Поющие в терновнике - Маккалоу Колин (бесплатные версии книг TXT) 📗
Отец Ральф рассмеялся.
— Вы ставите меня в трудное положение, ваше высокопреосвященство! Я оказался между прежним и новым наставником, и если дам ответ, приятный одному из вас, он может не понравиться другому. Но позволительно ли сказать, что мне будет недоставать вас, ваше высокопреосвященство — и в то же время я с радостью готов служить вам, ваше высокопреосвященство?
Отлично сказано, поистине дипломатический ответ. Архиепископ ди Контини-Верчезе подумал, что, пожалуй, такой секретарь ему вполне подойдет. Только вот чересчур красив, такие тонкие черты, поразительно яркие глаза, волосы, цвет лица, великолепная фигура.
Отец Ральф снова умолк, невидящим взглядом уставился на чайный стол. Он опять увидел молодого священника, которого только что сурово отчитывал, его страдающие глаза в ту минуту, когда стало ясно, что ему не дадут хотя бы проститься с любимой. Боже милостивый, а что, если бы на месте этого бедняги оказался он сам, а на месте девушки — Мэгги? Такое может некоторое время сходить с рук, если соблюдать осторожность; может сходить с рук до бесконечности, если встречаться с женщинами только раз в году, на отдыхе, вдалеке от своего прихода. Но позволь себе всерьез привязаться к одной какой-то женщине — и тайну неизбежно раскроют.
В иные дни только простояв на коленях на мраморном полу архиепископской часовни, пока не одеревенеет и не заноет мучительно все тело, он одолевал порыв — первым же поездом помчаться назад в Джилли и оттуда в Дрохеду. Уверял себя, что он всего лишь устал от одиночества и ему недостает человеческого тепла и радушия, к которым он привык в Дрохеде. Уверял себя, будто ничто не изменилось, когда он, поддавшись минутной слабости, ответил на поцелуй Мэгги — все равно его любовь к ней остается лишь чудесной сказкой и ничуть не преобразилась, не обрела, в отличие от прежних расплывчатых грез, опасную, чуть ли не осязаемую законченность. Нет, он не мог признаться себе в каких-либо переменах и упорно думал о Мэгги как о маленькой девочке, отгоняя образы, которые этому противоречили.
Он ошибся. Время шло, а боль не ослабевала. Напротив, мучила еще сильней, оборачивалась холодной, безобразной пыткой. Прежде одиночество было безликим, и он никогда не думал, что хоть один человек, войдя в его жизнь, мог бы принести ему исцеление. Теперь у одиночества было имя: Мэгги, Мэгги, Мэгги, Мэгги, ..
Он очнулся от задумчивости под пристальным немигающим взглядом архиепископа ди Контини-Верчезе — эти большие темные глаза оказались опасно всезнающими, куда более проницательными, чем живые круглые глаза его нынешнего духовного наставника. Отец Ральф был слишком умен, чтобы притворяться, будто у него нет причин для невеселого раздумья — он ответил будущему наставнику столь же проницательным взглядом, потом улыбнулся и слегка пожал плечами, словно говоря: у каждого из нас свои скорби и печали и нет греха в горестных воспоминаниях.
— Скажите, ваше преподобие, неожиданный спад в экономической жизни не отразился на подопечном вам имуществе? — словно между прочим спросил итальянец.
— Пока у нас нет причин тревожиться, ваше высокопреосвященство. «Мичар Лимитед» не так-то легко поддается колебаниям рыночных цен. Мне думается, больше всего пострадают те, кто поместил свои капиталы не столь осмотрительно, как миссис Карсон. Конечно, ферма Дрохеда не так процветает, цены на овечью шерсть падают. Но миссис Карсон была слишком разумна, чтобы вложить все свои деньги в сельскохозяйственные предприятия, она предпочитала металл, это гораздо надежнее. Впрочем, на мой взгляд, сейчас в Австралии самое время покупать землю — не только фермы, но и дома, даже здания в больших городах. Цены смехотворно низкие, но они не могут вечно оставаться низкими. Не представляю, чтобы в ближайшие годы мы могли потерпеть убыток на недвижимости, купленной сейчас. Рано или поздно экономический кризис кончится.
— Совершенно верно, — сказал легат.
Итак, отец де Брикассар не только в некотором роде дипломат, он в некотором роде еще и делец. Такой талант Риму, безусловно, не следует упускать из виду.
Глава 9
Но настал 1930 год, и Дрохеда хорошо узнала, что такое экономический кризис. В Австралии полно было безработных. Кто только мог, переставал платить за жилье и пускался на поиски работы, но тщетно — работы нигде не было. Жены и дети, предоставленные самим себе, жили в лачугах на муниципальной земле и выстаивали долгие очереди за пособием, отцы и мужья скитались по стране. Человек брал в дорогу самое необходимое, закатывал эти скудные пожитки в одеяло, перетягивал его ремнями, закидывал скатку за спину и пускался в путь, надеясь, что на фермах если не наймут на работу, так хоть накормят. Лучше уж бродяжить по Глуши, чем ночевать на улицах Сиднея.
Цены на все съестное упали, и Пэдди до отказа набил запасами амбары и кладовые. Всякий захожий человек мог не сомневаться, из Дрохеды его натощак и с пустыми руками не отпустят. Но вот что странно, захожие люди на месте не задерживались: подкрепятся горячей пищей, получат кое-какие припасы в дорогу — и даже не пробуют осесть, бредут дальше, ищут… а чего? — это ведомо разве только им самим. Далеко не всюду их встречают так радушно и с такой щедростью, как в Дрохеде, и тем непостижимей, почему странники не хотят здесь остаться. Быть может, слишком они устали от бездомности, от бесцельности своих скитаний, от того, что некуда им возвращаться и некуда стремиться, вот и продолжают плыть по течению. Многие все же выживали, а иные погибали в пути, их тут же на месте и хоронили, если только находили прежде, чем вороны и кабаны дочиста обгложут их кости. Огромна и пустынна австралийская Глушь.
Но Стюарт снова не отлучался из дому, и дробовик всегда был под рукой, в углу у двери кухни. Подобрать надежных овчаров не стоило труда, в старых бараках для пришлых рабочих Пэдди поселил девятерых холостяков, и на выгонах без Стюарта вполне можно было обойтись. Фиа уже не держала наличные деньги где придется и велела Стюарту за алтарем в часовне устроить потайной шкаф — что-то вроде сейфа. Дурные люди среди неоседлых австралийцев редкость. Дурные люди предпочитают оставаться в столице и вообще в больших городах, скитальческая жизнь им не по вкусу — слишком чиста, слишком одинока и слишком мало приносит поживы. Но никто не осуждал Пэдди за то, что он хотел оберечь своих женщин от опасности: Дрохеда место широко известное и вполне могла привлечь немногих нежелательных гостей, что скитались по стране.
Той зимой немало было бурь, то сухих, то с дождями, а весной и летом лило как из ведра, и травы на землях Дрохеды поднялись невиданно высокие, густые и сочные.
Джиме и Пэтси за кухонным столом миссис Смит готовили уроки (они пока учились заочно) и весело болтали о том, как поедут учиться в Ривервью-колледж. Но миссис Смит от таких разговоров становилась уж очень хмурая и сердитая, и они понемногу научились при ней даже не упоминать, что когда-нибудь уедут из Дрохеды.
И вот опять в небесах ни облачка; высокая, чуть не по пояс, трава за лето без дождей совсем высохла, стала серебристая и ломкая. За десять лет на этих черноземных равнинах все привыкли к смене наводнений и засухи, к череде взлетов и падений — вверх-вниз, вверх-вниз, и только плечами пожимали и делали свое дело так, словно важен один лишь нынешний день, а все остальное не в счет. Да и впрямь, самое главное — протянуть от одного хорошего года до другого, когда бы он ни пришел. Никому не под силу предвидеть, когда будет дождь. Объявился в Брисбене некто Иниго Джонс, неплохо предсказывал погоду надолго вперед, опираясь на какую-то новую теорию насчет пятен на солнце, но здесь, на отдаленных черноземных равнинах, его посулам не очень-то верили. Пускай ходят к нему за предсказаниями сиднейские и мельбурнские невесты; труженики черноземных равнин полагаются только на собственное чутье.
Зимой 1932 года опять налетели яростные сухие ветры, резко похолодало, но густые сочные травы не давали разыграться пыли, и мух тоже развелось меньше обычного. Худо пришлось только что остриженным овцам, бедняги никак не могли согреться. Миссис О'Рок обожала у себя в ничем не примечательном деревянном доме принимать гостей из Сиднея и любила возить их по соседям, особенно в Дрохеду — надо же показать, что и здесь, в глуши, на черноземных равнинах, кое-кто умеет вести светскую жизнь. И любая беседа неизбежно сворачивала на злополучных овец, тощих и жалких, точно мокрые крысы, — каково им будет зимовать без длинной, в пять-шесть дюймов шерсти, которая теперь отрастет лишь к наступлению летней жары. Но, как серьезно пояснил Пэдди одному такому гостю, зато шерсть будет первый сорт. Самое главное ведь не овцы, а шерсть. Вскоре в «Сидней Морнинг Гералд» появилось письмо — автор его требовал, чтобы парламент принял закон, который покончил бы «с жестокосердием скотоводов». Бедная миссис О'Рок пришла в ужас, но Пэдди хохотал до упаду.
