Маска Для Весов (СИ) - "Джиллиан" (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Танцевал, словно злился, поэтому и двигался резко и почти беспощадно. На кого же он злится? На танцовщицу, с которой, по его же договорённости, приходится сейчас танцевать? Или на ту, которую пришлось оставить из-за вечера на веранде? Почему-то мне казалось, что он злится на определённого человека - на меня.
Подхватил меня за талию - и прошёлся в несколько крупных шагов, сильно держа меня за пояс, не давая отцепиться. Чувствуя его поддержку, я наклонилась назад, а он немедленно нагнулся надо мной. Я только открыла рот спросить, что происходит, как он негромко сказал - так близко, что я почувствовала его тёплое дыхание:
- Утреннего шампанского не хватило? Опять пила?
Сердце больно стукнуло.
- Ты... узнал меня?
Он поднял меня. Снова пируэт, снова быстрая дорожка от него и к нему - в его объятия, чуть не лицом в его белую рубаху. Моей руки не отпустил. Как на привязи. Прижал к себе, взглянул недовольно сверху вниз. Глаза уже не пасмурные - как набухшие серые льдины по весне.
- Утром - во вторник. Ты убиралась у Инны Валерьевны и пела то самое танго.
Отпустил меня, чтобы прошла дорожку от него. Прошла. Всё - машинально. Кажется, даже угадала в ритм. Сам не пошёл за мной, стоял, ждал - пришлось вернуться.
Музыка какая-то нервная. Не для танго. В ритм попасть трудно. Или это со мной что-то не то творится? Почему ритм ускользает?..
Значит, поэтому он позвонил Никитосу вечером после обеда. Когда утром понял, что танцовщица и уборщица - одно и то же лицо. Я ведь встретила его в коридоре, пока мыла у Инны. Думала - может, он ждёт секретаршу, а он прислушивался к тому, что я пела. Я же и правда не всегда помню, что пою во время работы... Ну что ж. Может, это и к лучшему, что он знал, с кем должен танцевать. Только почему он так странно смотрит на меня? Из-за чего это странное выражение недовольства? Если он ждал, что я вот-вот раскроюсь и всё ему расскажу о себе, то почему продолжал готовиться к этому вечеру?
Машинально прошлась вокруг него, он снова крепко взял меня за руку, обняв за пояс. Руки тёплые, но, по ощущениям, злые. Очень близко. Так близко, что меня обдало холодным страхом: я не чувствую его! Как посторонний... Как чужой... Да что же это?..
Танго бесстрастно звучало, пары вокруг нас двигались слаженно, а я всё сильней проникалась тем странным холодом, которым вдруг заледенел Арсений. И двигался он гораздо жёстче, чеканней, чем ранее. И меня дёргал - как куклу. Как пластиковую куклу, с которой так легко играть, если знать, как обращаться.
Все наставления тёти Клавы, все уроки Анны немедленно оказались отодвинутыми в сторону - будто его жёсткой рукой. Он просто не допускал меня до себя. Хотя наши тела соприкасались. Постоянно.
- Почему ты так со мной? - быстро выдохнула ему в лицо, когда в очередной раз оказалась прижатой к нему.
- Потому что хочу вытащить тебя из этого убожества.
Ничего не поняла.
Больше он не давал мне отходить от него ни на шаг. Только в объятиях - лицом к лицу или прислоняя к своему телу... Но теперь одеревенела я. Что он имеет в виду под убожеством? Вопрос стал навязчивой идеей... Буквально стучал в виске ноющей болью.
Стороной заметила обеспокоенные лица Анны и Леона. Удивляются, почему танцую так скованно? Или тому, что Арсений ведёт меня агрессивно? Постоянно появлялся Дима, который будто специально ходил так, чтобы видеть меня. Или чтобы я видела его?.. Его светловолосая голова затмевала всё - трое приятелей, пробиравшихся за ним в толпе, мелькали почти неприметными тенями.
Наконец я не выдержала - и врезала каблук туфли в старый линолеум. И словно закоченела, перестав двигаться. Арсений вынужденно остановился.
- Что? - недовольно спросил он.
- Ты спрашиваешь у меня - что? Объясни мне, тупой, что это значит: ты хочешь вытащить меня из этого убожества? И что является, по-твоему, убожеством? - Я сморщилась. Боль всё дальше вонзалась в висок ржавой иглой.
Пары продолжали танцевать, а нашу остановку зрители приветствовали как заранее задуманную сцену. Хотя женщины в белых платьях, кажется, лучше чувствовали, что происходит что-то незапланированное. Они внимательно, а то уже и обеспокоенно посматривали на нас, замерших друг против друга.
Он почти навис надо мной. Лицо надменное - настолько, что я теперь чувствовала себя не только тупой, но и униженной. Пока неосознанно.
- Хочешь выставить на посмешище свои капризы?
- Хочу, - угрюмо сказала я. И вспыхнула. Кто он такой, чтобы передо мной так нос задирать? И вспомнила: "... все светские барышни терпели и не ревели?" Кажется, так я спросила у Искандеры? И она ответила - воспитанные барышни не ревут! И тут... воспитанная барышня высокомерно подняла во мне голову. Не барышня - светская дама! Разгневанная аристократка Диана! Я не заметила, как упрямо подняла подбородок, и холодно же спросила: - Итак, ты можешь объяснить своё высказывание?
- Хочешь, чтобы я назвал вещи своими именами? Тебе не понравится.
- Если что - прожую и выплюну.
В лице ни движения. Тем страшней прозвучали его слова:
- Я хорошо представляю себе, что такое байкерская подстилка. Ты испытываешь ко мне симпатию. Ты похожа на мою сестру. Этих двух фактов достаточно, чтобы я предложил тебе уйти от того байкера, с которым ты танцевала. Да, я понимаю, что, возможно, как любовник, он тебе и подходит...
Чёрно-жёлтый пол по линии стоящих неподалёку зрителей вдруг поплыл перед глазами, кривясь и кренясь... Покачнулся... Пришлось переступить, чтобы не упасть. Я вздрогнула, когда сообразила, что вот-вот свалюсь в примитивный обморок... Инстинктивно заморгала изо всех сил, стараясь восстановить нормальное зрение. Потом стало смешно: он всё ещё говорит - а я его не слышу: в уши словно ваты наложили. Напихали. Плотно. Глухо и давит...
Диана будто оглянулась на меня издалека. Ну! Ты же не совсем мямля! Врежь ему!
- Вот как... - сказала я, не узнавая собственного голоса, низкого и неожиданно такого глубокого, что Арсений осёкся. Общение с братом и его друзьями не прошло бесследно. Я знала кое-что, что может взбесить мужчину, как мальчишку. И мягко, с усмешкой, искривившей рот, который он только и видел под маской, с вызовом проговорила: - Тебя это заставляет психовать? Не психуй, мальчик, успокойся.
- Ты!.. - он чуть не задохнулся от возмущения: я говорила громко - и нас не просто слышали. Пары начали останавливаться...
Я оборвала его - уже тише, но так, чтобы он слышал каждое слово:
- А ты уверен, что хочешь меня вырвать из этого убожества? Ведь если уж быть откровенной, этот байкер у меня не первый. Далеко - не первый. Уверен, что сможешь удержать меня? Я ведь долго ни с кем не гуляю! Разонравишься - никакие деньги меня не остановят. А то и вдвоём погуляем на них - с другим!
И отшатнулась, когда он попытался влепить мне пощёчину.
- Спокойно, мальчик, спокойно. Чего ты ерепенишься? До этого ещё долго, а пока... - Я задрала подол платья (мёртвая тишина вокруг - даже диджей понял, что происходит нечто выходящее из ряда вон, и отключил музыку), обнажая ноги. - У меня тоже есть что предложить тебе. Как ты думаешь, мои ножки стоят твоих денег?
Отпустив подол, я в резком пируэте отвернулась от него и пошла, всё так же высоко подняв подбородок, прямо в толпу. Сначала пошла. Но толпа сомкнулась за мной - и я побежала, протискиваясь мимо встревоженных зрителей, которые оборачивались вслед, не понимая, но сочувствуя. Я бежала, чувствуя, как неприятно мокнет на скулах и щеках маска, как начинаю вздрагивать от неконтролируемых конвульсий... Бежала мимо болтающихся в широком коридоре, удивлённо вскидывающих брови при виде меня...
Куда дальше, чтобы не нашёл?.. Выскочила из павильона - в морозную тьму, еле подсвеченную фонарями возле веранды, в одобрительный ор и свист пока ничего не знающих и не понимающих байкеров, куривших на улице. Как же - промелькнуло равнодушно: в таких туфлях, в таком платье, с таким декольте, в маске - и на улицу, ... Под ногами вразнобой утоптанный снег и раскатанные машинами, блестящие в свете фонарей скользкие дорожки. Холода не чувствовала, разгорячённая бегом и обидой. Кто-то схватил за руку - с перепугу начала вырываться, ослепшая от слёз, но мальчишеский голос прикрикнул:
