти красиво, родная.
Это его «родная» отравляет и хочется взять каждое слово и затолкать обратно ему в рот, но я держусь. Это наша последняя встреча, наш последний разговор и я не дам себя запугать этими фирменными злыми взглядами. Может быть, мне нужно было промолчать сейчас, но я хотела, чтобы он знал — и у него есть секреты, о которых я знаю. И теперь они добавят ему проблем.
Дорога домой занимает кучу времени: на этот раз пробки буквально на каждом шагу и светофоры играют против меня. Хочу позвонить Каю, чтобы сказать, что я теперь официально разведенная женщина, но все-таки держусь. Он не любит, когда я говорю за рулем по телефону, даже если стою в пробке или на светофоре. У него для меня тоже хорошие новости: через неделю его выпишут, потому что у него какая-то невероятная регенерация и он семимильными шагами идет на поправку. Еще придется ездить на осмотры и к нам будет приходить медсестра для процедур и перевязок, но это мелочи. Главное, что мой большой злой парень будет дома, в нашей кровати и снова будет так восхитительно неудобно обвиваться вокруг меня всем своим немаленьким телом.
Мысли об этом приятно согревают и вытравливают из души остатки неприятных разговоров с Эльвирой и Олегом. Пока девчонку не найдут, я буду пользоваться услугами охраны, потому что Кай — живое свидетельство тому, на что способна испорченная девчонка с явными проблемами психики.
Я оставляю машину воле подъезда, потому что хочу быстро переодеться и ехать к Каю: мы взяли привычку вместе ужинать, благо, на это смотрят сквозь пальцы, а врач так вообще нам симпатизирует.
Поднимаюсь по ступенькам, но на последней лестнице роняю ключи. Наклоняюсь, чтобы поднять их — и по серому бетону скользит какая-то тень. Хочу распрямиться, почему-то холодея от самого отвратительного предчувствия, но не успеваю.
Кто-то толкает меня. Тяжело, обеими руками в плечи. Я даже не успеваю понять, что происходит, лишь в последнюю секунду, за миг до падения думаю о том, что нужно сгруппироваться, вжать олову в плечи, пожать колени.
Господи, господи…
Кубарем, ударяясь головой о ступени, падаю вниз.
И где-то там, высоко, без щелчка, гасят свет.
Глава сорок седьмая: Кай
— Ты с ума сошел?! — орет на меня врач.
Да, я сошел с ума. Я не знаю, как это назвать, потому что в голову лезет какая-то спиритическая чушь. Никак иначе, кроме знака свыше, я не могу это объяснить, но говорить об этом вслух как-то позорно. Хотя в жопу все!
— Я должен поехать к ней, понимаешь, старик? — Кладу здоровую руку доктору на плечо. — Я не знаю, что это за хуйня и как ее назвать, но у меня вот здесь, — прикладываю руку к груди, — не спокойно. Горит, словно меня из «вулкана» изрешетили. Скажи своим медсестрам, что у меня крыша поехала, что я помешался из-за антибиотиков. Придумай что хочешь — срать. Я уйду отсюда, и лучше бы ты не стоял у меня на пути.
— Помереть хочешь? — спрашивает этот умный мужик с золотыми руками, и демонстративно сует руки в карманы халата.
— Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Считай, что у меня просто дурь через уши прет, что угодно делай — только дай уйти. Не приду своими ногами — выпьешь за меня и попросишь боженьку не судить дурака Кая слишком строго.
— Ты же только с того света, дурак.
Я правда не знаю, что ему сказать. Поэтому, проглатывая боль, сажусь на край кровати и зашнуровываю ботинки. С футболкой хуже, но справляюсь.
Принцесса рассказывала, что когда Ляля подстрелила меня, она чувствовала боль в тех же местах, где я истекал кровью. Тогда я принял ее слова за излишнюю впечатлительность, а теперь вот самого «укрыло». Просто лежал с иголкой в вене — и словно солнце свалилось на грудь, прожгло до самого нутра, до кишок. И почему-то имя Даниэлы на губах, со вкусом крови.
