Плата за любовь - Лукьяненко Лидия (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Вадим позвонил три дня спустя и сказал, что Настя заболела, а дела вынуждают его задержаться, и попросил меня навестить ее.
«Какая в этом необходимость?» — думала я по дороге. Машина плавно неслась по шоссе, из динамиков на весь салон заливалась Уитни Хьюстон, обещая по-английски всегда кого-то там любить. Рядом с девочкой няня или домработница, а скорее, и та и другая, врач семейный каждый день, наверное, приезжает, чего еще и мне туда тащиться! Но Вадим облек меня своим непонятным доверием, не могла же я его разочаровать, даже если я и устала после рабочего дня и мне хотелось только полежать дома перед телевизором.
Итак, я купила торт и поехала к Насте. Медовые сентябрьские лучи солнца едва просачивались сквозь листву высоких деревьев, когда я подъехала к дому. Охранник, он же садовник, высокий хромой мужчина в военной форме (наверное, бывший афганец), открыл мне ворота. Кроме него, к моему удивлению, с Настей находилась только медсестра. Домработница и гувернантка сегодня ночевали в городе.
— Домработница здесь никогда не ночует, — шепотом объясняла мне Олечка, молоденькая и хорошенькая медсестричка, ухаживавшая за девочкой. — А Светлану Павловну отпустили на время болезни, она же вроде как учитель, а как тут учить.
Настя спала, разметав слипшиеся от пота волосы, дыхание ее было чуть учащенным, но температура уже спадала.
— Это плохо, — ответила я тоже шепотом. — Дом большой, а девочка одна, ей лучше было бы в городе.
— Вадим Андреевич не любит оставлять дочку в городе, когда его нет. Тут и охрана, и доктор живет по соседству.
— А вы с ним работаете?
— Да, в его больнице. У него частная клиника.
Чтобы не разбудить Настю, мы вышли в соседнюю комнату, которая, видимо, задумывалась как небольшой кабинет с библиотекой. То, что комната была смежной с Настиной спальней, указывало на то, что именно здесь она занималась.
Оля, беленькая, хлопотливая, в беленьком же халатике, принесла мне чаю с бутербродами и тихонько поведала историю Настиной болезни, постоянно прислушиваясь к шумам из соседней комнаты.
— Светлана Павловна обычно всегда рядом с Настей, только Настя ее не любит, я заметила, — делилась она со мной своими наблюдениями. — А когда она заболела, Светлана Павловна позвонила Вадиму Андреевичу и говорит: мне домой надо и иммунитет у меня ослабленный, мне инфекцию подцепить нельзя. А какая тут инфекция? Простуда обычная — и все. У меня грудной, и то не боюсь.
— У тебя ребенок? — удивилась я.
— Да, мальчик, полгода.
— И ты такого кроху одного оставила!
— Зачем одного? С дедом. А что делать? У меня родители — пенсионеры, мать почти не встает. Лекарства — купи, памперсы — купи, а работаю я одна.
— А муж?
— Был да сплыл, — невесело усмехнулась Оля. — Мне еще повезло, что в частную клинику взяли — зарплата неплохая, но на такую ораву все равно не хватает. Илья Петрович, наш врач, знает, что мне деньги нужны, вот и предлагает меня в сиделки. Если с Настей что-то случается, уколы нужны, уход, — я всегда здесь. Вадим Андреевич хорошо платит.
— Сына давно не видела? — спросила я, уже придумав себе головную боль.
— Как только Настя заболела. — Оля сидела на краешке кресла, готовая подняться по первому звуку, такая маленькая, чистенькая, как фарфоровая куколка.
Какая же должна быть у тебя жизнь, девочка, если ты бросаешь своего малыша, в надежде заработать лишнюю копейку!
— Вот что, Оля. Отправляйся-ка ты к ребенку…
— Нет, что вы, — запротестовала та, — я не могу.
— Очень даже можешь. Я тебя подменю. Покажи, где лекарства, что нужно давать и когда. И оставь телефон врача. Ты говоришь, он живет рядом?
— Да, в этом поселке, в конце улицы. Вы проезжали его дом — под красной черепицей, с башенками. Только я не могу. Спасибо, конечно. Но у меня почасовая оплата.
— Ты все получишь. Я тебя не выдам, — улыбнулась я. — И Настя, надеюсь, тоже.
— Нет, Настя, не выдаст, — несмело улыбнулась Оля. — Но это так неудобно.
— Неудобно бросать своих детей ради денег. — И желая смягчить резкость своих слов, я погладила ее по плечу. — Езжай, Оля. Утром жду тебя.
— Спасибо, — прошептала со слезами Олечка, — я побегу, скоро будет маршрутка.
Я еще налила себе чаю, но не успела сделать и пару глотков, как в соседней комнате раздался шорох. Я открыла дверь. Настя в пижаме сидела на кровати. Бледно-голубой светильник в виде аквариума с золотыми рыбками красиво и мягко освещал комнату.
— Привет. Как ты? — улыбнувшись, спросила я.
— Хорошо, — немного хрипло ответила Настя.
— Чаю хочешь?
— Хочу.
— А торт?
— И торт.
Я заставила Настю вернуться в постель, установила на кровати маленький столик, предназначенный именно для еды в полулежачем положении. Такие столики я видела только в кино. Почему-то ни у кого из моих знакомых не было постельного столика, хотя, в общем-то, обычная вещь и сделать проще простого. Я решила, что теперь непременно закажу себе такой.
Я налила чай в две большие чашки и отрезала нам по внушительному куску торта. Настя пригласила меня сесть к ней на кровать. Мы стали пить чай и разговаривать. Кровать у Насти была большая, двуспальная, и я подумала, что ей, наверное, неуютно одной на этом огромном ложе. Такой небольшой девочке и постель нужна соответствующая, по размеру, мягкая и уютная, а тут такой жесткий матрац.
Мы говорили о всяких пустяках, но Настя смотрела на меня с одобрением и даже с уважением.
— Я слышала, как ты отправляла Олю, — наконец не выдержала она. — Ты молодец, а я даже ни разу не спросила ее о ребенке. Я скажу папе, чтобы он не заставлял ее у нас работать.
— Оле нужны деньги. И если твой папа перестанет ее приглашать, когда ты болеешь, у нее не будет на что кормить своего сына.
Настя подумала и кивнула.
— Правильно. Я лучше попрошу больше платить ей! — Она снова на минуту замолчала и добавила: — Еще я слышала, как ты сказала, что нельзя бросать детей ради денег.
— Настя, подслушивать нехорошо, — погрозила я пальцем. — Все так, но у этой бедной Оли просто нет выбора. Она одна растит сына.
— Меня мама бросила тоже из-за денег, — вдруг жестко сказала Настя. — Только деньги были нужны ей.
Я ничего не спросила, лишь украдкой посмотрела не ее лицо, слабо освещенное светом ночника, — глаза ее были полны недетской боли.
— Она нас бросила. Меня и папу, — глухо продолжала она, словно не замечая моего присутствия. Так говорил Вадим о жене, там в Лондоне. — Мой папа — очень хороший, очень добрый, может, я плохая, но ведь я была маленькая и ничего не помню. Бабушка мне рассказывала по секрету от папы, что мама ушла потому, что мы ей не подходим. Она очень красивая, моя мама, ее для журналов снимают, а мы с папой — некрасивые. Бабушка говорит, она назвала папу гориллой! — Губы девочки задрожали от сдерживаемой обиды. — Как ты думаешь, почему она так сказала?
— Так называют крупных мужчин, — попыталась найти я ответ. — Горилла — это самая большая и красивая обезьяна.
— Но ведь обезьяна!
— Ну и что? Я тоже — обезьяна! Я родилась в год обезьяны! И все мои одноклассники — обезьяны! Знаешь, как меня папа в детстве называл? Макакашенок!
— Он называл тебя так из любви, а она папу — из нелюбви, — возразила Настя. — Пусть я страшная, но папа мой — красивый!
— Конечно, красивый, — подтвердила я. — Он очень привлекательный мужчина.
Настя испытующе посмотрела на меня:
— Он тебе нравится?
— Нравится…
Настя поставила пустую чашку и вытянулась под одеялом.
— Это хорошо. Ты ему тоже нравишься…
Я убрала посуду, померила Насте температуру и уселась в большое мягкое кресло у кровати.
— Оля здесь несет вахту?
— Да, а иногда спит на софе в той комнате, — указала она на маленький кабинет.
