Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" (книга жизни txt) 📗

— Клава принесла, — пояснил братец, на что я округлила глаза.

— Брешешь.

— А вот и нет. Не переживай, там яда нет. Я проверял, — бессовестно издав отрыжку, Паша погладил выпуклый живот.

Нахмурившись, я принялась разглядывать подозрительный завтрак.

— Странно. Это совсем не похоже на нашу тетку. Она стала меньше ругаться, а точнее, вообще перестала. Теперь эти бутерброды… Что с ней случилось?

Пашка развел костлявыми руками.

— Не могу знать. Я люблю есть, а «есть» — любит меня. Так зачем ругаться, когда можно вкусно поштрявкать?

Улыбнувшись, я впервые согласилась с мальцом.

— Ты прав, какая мне разница? — я быстро затолкала пищу в рот. — Ммм, а это действительно вкусно. И никаких приправ. Просто отлично.

Аппетит был хороший, потому что последнее что мне приходилось жевать, была грязь с ног Кукушкиной.

— А я Сашке нож вернул, пока ты спала, — с гордостью признался брат. — Он валялся рядом с твоим матрасом. Можешь меня не благодарить.

Куски хлеба повалились из моего рта.

— Какой нож ты отдал?

— Евонный, — недоумевая, ответил он.

Я судорожно ощупала карман пижамы и с грустью осознала, что Павлик говорил правду.

— Зачем ты это сделал?

— Ну Зося, это же евоный нож! Я видел, как Сашка с ним расхаживал! Ведь, так?

Устало вздохнув, я отставила тарелку в сторону.

— Евонный, евонный… Только ты не должен брать мои вещи без спроса. Если даже они евоные, еешние или ихние, понял?

Братец кивнул и уселся на мой матрас. Вытянув вперед ноги, он продемонстрировал свои грязные пятки и, прилипший к ним мелкий мусор.

— Злата, — протянул он, не решаясь начать, — а почему Сашка больше к нам не заходит?

Я молчаливо пожала плечами.

— Дело во мне, да?

— Нет, Паша. Ты — самая последняя причина, почему Саша так себя ведет.

Малец поджал губы. Он стал задумчивым, и мне это не нравилось.

— Он тебя больше не любит? — поморгал он.

Усмехнувшись, я стала отковыривать мелкие камушки, впившиеся в его пятки, отчего он захихикал.

— Открою тебе один секрет: Саша никогда меня не любил.

Пашка затряс кучерявой головой.

— Неправда. Любил. Я сам видел.

Я по-доброму ткнула его в ногу.

— И что же ты видел, дурень?

— Что любит тебя. Ты когда мимо шла, у него борода тряслась, а ноздри как раздуются, — эмоционально рассказывал Паша. — А еще он краснел до корней волос. Я видел, видел.

Мне было шестнадцать, и это были самые странные признаки любви, о которых мне только приходилось слышать.

— Ерунду не мели, — воспротивилась я. — Не было такого. И вообще, это тебя не касается. Твое дело — слушаться старших и хоть иногда мыть ноги.

Пашины вопросы нервировали меня. Я еще не успела отойти от вчерашней потасовки, так теперь еще приходиться обсуждать Сашу Соколова. Мой язык буквально ломался при произношении этого имени.

— Зось… а это Саша убил нашу Каштанку? — звучало грустно, по-детски, но утвердительно. — Это действительно сделал он?

Я сглотнула.

Все разговоры относительно Каштанки отдавались во мне ноющей болью. Скорбь продолжалась. Прошло слишком мало времени, чтобы перестать скорбеть, а может, это время никогда не наступит. Быть может тот кусочек моего сердца, который всегда принадлежал Каштанке уже никогда не перестанет болеть, как это было с родителями, бабушкой и дедушкой.

Мне было шестнадцать, и мое сердце превратилось в настоящую «карту боли и утраты».

— Не знаю, Паша, — честно ответила я. — И не могу знать наверняка. Все слишком запутано. Но, одно я знаю точно — держись от него подальше и его дружков. Пожалуйста. Сделаешь это для меня?

— Ну, ладно, — закатил глаза Паша, явно посчитав меня занудой и параноиком. — А конфету хоть съесть можно?

— Какую еще конфету?

— Которую дал мне Саша за найденный нож, — он достал из кармана мятую барбариску и принялся ее разворачивать.

Вырвав из его руки подозрительное угощение, я выкинула его в окно.

— Никаких конфет! Не вздумай есть чужую еду, понял?

Ноздри мальца раздулись.

— Ты шизофреничка, Злата! — возмутился он. — Это была моя конфета! Саша дал мне шоколадную, и я оставил ее на кухне, в левом ящике!

Я открыла рот, а потом, воткнув руки в бока, выпалила:

— А тебе нельзя много сладкого.

Пашка покрутил пальцем у виска.

— У тебя что, башка в кирпич попала? Я уже месяц без сахара, ослиха ты больная! Зачем ты выкинула мою конфету? Бараниха ненормальная! Овца тупорылая! Ух!..

Мне было шестнадцать, но это только на словах. На пыльной полке «достойный ответов» стоял только один:

— Это ты, а я кто?

***

Прийти домой к семейству Рыбиных было не самым легким решением, но это было необходимо. Я устала терпеть беззаконие, которое творит сын местного участкового. Я устала молчать, зная, что сам контролер правопорядка нарочно закрывает глаза на прошлые и настоящие злодеяния своего сына, а соответственно, закроет и на будущие. Я устала терпеть несправедливость со стороны других людей, которая, так или иначе, меня окружает. Я устала бояться выходить из дома и входить туда. Я устала бояться за жизнь брата.

С меня хватит.

Дом Рыбина находился неподалеку от школы, в нескольких метрах от дороги и был не ухожен, так же, как и сам двор. Подойдя к облезшей двери, я слабо постучала, но мне не открыли. При повторном прикосновении дверь отворилась самостоятельно. Неприятный скрип неохотно пригласил меня зайти.

— Ну и где тебя носило? — я пошла на грозный голос и заметила, сидящего за кипой бумаг, участкового. Почувствовав мое присутствие, Михаил обернулся. — Ох, Злата, это ты? А я решил, что это Вася пришел. У тебя что-то срочное?

Замешкавшись, я принялась накручивать косу на палец.

— Я хотела бы с вами поговорить. И, да, это срочно.

Мужчина вскинул бровями.

— Срочно? Что ж, присаживайся, — он указал на стул.

На кухне царил полный хаос: стол украшала пепельница с горой окурков, грязная посуда была свалена в металлический тазик, пыльные занавески на окнах погружали дом во мрак, а деревянный пол был усеян следами от обуви.

— Не обращай внимание на беспорядок, Злата, — сказал Михаил, уловив мое негодование. — Этому дому несправедливо достались весьма скверные хозяева. Я вечно пропадаю на работе, а Вася пропадает черт возьми где. Здесь давно не было женщины, — он запнулся, а потом взглянул себе под ноги. — Хотя, одна у нас все же появилась.

Михаил поднял с пола рыжую кошку и усадил ее себе на колени. Та стала благодарно мурчать, а я округлила глаза. Это была та самая кошка, которую Рыбин попытался утопить. Сомнений не было — я бы никогда не спутала эти грустные глаза с другими.

— Откуда она у вас? — очевидно изумилась я.

Михаил поставил кошку на пол.

— Васька принес. Жалко стало. Оставили. Только вот следить за ней некому. Но, кажется, Анфису все и так устраивает.

Я была поражена до глубины души. Рыбин действительно псих. Его действия нельзя предугадать, они крайне непостоянны, что пугает еще больше.

— Я знаю, почему ты пришла, Злата, — неожиданно начал Михаил Игоревич, листая папку «Дело». — Можешь передать Клавдии: все в порядке. Скоро ее документы на дом будут готовы.

Нынешнее изумление сменилось шоком.

— Что? Какие еще документы? Она хочет забрать наш дом себе?

Участковый поднял на меня глаза и несколько раз моргнул.

— А ты не знала? Странно, конечно, ну да ладно. Во-первых: дом у вас никто не заберет, он всегда останется за вами. А во-вторых: Клавдия оформляет прописку, так как является вашим опекуном. Это нормальные вещи. Все так делают. Но, ты не должна ни о чем беспокоиться. У вас с Пашей останется свое жилье.

Я натянула неискреннюю улыбку.

— Спасибо. Я безумно рада.

Теперь понятно, почему Клавдия порхает по дому, как окрыленная гусеница. Оформив долю, она навсегда пустит корни в наше жилище, а может того хуже — поселит туда своих детей или внуков. Впрочем, этого следовало ожидать. Я все больше убеждаюсь, что эта женщина всегда преследовала свои цели, коварные и подлые, а благими намерениями там и не пахло.