Пари (сборник) - Бортникова Лариса "Брынза Ляля" (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
– Кот я. Северусом Снейпом зовут. Ты будь добренькая, мне еще печеньков насыпь, пожалуйста. А то Новый год все-таки, у всех чудеса, мне тоже надо чудес. Печеньков надо. Только тссс.
Бусы из морских рачков
Есть дети, две штуки.
Мальчик двенадцати лет.
Его сестра пятнадцати лет.
Одним особенно теплым и безветренным вечером дети купаются в море. Вода прозрачная. Дно как на ладошке.
По дну медленно передвигаются крошечные морские рачки. Волочат за собой крученые домики-ракушки.
Солидные, сосредоточенные, важные, целеустремленные…
– Давай наберем рачков полный пакет, высушим, залакируем и сделаем себе бусы, – предлагает девочка. Девочкам часто в голову приходят странные идеи.
– Давай! – радуется мальчик. – Придем в сентябре в школу в бусах, все обзавидуются.
Дети целых два часа бродят по мелководью. Опускают загорелые руки по локоть в воду. Вытаскивают пригоршни рачков. Дети, как те рачки. Солидны, сосредоточенны, важны…
Ближе к закату, когда пляж уже почти пуст, а солнце вот-вот свалится за горизонт, я зову детей из воды.
– Еще минуточку, – просит мальчик.
– Полминуточки, – вторит девочка.
Я неумолима, как закат. Бредем домой. Я, мальчик, девочка, полкило морских рачков в полиэтиленовом пакете с водой.
– Вы точно будете делать бусы? – спрашиваю у девочки. Она – заводила. Она собрала гораздо больше рачков, чем мальчик. Ей решать. – Ты уверена?
– Точно! Сейчас придем и начнем делать. Сразу после душа и ужина.
– Как? – интересуюсь я.
– Ну сперва выложим рачков на балкон, чтобы они высохли. Потом вытащим тельца из раковинок, потом проткнем раковинки иглой, потом…
Процесс изготовления бус мне неинтересен. Мне любопытно другое. Рачки – живые. Они ползают, толкают друг друга, пытаются процарапать полиэтилен клешенками. Дети с любопытством глядят на добычу, обсуждают поведение узников, хохочут. Распознают особенно активных или необычной окраски рачков. Даже дали им имена. Мне любопытна детская рациональность.
Я знаю, что, если дети на самом деле возьмутся делать эти самые бусы, они совершенно безжалостно, не задумываясь ни о чем «таком», уничтожат зверьков. Но, скорее всего, ни до каких бусиков дело не дойдет, и незадачливые рачки издохнут всё в том же пакете, а потом будут выброшены в корзину. Я – взрослая. К сожалению. Поэтому мне жалко этих безмозглых, но таких забавных тварей. Я пытаюсь обосновать свою жалость логикой, мол, смерть сотни-другой рачков от рук равнодушных инфантов совершенно бессмысленна и, хоть и не нанесет ощутимого вреда мировой гармонии, но все же… Мне просто жаль рачков.
Детей мне тоже жаль. Они собирали. Старались. У них планы. Они воображают, как придут в школу и будут хвастать уникальным хендмейдом. Но как же жаль рачков…
– Смотрите. Если не станете возиться с вашими бусами, лучше отпустить. Уверены?
– Уверены! – кричат в один голос.
После ужина сидим на балконе. Рачки переместились в кастрюлю. Волнуются. Один даже потерял клешню. Другой, кажется, уже заснул. Вспоминаю детскую головоломку: «Однажды звездочет Хуссейн, имевший небольшой бассейн, узрел, что бывшие в нем раки клешней лишились после драки…»
– Умер один, – говорю девочке. – К утру все умрут.
– Все равно умрут, – улыбается девочка. – Завтра на солнышко их выложим.
– Ведь не сделаете же ничего, – качаю головой я. – Зря подохнут, бедняжки. Просто так. Ради каприза.
– Сделаем, – топает ногой она.
Мальчик украдкой вздыхает. Ему нестерпимо лень. Идея с бусами уже не кажется привлекательной. И один уже мертвый рачок – неожиданная, неприятная, сосущая под ложечкой укоризна.
Еще через час уснувших рачков становится все больше… «Тогда он раков стал считать, с клешнею левой было пять…»
– К утру ни одного не останется, – вскользь роняю я.
– Может, живые еще? – Мальчик осторожно трогает неподвижных рачков соломинкой для лимонада. Бесполезно.
– И главное, что впустую. Я же знаю, что не будет бус.
– Будут! – Девочка злится. Но, кажется, понимает, что я права.
– Я за свежей водой им сгоняю! До утра протянут, а там поглядим! – радостно кричит мальчик. Он нашел временное решение.
– Да! – подхватывает девочка. Ей тоже кажется, что так будет лучше.
Пока мальчик бегает к морю и назад, я молчу. Молчит и девочка. Расчесывает длинные волосы, шлет кому-то эсэмэски, пьет пепси. Мальчик возвращается с двухлитровой пластиковой бутылью, полной свежей морской воды.
Выливаем в кастрюлю. Пленники оживают, начинают усиленно карабкаться по металлическим стенкам, падают, снова карабкаются.
– Жить хотят, – шепчет мальчик. В его шепоте слышны горькие слёзы. Вот-вот он начнет плакать. Но держится.
– Угу. Но, по-моему, это они зря хотят. Напрасно, – я тоже умею быть жестокой.
– Не напрасно. Я бусы себе хочу. И сделаю! – Девочка вскакивает, уходит с балкона, там громко хлопает холодильником.
– Они в природе недолго живут, я смотрел по «Дискавери». Все равно умрут этим летом, – сообщает мальчик и ждет моего кивка или любого другого подтверждения спасительной своей мысли.
– Сколько положено, столько и живут. Но успевают размножиться. А не задыхаются в расцвете лет в крошечной железной кастрюле, – я умею быть очень жестокой.
– Я бусы хочу, – кричит девочка из комнаты. Оказывается, она все это время прислушивалась. – И сделаю!
– Неа. Не сделаешь. А животные умрут.
И вот что любопытно. Я понимаю, что надави я сейчас на обоих детей какой-нибудь классической историей из жизни папы-рачка, мамы-рачка, детишек-рачков, то ползучие твари будут спасены. Помнится, в свое время именно так я спасла кротячье поголовье на даче родителей. Но мне не хочется. Мне не знаю чего хочется. С одной стороны, мне все еще жаль раков. С другой стороны, хочется, чтобы дети решили сами. И чтобы в решении их были не только единомоментные эмоции: ах, жалко бедных маленьких рачьих малышей! – но и осознанная позиция. Мне хочется, чтобы дети не пожалели, но подумали: «Зачем?» Много хочу?
Ага. Но жара, морской воздух и нега способствуют многохотению.
– Ладно. Я не буду делать бусы, – решает мальчик. – Пойду отпущу своих на волю. Пусть размножаются и доживают свой век.
Облегчение, радость, почти восторг… Немного самолюбования, конечно. Собственное милосердие – всегда причина самолюбования.
– Только моих не трожь! И ты меньше меня собрал, понятно! – Девочка влетает на балкон. Злая. Капризная.
Думаю, она зла на то, что мальчик отобрал у нее возможность принять решение первой. Теперь ей деваться некуда. Либо настаивать на своем, либо рассчитывать на меня. На то, что я волей взрослого человека заставлю…
Нет. Я не буду. Сегодня я недобрая.
– Ну… Тогда давайте решать, где чьи рачки, – говорю я и пододвигаю к себе кастрюлю.
Рачки лупоглазят и машут клешнями, как будто сигнализируют: «Выбери меня, меня, меня». Но это все вранье и эмоции. Рачкам без разницы. Они просто хотят вылезти наружу. Те, которые еще живы.
– Вот этого точно я поймал, – мальчик вытаскивает первого.
– Хорошо. Тогда сделаем так. В эту миску, – ставлю глиняную чашку рядом с кастрюлей, – мы будем выкладывать тех, кому разрешим жить. А в кастрюле мы оставим тех, кому умирать.
Ага. Это уже другое. Это не отпустить – оставить. Это решение совсем иного порядка. Дети опешивают. Оба.
Девочка швыряет расческу на стол и снова выбегает вон. Включает музыку на полную громкость.
Мы с мальчиком долго спасаем рачков.
– Вот этот маленький. Он еще не вырос. Значит, пусть растет и размножается, – еще один рачок обречен на «жить».
– А этот красивый, – хватаюсь я за пятнистую раковинку. Житель раковинки норовит ткнуть в мой палец своим тельцем.
– А этот на бабушку похож…
Не знаю, чем крупный морской рак в сером панцире похож на бабушку, но соглашаюсь. Через пять минут в глиняной чашке больше половины ранее-обреченцев.
