Мистер Фокс и четырехлапый купидон (ЛП) - Грей Р. С. (список книг .TXT) 📗
Картер пересказывает историю спасения Мэделин в сотый раз. Моя мать в восторге. Мэделин смотрит сквозь французские двери на Молли и Мышонка.
— Почему Оливия оставила Молли здесь в Техасе? — спрашивает она, прерывая историю Картера. Слава Богу.
Хороший вопрос, который я пока не подумал задать.
Мама пожимает плечами.
— Думаю, она держала ее в качестве выкупа или приманки. Когда стало ясно, что она не вернет Адама, думаю, Молли стала для нее бесполезной. Ну и хорошо, потому что Адам всегда любил эту собаку.
Лицо Мэделин искажает замешательство, вероятно, потому, что она не может себе представить, как кто-то может сделать нечто настолько порочное другому человеку.
— Ты же оставишь ее, да? — спрашивает Мэделин.
— Конечно.
Это даже не вопрос. Молли — моя собака, и я счастлив вернуть ее. Тот факт, что она и Мышонок хорошо ладят, — дополнительный бонус.
— Хорошо, — кивает она. — Нам нужно будет создать для них график свиданий.
Все в комнате замолкают оттого, что подразумевается в ее заявлении: если мы встречаемся, Мышонок будет с Молли все время; если нет — нам придется составить график их встреч.
Дейзи встает.
— Знаете, думаю, пора домой. Картер, ты не мог бы проводить нас к нашей машине?
Парень кажется смущенным.
— Это же всего лишь до подъездной дорожки...
— Картер, в этом странном мире нам бы действительно было лучше с сопровождением полицейского, — выплевывает она, указывая кивком на входную дверь. Наконец он понимает не такой уж и тонкий ее намек и поднимается на ноги. Его друг офицер присоединяется к нему, а затем за ними следует и моя мама.
У Мэделин хватает наглости надеть туфли, словно она тоже уходит. Я благодарю всех за помощь в поиске и обещаю вскоре увидеться с ними снова, а затем, когда Мэделин пытается проскользнуть через дверь, выставляю ногу и блокирую ее.
Девушка почти спотыкается, но я подхватываю ее за руку, чтобы она не упала.
— Извини, — говорит она спокойно и решительно.
— Хватит. Все ушли, и пора поговорить.
Мэделин скрещивает руки на груди, высоко поднимает голову и пожимает плечами.
— Хорошо.
Мы возвращаемся в гостиную, и я сажусь на диван. Мэделин садится напротив, ноги скрещены, взгляд прямо на меня. Кажется, я вижу улыбку, готовую вот-вот появиться, но не тороплю.
— Мило выглядишь в моей футболке, — говорю я с ухмылкой.
Она кусает нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку.
— Очевидно.
— Оливия уехала.
— Как ты и сказал.
— Между нами все кончено.
— Она приехала сюда решить все раз и навсегда, как ты и предполагал?
— Нет. В Техас она приехала, планируя возродить наши отношения, но этого не произошло.
Она смотрит на свои ногти, притворяясь безразличной.
— Неужели? Ну, печально слышать о тебе и Оливии. Но это не помогает объяснить, что происходит между нами.
— Что ж, очень рад, что ты подняла эту тему. Потому что я хочу, чтобы ты знала… я встречаюсь кое с кем.
Улыбка прорывает ее броню, но в мгновение ока исчезает.
— Ха. Должно быть, она очень хороша, если ты уходишь от бешеной Оливии к ней.
— Она...
Я отворачиваюсь, пытаясь придумать прилагательное, чтобы описать Мэделин, но ничего не приходит на ум. Смешная, удивительная, замечательная — все слабое. Я использовал эти слова для описания женщин в прошлом, а Мэделин не похожа ни на одну из них. Она уникальна.
Краем глаза ловлю ее движение. Мэделин обходит журнальный столик и приближается ко мне. Она в моих спортивных шортах и футболке, которые висят на ней мешком.
— Необычная, — говорит она, низко наклоняясь и ставя одну коленку возле моего бедра, потом вторую возле другого моего бедра, а затем садится на меня на диване. Я откидываюсь назад на подушки и смотрю на Мэделин, убирая назад свободно упавшие на ее лицо каштановые пряди. Веснушки рассыпаны по ее носу, а глаза сияют от озорных намерений.
— Захватывающая. Смехотворно красивая. Достаточно умная, чтобы присоединиться к «Менса» (прим. перев.: Mensa — некоммерческая организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта), но никогда этого не сделает, потому что, вероятно, посчитает это позерством.
Я смеюсь и притягиваю ее к себе.
— О нет! — вздыхает она. — Что эта загадочная женщина подумает о том, что ты держишь меня вот так?
Прижимаюсь губами к ее губам, и она вздыхает под ними, наконец, отвечая мне на поцелуй, которого я хотел весь день. Он начинается так невинно. Мэделин чуть возвышается надо мной, в свободной одежде и без макияжа, но я пробую ее на вкус и слышу стон. Она опускается ниже и наши бедра соприкасаются. Разрываю поцелуй и обнимаю ее за спину, спуская ее вниз, пока она не оказывается на уровне моей груди.
— Прости меня за последние несколько дней. Мне стоило разобраться быстрее.
— Забудь, Фокс, — ее дыхание становится тяжелым, а мы едва начали. — Поверь мне, я забыла... или, по крайней мере, собираюсь.
Она вращает бедрами, желая продолжить, но я удерживаю ее напротив себя, пытаясь понять свои эмоции. Закрываю глаза, и последние двенадцать часов проносятся в голове — появившийся страх, когда я приехал в квартиру Мэделин, а обнаружил, что ее нет, восторг и ревность, когда она вышла из патрульной машины Картера, укутанная и в безопасности в том сером одеяле. Теперь я чувствую, как ее сердце бьется напротив моей груди, и у меня появляется желание рассказать ей о своей любви. Прошло всего несколько недель, и теперь внезапно мне хочется поторопиться и попросить ее переехать ко мне, убедить ее, что Мышонку нужно быть здесь, в фермерском домике, а ей нужно быть со мной.
Это сумасшествие, поэтому я молчу и жду, пока чувство пройдет.
Вот только оно не проходит.
Я заключаю лицо Мэделин в ладони и поворачиваю, чтобы увидеть ее глаза. Она витает в облаках, смотрит на меня, так ничего и не произнеся.
Эмоция, что поднимается во мне — это совершенно новое чувство. Я влюблялся в Оливию медленно, на протяжении многих лет. То была любовь, основанная на комфорте и рутине. А с Мэделин — это новая любовь и страшная. Она ощущается ненадежной, но и хрупкой одновременно, например, если я не буду осторожен, то могу потерять ее так же легко, как нашел.
— У тебя руки дрожат, — говорит Мэделин, поднимаясь, чтобы прижать мою ладонь к своей щеке.
Я смеюсь и отворачиваюсь.
— Это пустяки.
— Адам.
Она не продолжает, пока я не поворачиваюсь к ней.
— Я чувствую то, что чувствуешь ты, — признается она, наклоняясь вперед и прижимаясь мягкими губами к моему подбородку, к щеке, к губам. Это короткие, дающие надежду поцелуи, и я закрываю глаза, задаваясь вопросом, может ли то, что она сказала, быть правдой. — Клянусь, я тоже это чувствую.
Но мы ничего не произносим вслух. Пока нет.
Вместо этого я стягиваю с нее футболку через голову и швыряю за диван. Шорты следуют туда же, и там, на диване, под солнцем на потолке через окно, мы проводим самый медленный, самый интимный полдень, полный секса. Я перекатываю ее на спину и удерживаю свой вес над ней, отчаянно запоминая моменты, которые кажутся такими мимолетными: ощущение ее кончиков пальцев, скользящих по задней части моих предплечий, утонченная мягкость ее шеи, когда она выгибается и шепчет мое имя, ее пятки, вдавливающиеся в низ моей спины, кожа, покрытая таким румянцем, что она выглядит почти сожженной нашей любовью.
— Мэделин? — шепчу я ее имя.
Она укладывается на меня, засыпая. Не думаю, что она проснулась, но хочется, чтобы не спала.
— Хммм? — мычит она лениво.
Я люблю тебя.
Переезжай ко мне.
Выходи за меня.
Опускается тишина, и Мэделин моргает, открывая глаза.
— Ты вообще знаешь, что еще даже не попросил меня быть твоей девушкой.
Я смеюсь над абсурдностью ее слов, учитывая мысли в моей голове.
— Разве?
— Нет. Ты сказал о нашем статусе своей маме, но меня так и не спросил.
