Женщина-зима - Знаменская Алина (книги бесплатно .txt) 📗
– Ты мне клумбу не засоряй, – спокойно возразила Любава. – У меня кругом порядок.
– Порядок у нее! – передразнил Семен, хмуро оглядывая двор. – Где же твой хахаль крутой, что-то я его не вижу… Хотел с ним малость покалякать…
– Ой ли? – не скрывая усмешки, откликнулась Любава. – Что же вчера не пришел? Посидели бы по-семейному. А сегодня с утра он по делам уехал…
– Деловой!
– Конечно, деловой. А лодырей да разгильдяев мы не держим. Я и сама женщина деловая. Видел диплом?
От последнего вопроса Семена перекосило. Вчера в клубе на торжественном закрытии ярмарки Любаве прилюдно вручили диплом победителя и коробку с компьютером. А палатку Семена отметили в числе последних – грамотой за участие. Он даже на сцену не вышел – плевался. Наталья – та ничего, вышла. Поднялась в своем красном сарафане.
– Да нужны мне эти дипломы! – взвился Семен. – А ты уж тоже хороша! Бизнесмена своего в эксперты толкнула! Люди-то не слепые, видят, чем ты диплом-то свой заработала!
– Хочешь приз поглядеть? – не поддаваясь на его воинственный тон, пригласила Любава.
Она открыла дверь и вошла. Семену ничего не оставалось, кроме как войти следом. Семен хоть и злился, хоть и показывал всячески, что ему дела нет до полученного Любавой компьютера, все же посмотреть не отказывался. Любава хорошо знала его любопытство ко всякой новой технике, к этим проводкам, кнопочкам и лампочкам.
– Вот, подарили. Я еще и не трогала его, не распаковывала.
Семен молча вытащил из коробки широкий плоский монитор на ножке, осторожно распаковал процессор.
– Куда поставить хочешь?
– Да к Таньке в комнату. Приедет скоро.
– А…
Семен перетащил процессор в комнату к дочери, долго сосредоточенно возился с проводками. Любава знала – он шел ругаться. Ревность и злость кипели в нем, она расшевелила в муже инстинкт собственника. Но чтобы не выглядеть смешным, он не пришел разбираться вчера, сразу после закрытия. Наверняка приходил вечером ко двору – взглянуть, здесь ли машина Доброва.
А утром, улизнув от спящей жены, пришел разбираться.
А все пошло по-другому. Пока Семен возился с компьютером, Любава быстро настругала салат с редиской и сделала глазунью, как любил Семен. Поднялась наверх. Монитор хвалился свежестью красок и четкостью, даже какой-то сочностью изображения.
– Вот Танюха-то запрыгает! – воскликнула Любава и добавила: – Она ведь не одна приедет.
– С подружкой? – поинтересовался Семен.
– Какое там, Сема! С кавалером…
И она грустно посмотрела на мужа. Ей в глаза бросились его «подглазины», пустыми мешочками собранные вокруг глаз, новая порция седины справа. Скулы его покраснели от услышанной новости. Она-то переварила Танюхину новость, а он – нет. И ей было немножко жаль его.
– Как – с кавалером? Замуж, что ли, собралась?
– А кто знает? По крайней мере показать везет… отцу с матерью. А вот у Карповых и показать не показала. Взяла и укатила к милому в Уренгой.
– Нет! И ты об этом так спокойно говоришь? – разошелся Семен.
Вскочил, заходил по маленькой Танюхиной светелке, краснея и злясь. Любава грустно наблюдала за ним. Ей хотелось взять Семена за руки, усадить рядом, успокоить. Вот ведь как – Танюха далеко, про развод родителей не знает. Взяла и связала их потихоньку тонкой веревочкой. Непрочная эта веревочка, ох непрочная!
– И как ты их поселишь? – уставился он на нее. – Вместе, что ли?
– А нашу кровать отдам, – не сплоховала Любава. – Зачем она теперь мне одной?
Она пошутила, но Семен не воспринял это как шутку. Он просто посерел лицом, на лбу выступила испарина.
– Не успела школу закончить, мать твою! И чё теперь? И как? И куда она? А он кто? Он-то откуда? Родители кто?
– Вот и спросишь, когда приедут.
Семен сглотнул, словно пытаясь проглотить то, что она ему сейчас сказала.
– Они что, спят уже? – с безнадегой в голосе спросил он и жалкими глазами уставился на Любаву. Она даже растерялась немного от такой его заинтересованности.
– Да не знаю я, – вздохнула она.
Бессонная ночь наложила на нее тень усталости. Ее всегдашний пыл куда-то исчез. Выглядела она покорной судьбе и немного даже заторможенной от усталости. Это состояние, нехарактерное для Любавы, насторожило Семена. Недоумевал он, глядя на бывшую жену.
– Пойдем лучше завтракать. – Она поднялась с дочкиной кровати. – Я глазунью сделала. С перцем, как ты любишь.
– Да нет, идти надо, – замялся Семен. К совместному завтраку он не готовился. Только сейчас почувствовал, что размяк, поддавшись настрою Любавы, расслабился и готов позволить увести себя в любую сторону.
– Пойдем, – повторила Любава, не глядя на него. – Ты разве не помнишь, какой сегодня день?
– День? Какой?
Он покорно спускался за Любавой на первый этаж, на кухню, добросовестно пытаясь вспомнить, какой же сегодня день. День свадьбы? Нет, свадьбу играли в сентябре, когда было полно арбузов и мясистых розовых помидоров. У Любавиных родителей даже виноград в тот год уродился. Родня из Волгограда привезла персиков. Нет, свадьба у них была в сентябре.
Познакомились они зимой, под Новый год, в Завидове на танцах. Потом ходили кататься на санках с горы, и Любава обморозила щеку. Он грел ее, эту щеку, и они первый раз поцеловались…
Пока он вспоминал, Любава достала графинчик с водкой и две рюмки. Семен с некоторым недоумением наблюдал за ее действиями.
– Садись.
Он придвинулся к столу, взял стопку с водкой.
– Сегодня нашему Степочке исполнилось бы двадцать восемь дет.
Любава улыбнулась, а лицо Семена дрогнуло и искривилось. Он залпом выпил водку и уставился в окно.
Вот оно что… А он забыл. Он давным-давно забыл, что в летний день когда-то Любава родила ему сына, который не прожил и двух часов. Какие-то трудности возникли при родах, ребенок умер. Они были тогда совсем молодые, глупые. Семен хорошо помнил свое состояние – он был растерян и не знал, насколько близко к сердцу приняла это горе его молодая жена. Но – догадывался. Врачи не хотели отдавать ему тело ребенка. Говорили, что не положено, что таких детей хоронят как-то по-особенному, не на кладбище. Но он уперся как баран и требовал, чтобы ребенка выдали. Почему он так уперся, он сейчас не знает. Скорее всего потому, что должен был что-то сделать для Любавы, а больше ничего сделать не мог. Так вот, пока Любава, потерявшая много крови, восстанавливала свои силы в больнице, он с каким-то отупелым упорством занимался похоронами новорожденного. Заказал настоящий гробик, сам вырыл могилку на деревенском кладбище. Кузнец выковал ему оградку с крохотными ангелочками по углам. Все сделал, как полагается. И когда Любава вышла из больницы, то стала ходить на эту могилку. Плакать. Долго ходила к Степочке. Каждый год, в день рождения и смерти, носила туда живые цветы. Каждый год, пока не родилась Танюха.
– Когда ты ушел, Сема, я на могилку к Степочке ездила. Поплачу, вроде легче станет… – с сухими глазами, глядя мимо Семена, говорила Любава. – Ты молодец, что не отдал его врачам. Она мне, эта могилка, так нужна была…
Тут Семен не выдержал. Он скривился. Замычал что-то, изо всех сил сдерживая слезы, и, уронив табуретку, вылетел в сени. Там, как от физической боли, завертелся на месте, что-то силясь сказать. Но Любава знала – нет таких слов, чтобы выразить это. Да и не нужны они, слова…
Она и сама забыла уже этот день. И несколько лет не была на могилке, поминала не всегда. Закрутилась с этим бизнесом. А сегодня словно он сам, ангелочек, прилетел к ним, почувствовал, что нужен здесь.
Семен вышел во двор, Любава не пошла за ним. Она стояла в сенях и через неплотную сетку тюля видела, как он мечется по двору, борясь со слезами, пытается закурить, но зажигалка не хочет вспыхивать, а спички ломаются.
На что это было похоже? Словно проснувшаяся душа требовательно предъявила права своему здоровому эгоистичному телу.
Любава вернулась к себе, накрылась одеялом и уснула, зная, что добавить к этому разговору ей нечего.
