Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Дважды в год ребята сдавали экзамены. В общем, скучать в академии явно не приходилось… А ещё им часто назначали репетиции вне расписания — ну и, конечно же, они выступали на сцене Театра балета, а также участвовали во всевозможных конкурсах.
Пашка за эти несколько лет так часто выходил на сцену, что уже сбился со счёта. В любимом “Щелкунчике” он перетанцевал все партии, какие только были возможны в его возрасте — маршировал среди мальчиков с сабельками, исполнял танец пастушков па-де-труа, играл роль Фрица…**
К пятнадцати годам он вымахал в длину, выглядел гибким и тоненьким, как тростинка. Его фишкой были выразительные пластичные руки, которым завидовали даже девочки, а также прыжки и вращения. Он мог крутить фуэте практически безостановочно, не сходя с места — у зрителей даже начинала кружиться голова.
— Я бы после одного такого оборота блевать побежала, — со свойственной ей прямолинейностью заявила однажды Милка, и на её языке это означало высшую степень восхищения его талантом.
___________________________
* Ронд де жамб анлер (от фр. rond de jambe en l'air) — круг ногой в воздухе на 45 или 90 градусов.
* Па-де-труа (от фр. pas de trois) — буквально “танец трёх исполнителей”.
=74
Москва, 2015 год
В Пашкин выпускной год они с Милой слегка отдалились друг от друга.
Вернее, не так — им просто стало не хватать времени на то, чтобы поддерживать общение на прежнем уровне.
Пашка разъезжал по российским и международным танцевальным конкурсам, брал призовые места и медали, участвовал в спектаклях, репетировал до изнеможения и готовился к выпускному — их курс должен был показать на сцене Театра балета “Спящую красавицу”. Пашка — принц Дезире, конечно же. В роли Авроры — Наташа Перова, самая талантливая девочка на курсе. Любка Вишнякова — фея Канарейка. Шейл Хьюз — король Флорестан. Артём Нежданов и Тонечка Городецкая были заняты в кордебалете.
Откровенно говоря, руководство Театра балета давно уже сделало Пашке заманчивое предложение, от которого отказался бы только полный кретин. После окончания академии его ждали в труппе с распростёртыми объятиями, у него уже было имя, была какая-никакая известность, а также блестящая профессиональная репутация и список впечатляющих побед за плечами. Но всё равно выпускной спектакль был грандиозным событием для всех ребят, а также их педагогов — его ждали с трепетом и волнением, приглашали родителей и друзей, о нём говорили и думали с утра до ночи, пропадая в танцклассах целыми днями и падая в кровать полумёртвыми от усталости.
Милка тем временем весело и беззаботно проводила время со своим парнем Эдиком и новыми друзьями, которыми постепенно обросла в Москве. В интернате у Пашки она появлялась всё реже, созванивались они тоже не слишком регулярно, и нередко Мила звонила старому другу лишь ради того, чтобы он отмазал её от каких-нибудь проблем или прикрыл перед родителями. В её жизни появились новые интересы — тусовки, вечеринки в клубах, алкоголь… Пашка подозревал, что и лёгкие наркотики тоже. Впрочем, все попытки вразумить её ни к чему не приводили: Мила с некоторых пор возомнила себя чересчур взрослой и сразу привычно ощетинивалась, огрызаясь, что сама за себя в ответе и чтобы он не смел её воспитывать.
Эдик был её одноклассником. Они с Милой встречались уже пару лет и, откровенно говоря, Пашка подозревал, что те изменения в характере подруги, которые ему так не нравились — влияние её бойфренда. Отношения не были гладкими — парочка то бурно ссорилась (в такие моменты Мила бежала к Пашке и рыдала у него на плече), то не менее бурно мирилась (после чего Мила снова надолго пропадала). В конце концов Пашка махнул рукой, решив, что они там сами разберутся, хотя прошлых доверительных отношений с Милкой ему всё-таки не хватало.
Впрочем, откровенные разговоры между ними по-прежнему иногда возникали.
— Паш, а ты всё ещё девственник? — спросила как-то Мила, когда ему удалось пораньше закончить репетицию и вырваться на короткую прогулку.
Он споткнулся от неожиданности и покраснел. Мила ахнула и засмеялась.
— Только не говори мне, что… боже, какой ты смешной и милый!
— Ничего смешного, — отозвался он уязвлённо.
— Хочешь сказать, что ждёшь свою первую и единственную? — продолжала хихикать и поддразнивать его Милка. — Чтобы лечь в постель только с ней?
— Я что, похож на романтичного восторженного идиота? — буркнул Пашка. — Просто… пока не получалось как-то.
— Ну ты даёшь… — она недоверчиво покачала головой. — Как же ты справляешься, бедный? У вас же куча девчонок в академии, неужели никто до сих пор не согласился дать тебе разочек?
— Я и не просил.
— Ну и дурак, — припечатала она.
— А ты что… хочешь сказать, что ты уже… уже не… — Пашка замялся, подбирая нужное слово.
— Я “уже не”, — засмеялась Мила, совершенно не чувствуя смущения. Он испытал в этот момент странное чувство раздражения — то ли потому, что Мила его обскакала, то ли потому, что сделала это именно с противным Эдиком, которого он терпеть не мог. Однако живое любопытство всё-таки пересилило остальные эмоции.
— Ну и как… оно? — спросил он с волнением.
— Ну, у вас, у парней, всё по-другому, конечно… — протянула она. — Но в целом… знаешь, очень даже ничего.
— Но не “вау”? — уточнил он.
— Но не “вау”, — подтвердила Мила. — Однако ты всё-таки не тяни с этим делом, а? Хочется сравнить впечатления.
Артём и Шейл тоже поторапливали Пашку, прикалываясь, что он “засиделся в девках”. Сами они давно уже испытали все прелести интимных утех — Нежданова лишила невинности двадцатилетняя балерина из театра, а Шейл встречался со сверстницей из академии. К восемнадцати годам ничего больше не напоминало о том нескладном очкастом подростке с брекетами на зубах и жутким акцентом — Хьюз считался одним из главных красавчиков на курсе, и девчонки вешались на него пачками.
Впрочем, свои сексуальные подвиги друзья вполне могли и преувеличивать ради красного словца, поэтому все их россказни Пашка мысленно делил на десять. А вот Милке… Милке он верил. Она бы не стала врать и приукрашивать.
Если бы кто-нибудь сказал Пашке в этот момент, с кем будет его первый раз — он поднял бы того человека на смех и не поверил бы ни на секундочку.
=75
Это случилось на генеральном прогоне накануне спектакля.
Никто толком не понял, как всё произошло. В центр сцены поочерёдно выбежали шесть девушек в разноцветных костюмах с крылышками: это феи собирались одаривать новорождённую крестницу. В па-де-сис* после адажио у каждой из шестерых была своя коротенькая вариация. Когда очередь дошла до феи Канарейки, Любка подпрыгнула и… как-то очень неловко приземлилась. Прыжок, в общем-то, не был слишком высоким или сложным, она просто неправильно повернула опорную ногу. Опомнились все только тогда, когда увидели, что девушка скорчилась на полу, не в силах пошевелиться, а лицо её исказила гримаса страшной боли. Музыка тотчас же остановилась. Все, кто был в этот момент на сцене и в зале, кинулись к Вишняковой.
По Любкиному лицу градом катились крупные слёзы, сама она была белая как мел, а правое колено приобретало угрожающий красно-фиолетовый оттенок и опухало прямо на глазах.
— Связка!.. — ахнул кто-то. Хорошо, если растяжение, а вдруг разрыв?!
— Как ты, Люба? — не на шутку встревоженный хореограф присел перед балериной.
— Больно… — выдохнула она, зажмурившись. — Мамочки-и-и, как больно…
— Врача зовите. Быстро! — меняясь в лице, рявкнул хореограф не своим голосом.
Вскоре стали известны подробности: Любка порвала переднюю крестообразную связку колена. Это была тяжёлая травма, требующая хирургического вмешательства — и хорошо бы в течение ближайшей пары недель, пока концы разорванных связок ещё не сжались и их можно было сблизить.
Для Вишняковой случившееся стало трагедией. Никто не решался озвучить это вслух, но все прекрасно понимали: пропуск выпускного спектакля хоть и беда, но не такая страшная, а вот последствия… Для того, чтобы восстановиться после операции, потребуется от четырёх месяцев до полугода. А уж о том, чтобы вернуться в балет, никто сейчас даже не заикался — слишком туманной, отдалённой и несбыточной выглядела эта перспектива.
