Сын счастья - Вассму Хербьёрг (книги .TXT) 📗
Может быть, потому, что я читал поэму глазами Анны, я не оторвался от нее, пока не дочитал до конца. Я презирал этого Пера Гюнта и восхищался им. Льющийся ритм очаровал меня, но сама поэма вызвала раздражение. Меня раздражало все — самообман, трусость, ложь. Даже юмор. Все было мне одинаково неприятно.
Ночью мне приснилась Карна. Но почему-то я не мог узнать ее. Какая-то она была не такая. Я проснулся и долго лежал, стараясь понять, в чем дело. И наконец понял: во сне у Карны было лицо Сесиль. А может, Ханны?
Мне снилось, будто Карна висела у меня на шее на цепочке. Вроде серебряного креста, который матушка Карен подарила Юхану. Я стоял на набережной Нюхавн и вертел Карну в пальцах, как амулет. Нечаянно я сделал резкое движение. Цепочка, на которой висела Карна, порвалась. Карна упала в воду. Цепочка обожгла мне пальцы и тоже скользнула в воду.
Проснувшись, я вспомнил одно изречение, которое где-то слышал или вычитал. А может, оно родилось во мне после этого странного сна: человек многое должен простить себе, прежде чем научится прощать другим.
Я не знал, живет ли до сих пор Карна у своей бабушки на Стуре Страндстреде, но на другой вечер пошел туда.
— Она работает сиделкой в клинике Фредерика, — сказал ее брат, с любопытством разглядывая меня.
— Когда она вернется домой?
— Завтра утром.
Мы долго смотрели друг на друга.
— Давненько ты у нас не был, — сказал он наконец.
— Это верно. Передай ей привет.
— Спасибо, передам. Ты придешь еще?
— Может быть, — подумав, ответил я.
Назавтра после лекций я пошел бродить по улицам. Мне не хотелось встречаться с Акселем, и я ушел из университета, не поговорив с ним. Что, безусловно, должно было его удивить. Я избегал всех мест, где обычно встречались студенты. И старался, чтобы Круглая башня — главная примета студенческого района — не попадалась мне на глаза.
Потом я набрался храбрости и в трактире «Старый берег» сочинил Анне письмо. Но как ей его передать, не знал.
Сперва я прошелся по Королевскому парку, стараясь убедить себя, будто просто гуляю. Потом направился к дому Анны.
Мне открыла та же горничная, которая встретила нас, когда мы обедали у профессора. Она сделала реверанс, узнала меня и очень удивилась. На мне не было ни пальто, ни шляпы, и я выглядел как самый обыкновенный студент.
— Вы подождете? — спросила она.
Я кивнул. Она оставила наружную дверь открытой и ушла с моим письмом. Я сел на каменные ступени и настороженно прислушивался, чтобы быстро вскочить и встать по стойке «смирно», если кто-нибудь выйдет из квартиры. Кого именно я ждал, горничную или Анну, не знаю.
Когда в дверях появилась Анна, я понял, что не ожидал этого. Покраснев как рак, я встретил ее взгляд.
— Добрый день! — В ее голосе звучало удивление. Заикаясь, я начал излагать ей содержание своего письма.
— Я сейчас иду на урок музыки. Может, ты проводишь меня? Это недалеко. — Она тревожно оглянулась через плечо, словно опасалась, что кто-нибудь остановит ее. Потом прибавила:
— Иди вперед и жди меня в Королевском парке!
Она назвала место, где мы должны были встретиться, но я не расслышал, потому что сердце стучало у меня в ушах. Анна исчезла.
Пошатываясь, я спустился по ступеням и вышел на улицу. Теперь я знал, что запреты для меня не существуют. Она осмелилась встретиться со мной наедине, никому не сообщив об этом!
В парк я не пошел. Стоял у входа, чтобы не пропустить ее. Ждал, спрятавшись за деревьями. Дыхание и сердце не слушались меня. Я презирал себя за это, но ничего не мог с собой поделать.
Вскоре я увидел Анну. Черная фигура в развевающемся недлинном пальто. Юбки ее колыхались на плитах тротуара. Стук каблучков звучал как фанфары. «Идет Анна!» — возвещали они.
Вблизи свет совершенно преобразил ее. Она словно сбросила с себя темную шкуру и превратилась в видение, закутанное в легкую желтую ткань. Под кронами деревьев солнце творило чудеса.
Мне хотелось прижать ее к груди. Мои руки пытались освободиться от меня и слушаться только себя. Но я знал, что она не Карна. Не Сесиль. И не Ханна. Она — профессорская дочка, хоть и согласилась встретиться со мной наедине. Не знаю, помнил ли я о том, что она к тому же принадлежит Акселю.
Когда она вошла в тень, по ее лицу скользнула улыбка.
— У меня всего полчаса. Я ведь и в самом деле иду на урок музыки, — сказала она.
Как будто я сомневался в этом!
— Давай пойдем по этой тропинке. Там есть скамья, — предложила она.
Я до сих пор не произнес ни слова. Только кивнул и пошел следом за ней.
— Ну что, прочитал «Пера Гюнта»? Тебе, наверное, кажется, что это написано про тебя? — спросила она через плечо.
Я не сразу вспомнил, что именно об этом написал ей в своем письме. Шутит она? Или говорит серьезно?
— Наверное, это потому, что мы оба покинули родину, — проговорил я и остановился.
— Я так и знала! — воскликнула она. — Знала, что тебе понравится! Скольким людям Пер изменил! Сколько испытаний не выдержал!
И тем не менее она застала меня врасплох, когда спросила без обиняков:
— А ты изменял кому-нибудь?
— Как сказать… — Я попытался уклониться от ответа.
— Если не ошибаюсь, именно измена Пера Гюнта заставила тебя написать мне это письмо?
По ее голосу я ничего не мог понять. Нейтральный звук на лоне природы. Но в нем слышалось много вопросов.
— Да, — признался я.
— Да? Но говорить об этом не хочешь?
— Мне просто хотелось увидеть тебя, — к собственному удивлению, произнес я.
Мы подошли к скамейке. Я смахнул с нее пыль и сделал галантный жест, приглашая Анну сесть. Она молча села. Я примостился на самом краю.
— Ты часто видишь меня… — начала она.
— Но не наедине!
Мы помолчали. Слова, которые мне хотелось сказать ей, куда-то исчезли. Она подняла на меня глаза:
— Ты прав. Не наедине.
Я всей кожей ощущал ее присутствие.
— А с Акселем ты встречаешься наедине? — вырвалось у меня.
Она искоса поглядела на меня и улыбнулась. Я не знал, как истолковать ее улыбку.
— Это совсем другое.
— Почему?
— Мы с Акселем давно знаем друг друга.
— Вот как? — Я мысленно увидел Акселя за спиной у Мадам в переулке Педера Мадсена.
— У тебя, кажется, не очень хорошая репутация? — спросила она. Словно поняла, о чем я вспомнил, и простила Акселя.
— Что ты имеешь в виду?
— Подруга Софии была на одной студенческой вечеринке в Регенсене, — сказала она, словно это все объясняло.
— Такие вечеринки бывают и в Валькендорфе, — заметил я, включив таким образом и Акселя в свою компанию.
— Я знаю.
— Так в чем же дело?
— Она там живет.
Мне нечего было возразить.
— А что сказала обо мне подруга Софии?
— Что у тебя много возлюбленных, — честно призналась Анна.
— А еще что?
— Что ты умный и хороший, но к избранной среде не относишься.
Я мог бы сказать, что мы с Акселем относимся к одной среде. Но удержался.
— А еще что? — опять спросил я.
— Что ты собираешься вернуться на родину, когда закончишь учение.
— Ты расспрашивала ее обо мне?
— Да.
— Почему?
— Мне было интересно.
— Почему? — шепотом повторил я, не смея поднять на нее глаза.
Я видел только ее руки. Сильные пальцы. Запястья, как у мальчишки. Выпуклые, коротко остриженные ногти. Если б я не знал ее, я подумал бы, что это руки женщины, которая занимается физическим трудом.
— Почему, Анна?
— Потому что ты не такой, как все. А может быть, потому, что ты тогда спросил меня об искусстве… Или…
Она замолчала и подкинула ногой камешек.
— Можно мне взять тебя за руку? Пожалуйста! Для меня это важно.
Она улыбнулась и спрятала от меня глаза.
— Если хочешь. Вот тебе одна рука. Другую я оставляю себе.
Одной я, конечно, удовлетвориться не мог. Схватил обе. Почти теряя сознание, но охваченный безграничной радостью. Я ощущал запах лесной почвы. Острый и свежий после дождя. Запах самой Анны. Лаванды?
