Частная школа (СИ) - Шолохова Елена (бесплатные полные книги txt) 📗
— Дин, сядь, — дёрнул её за рукав блузки Дима Корбут. — На тебя уже все смотрят.
— Да плевать, — не отрывая взгляда от Эрика, отмахнулась Дина.
Однако подходить к нему сейчас не стала, глупо это будет выглядеть. Можно, конечно, прогнать этих дурочек, но нет… момент упущен.
Да и Эрик, пока она колебалась, поднялся и вышел из столовой, в её сторону даже не взглянув.
Одна из девятиклассниц проводила его долгим взглядом, потом наткнулась на Дину и, сразу заробев, отвела глаза.
— Дин, давай я с ним поговорю? — предложил Корбут.
— Я сама должна, — покачала головой Дина.
Первым уроком у них была литература. Полина всё зудела — иди отлежись, проспись, отдохни… Это даже начало раздражать. И вообще всё раздражало. Свет в аудитории горел слишком ярко, аж в глазах резало. И шумели все, как на восточном базаре. Галдели, стучали, двигали стульями, смеялись, даже маркером по доске умудрялись писать с диким скрежетом. Невыносимо просто! Хотелось зажмуриться и заткнуть уши. А ещё лучше — выключить свет и велеть всем замолкнуть.
Наконец начался урок, и стало хотя бы относительно тихо. Нина Лаврентьевна первым делом решила спросить домашнее задание.
— Начнём с желающих, — улыбнулась она. — Итак, Сергей Есенин. «Шаганэ ты моя, Шаганэ». Кто у нас желает рассказать первым?
Дина подняла руку.
— Дина, прошу к доске.
Дина поймала на себе встревоженный взгляд Полины. Та, перегнувшись через проход, что-то зашептала, но слушать подругу Дина не стала. Поднялась, как-то слишком резко, потому что тут же покачнулась, но успела ухватиться за столешницу. Затем сосредоточилась и вышла к доске.
Эрик на неё не смотрел. Бесцельно чертил что-то в тетради. А всех других она попросту не замечала сейчас.
— Слушаем тебя, Дина, — подбодрила её русичка.
— Эрик, — сглотнув вставший в горле ком, произнесла Дина, — прости меня, пожалуйста. Я не знаю, что сказать в своё оправдание. Такие слова нечем оправдать… Я сама себя за них ненавижу. Но на самом деле я так не думаю. Для меня ты… ты самый лучший. И я…
Она запнулась, глядя на него с мольбой. Но Эрик не поднимал глаз, ни разу не взглянул на неё, словно и не слышал. Просто продолжал чертить в тетради безотрывно, только теперь заметно быстрее, с напором, со злостью.
— Прости меня, пожалуйста, — тихо, почти шёпотом повторила Дина и, не дождавшись от него хоть какого-нибудь отклика, медленно вышла из аудитории.
Едва Дина затворила за собой дверь, тут же почувствовала, что пол будто поплыл под ногами, стены накренились и свет стал меркнуть.
В последний момент перед тем, как сознание отключилось, до неё словно сквозь толщу воды донёсся голос куратора: «Дина!».
60
После ухода Дины в классе повисла тишина. Даже Нина Лаврентьевна не сразу решилась её нарушить.
Бездумные круги и восьмёрки, которые Эрик бездумно выводил на последней странице тетради, незаметно превратились в резкие ломаные линии и местами даже прорвали лист до дыр. Только когда Дина ушла, он это заметил и откинул ручку. Выдохнул, отвернулся к окну.
Зачем она это делает? Зачем растягивает агонию? Зачем не даёт умереть тому, чему жить не суждено? Господи, да он и без этих её слов всегда знал, что вместе им не быть. Просто раньше предпочитал не думать об этом, беспечно шёл на поводу желаний — вот и поплатился.
Если бы сразу всё пресёк, если бы просто не позволил себе привязаться к ней, то сейчас не было бы настолько больно. И как вырвать её из сердца, если она уже проникла в каждую клетку, если все мысли только о ней?
И вот сейчас злиться бы на неё, как вчера, после этого злополучного дня рождения. Было бы легче. Злость затмевает боль. Но вот она сказала прости, и горло тут же перехватило. И от злости — ни следа. И внутри всё печёт. И хочется пойти следом. Ну как так-то? И это он ещё посмотреть на неё не решился. Не смог. Чёрт подери, ну почему она просто не оставит его в покое?
Нина Лаврентьевна робко кашлянула и всё-таки продолжила урок:
— Не знаю, ребята, что тут у вас произошло, но давайте вернёмся к Есенину…
На перемене перед математикой к Эрику вдруг подсела Катя. Корбут крутился поблизости, не выпуская её из виду.
— Ты как? — спросила она несмело.
— Отлично, — буркнул Эрик, не глядя на неё.
— Эрик, ты можешь на меня злиться, конечно, и будешь прав, но я всё равно за тебя беспокоюсь…
— Угу.
— Ну я же вижу, что тебе плохо! Давай поговорим…
— О чём? — запальчиво ответил он, развернувшись к ней всем корпусом. — О том, что ты всё это предсказывала заранее, а я, идиот, тебя, такую умную, не слушал…
— Э-э, потише, — подал голос Дима.
Катя бросила на Корбута взгляд, мол, всё в порядке, не мешай, затем снова обратилась к Эрику. Он же опять сел обычно и принялся вновь вычерчивать зигзаги.
— Нет, я другое хотела сказать. Наоборот, это ты был прав, а я в ней ошибалась. Дина, конечно, очень сложная и иногда её трудно понять, но… она искренняя. Ты даже не представляешь себе, как она вчера переживала и расстраивалась. Нет, это даже не то… Я такой её никогда не видела. Это был человек, у которого огромное… неподъемное горе. И она тебя в самом деле любит.
Эрик молчал.
— Ты ничего не скажешь? — выждав паузу, спросила Катя.
— А что я должен сказать? Хорошая речь, молодец.
— Эрик, ну что ты в самом деле? Ты же тоже её любишь. Вам надо поговорить.
— Я уж как-нибудь сам разберусь, что мне надо, без посторонних.
— Да, конечно, — смутилась она и поднялась, но, сделав шаг к Диме, снова повернулась к нему: — Эрик, ты же не жестокий человек! Ты же…
— Катя, — прервал он её раздражённо, — хватит меня лечить. Вон у тебя свой пациент есть, его и анализируй, — кивнул он на Корбута. — Им и манипулируй. А я обойдусь без твоих наблюдений и рекомендаций. Ясно?
На Катю он и правда разозлился. Куда вот она лезет? Кто её просит?
И всё же во время обеда он высматривал Дину. Зачем — и сам не знал. Всё равно ведь не подошёл бы, не сел бы с ними за один стол. Ну, просто, наверное, потому что привык. Но Дина в столовую не пришла. И все оставшиеся занятия тоже пропустила.
На последнем уроке, химии, буквально уже перед самым звонком, в аудиторию заглянул Валентин Владимирович. Выглядел он очень озабоченным, даже расстроенным. Извинившись перед химиком, спросил:
— Кто-нибудь знает, у Дины Ковалевской есть ещё какие-то родственники? Не получается дозвониться ни до её матери, ни до отца ни по одному из номеров. Может, есть у неё бабушки там, дедушки, тети, дяди, не знаете?
Они растерянно переглянулись, но никто ничего такого не знал.
— А что случилось? — спросила Полина.
Ещё до того, как куратор ответил, Эрик почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал липкий страх, а за грудиной словно образовалась бездонная холодная яма. И сердце замерло, готовое в любую секунду сорваться камнем в эту яму.
— Дине стало плохо. Её на скорой увезли в больницу.
— А что с ней? — теперь уже спросили хором несколько человек.
— Ну… неизвестно пока, — хмурился куратор. — Заболела. Простыла, наверное. Ладно, занимайтесь. Извините за вторжение.
После урока, едва химик покинул аудиторию, Корбут во всеуслышание окликнул Лизу.
— Ну что, Спицына, довольна?
— Я-то здесь причем? Я не заставляла её бегать по улице без одежды, — оправдывалась Лиза.
— Ты реально ничего не понимаешь или прикидываешься дурой? — наступал Корбут.
— Что я должна понимать? — голос её сорвался. На щеках проступили алые пятна.
— Если б не твоя поганая выходка, ничего бы этого не было.
— Да, Лиза, признай, что ты была не права, — вмешалась Полина.
— Я всего лишь показала правду. Она же действительно сказала, что с отбросами не общается! И вы это слышали! А теперь я же виновата…
Корбут посмотрел на неё брезгливо.
— Я так точно с отбросами не общаюсь, так что больше слова тебе не скажу. Катюха, пойдём.
