Такое вот кино (СИ) - Риз Екатерина (книги хорошего качества .TXT) 📗

Но спрашивать я об этом не стала, даже когда сестра на кухне появилась. Я только успела сделать себе бутерброд и присесть за стол, как она появилась. Остановилась в дверях, хмуро меня разглядывая, после чего зевнула.

— Ты.

— Я.

— Ты ночевала, что ли?

Мне отвечать не хотелось, поэтому попробовала от прямого ответа уйти. Дула на горячий чай, а сама украдкой погладывала на Дашку. Та стояла передо мной в шёлковой пижамке и потягивалась. А мне вдруг припомнилось наше с ней детство. Дашка вот также появлялась по утрам на кухне, в красивых ночнушках, в простецких футболках она никогда не спала, и принималась потягиваться и зевать. А если родители были дома, то её тут же обцеловывали и гладили по волосам. И со мной так было, и это казалось обычным и привычным, просто я очень давно об этом не вспоминала. Давно не жила с родителями, с сестрой, давно не была ребёнком. А когда вспоминалось, на душе становилось тяжело.

И хотелось продолжения. Но в детство не вернёшься, и поэтому я хотела ребёнка. Хотела семью, свой дом и любимого мужа.

Стало грустно, и от Дашки я отвернулась. Не сдержала вздоха, а сестра заметила и спросила:

— Что случилось?

— Ничего.

— Как ничего? Ты сидишь у меня на кухне и ноешь.

Я на стуле развернулась.

— Я не ною. Это, во-первых. А во-вторых, с каких это пор эта кухня твоя?

Дашка налила себе сок из графина, а на меня рукой махнула.

— Ладно, не начинай. Я не могу сейчас с тобой спорить, у меня голова ещё плохо работает.

— Даша, кто у тебя в спальне?

Сестра глаза на меня вытаращила.

— А ты почему меня об этом спрашиваешь?

— Потому что у нас в доме чужой человек!

— Помнится, когда я Саню в трусах в нашем доме застукала, ты не горела желанием мне объяснять кто это.

Я обиделась и отвернулась от неё. Откусила от бутерброда, хотя аппетита совершенно не было. А Дашка меня рассматривала, потом спросила:

— Вы поругались?

Я заставила себя разжать зубы.

— Немного.

— И ты уехала среди ночи в город? — Я молчала, что было расценено, как подтверждение. Дашка сок допила, поставила пустой стакан на стол и головой качнула. — Ты дура, Танька.

— Да? — воскликнула я. — Дура? А я, знаешь ли, не могу затоптать свою гордость ради денег!

— То есть, я могу?

Отвечать я не стала, да и не успела бы, потому что из коридора послышалось:

— Дашунчик! — Я глаза закатила и снова подула на чай. Который уже успел остыть.

На пороге кухни возник молодой человек приятной наружности, лет тридцати, тёмненький, с обильной порослью на голой груди. Я на его грудь уставилась, после чего захотелось ещё раз вздохнуть. А гость улыбнулся, разглядывая нас.

— О, девочки, привет.

Я из-за стола поднялась.

— Я еду на работу, — оповестила я сестру.

— А знакомиться не будем?

Я увернулась от руки и улыбки навязчивого молодого человека. Даша его поведение тоже не оценила, и одёрнула:

— Гоша, отстань от моей сестры.

— А это твоя сестра? Круто.

— Чем это? — это я услышала уже из коридора.

— Ну, она блондинка, ты брюнетка… — Голос парня звучал достаточно игриво. А вот Дашка фыркнула.

— У тебя мысли только об одном!

Сашка не звонил. Я приехала в туристический центр, про себя даже порадовалась, что сегодня не встречусь ни с Никой, ни с Васей. Разговаривать по душам, выслушивать советы, да даже если и сочувствие, у меня сегодня желания не было. Я закрылась в маленьком кабинетике, который мне выделили для работы, можно сказать, что с головой зарылась в каталоги, предоставляемые поставщиками, и честно постаралась ни о чём не думать, хотя бы в течение часа. Не думать о Емельянове, не думать о молчащем телефоне и буквально заставляла себя не размышлять всерьёз о том, что же случилось вчера вечером. Это было страшно, и чем больше времени проходило в тишине и молчании, тем страшнее мне становилось. К тому же, в этот день мне помогло встретиться с Вовкой. Признаться, я уже давно о нём не вспоминала, совершенно оторвалась оттого, что меня же ещё совсем недавно беспокоило и чем я жила, о ком страдала и плакала. И поэтому эта встреча меня не на шутку впечатлила. Мы столкнулись на улице, и удивились этой встрече все. Вовка был не один, с женой, и я, ошарашенная и сбитая с толку, уставилась на неё, именно на неё, беременную, не сразу подумав о том, что веду себя странно. — Таня, привет. — Вовкин голос прозвучал несколько неуверенно, он покосился на жену, а я опомнилась, и глаза от её заметно округлившегося живота отвела. Выдала бодрую улыбку. — Привет. — Я, честно, собиралась протиснуться мимо них, бочком, чтобы не доставлять Вовке возможных неприятностей, Олеся довольной встречей со мной совсем не выглядела. Но он сам обернулся мне вслед и полюбопытствовал: — Как дела? Как работа? Конечно, его больше интересовало, как работа в центре продвигается, чем моё благополучие, но это всё равно было проявлением интереса, и ответить я постаралась вежливо. Остановилась, снова повернулась к ним и нацепила на лицо улыбку. — Потихоньку. Но, главное, движемся вперёд. На месте не стоим. — Придираются сильно? — Не придираются, Вова, а участвуют в процессе. В конце концов, это детище Филинов. Они всё хотят знать и в принятии всех решений участвовать. Олеся меня разглядывала, но я заметила, что мужа под руку уцепила покрепче. — Я бы так работать не смогла, — сказала она в итоге. — Когда за каждым шагом следят. Мне нужна свобода выражения, а не пригляд постоянный. Я смерила её внимательным взглядом. — Свобода выражения хороша при оформлении кафе, а здесь слишком многое надо учитывать. Желания заказчика, удобство посетителей, совершенно разноплановых, взаимодействие всех систем и персонала. Здесь уже не до полёта фантазии. — Я на Вовку посмотрела, и совершенно искренне призналась, именно ему: — У меня такое чувство, что я опять диплом пишу. Он улыбнулся. Вполне искренне, а мне приятно стало. Всё-таки мы с Вовкой люди далеко не чужие, а так давно не говорили, не обменивались мнениями, как привыкли за много лет, да и просто друг другу не улыбались. — Значит, у тебя всё хорошо? — спросил он. Я пожала плечами, не зная, что сказать, а следом за этим потеряла к разговору всякий интерес. А всё потому, что вдруг заметила неподалёку от своего подъезда машину Емельянова. Сердце в груди сделало кульбит, а мозг тут же переключился с досужего разговора на насущные проблемы. — Мне нужно идти, — проговорила я рассеянно. — Тань, всё хорошо? Я на Вовку не глядя рукой махнула и поспешила к подъезду. Когда я открыла дверь в квартиру, поняла, что у меня ладони потные, от волнения. Вошла в прихожую и прислушалась. У Сашки ключей от родительской квартиры не было, значит, его должен был кто-то впустить. И что-то мне подсказывало, что этот «кто-то» Дашка. С кухни до меня доносился тихий разговор, но настолько тихий, что даже подозрительно. Я аккуратно дверь прикрыла и прошла на кухню. Остановилась, глядя на сестру и Емельянова. Тот выглядел невесёлым, что для Сашки уже странно, но в последнее время становится привычным делом. Он сидел, навалившись на стол, жевал баранку и пил чай. Видимо, ничего другого Дашка ему предложить не смогла. Может, он ещё из-за этого грустил? Но то, что они о чём-то негромко переговаривались, меня всерьёз обеспокоило. Правда, моё появление было замечено сразу, Емельянов, кажется, тоже насторожился, и даже шею вытянул, приглядываясь ко мне. А вот Дашка независимо вздёрнула подбородок. — Наконец-то, — сказала она. — Мы тебя уже сорок минут ждём. Сорок минут? О чём они говорят сорок минут? — Могли бы позвонить. — Я остановила внимательный взгляд на Емельянове, кивнула ему. — Вкусно? Я спросила его, а обиделась Дашка. — У нас больше ничего нет! — Чему я совсем не удивляюсь. Сашка отодвинул от себя чашку. — Тань, я хочу поговорить. Я молчала, затем перевела выразительный взгляд на сестру. Та, старательно маскируя своё нежелание уходить под покладистость, из-за стола поднялась. — Ладно, пойду к себе. — Кинула на Сашку выразительный взгляд. — Если что — кричи. — Даша, — возмутилась я. Сестра лишь плечиком пожала, но с кухни, наконец, убралась. А мне очень захотелось присесть на её место, напротив Сашки и взять его за руку. Но я себе в этом отказала. Даже руки пришлось сцепить. Стояла и ждала, что он мне скажет. Емельянов молчал, то ли с мыслями собирался, то ли наоборот успокаивался, но в какой-то момент глянул на меня исподлобья и спросил: — Может, ты сядешь? Я села, но лучше никому от этого не стало, теперь мы напоминали двух переговорщиков. За столом, в ожидании, руки нервно сцеплены, по крайней мере, у меня. — Я думал позвонить тебе утром, но потом решил, что по телефону мы ничего не решим. То, что вчера произошло… Я хотел прощения попросить. Я неправильно себя вёл. — Дело не в моём прощении, Саша. — Я знаю. И мне очень жаль. — Чего тебе жаль? — не поняла я. — Что я тебя разочаровываю. — Он смотрел на меня в упор. — Это ведь так? — Нет. — Перестань. Мы взрослые люди. Я смотрела на чашку, что перед ним стояла, а от Сашкиного тона у меня исчезали последние надежды. Каким-то безысходным мне казался его тон, и то, что он даже попытки не делал ко мне прикоснуться, и не улыбался. Печальный Емельянов — это ещё та картина. — Что ты хочешь этим сказать? — Наверное, то, что я тебя люблю. Я осторожно выдохнула, нисколько не приободрившись от его слов. — Но у меня ведь нет права ставить тебя перед выбором. Я не думал, что у нас с тобой всё так всерьёз будет. Что я захочу тебя всю. — Он всё-таки протянул руку через стол и сжал мои пальцы. Погладил гладкий камень на перстне. Я же головой качнула. — Ты не хочешь меня всю. Ты хочешь меня для себя. Сашка голову опустил. — Ты права. Я бы очень хотел, чтобы ты вернулась в Яблоневку. — Емельянов сделал паузу. — И чтобы всё стало, как раньше. Месяц назад, два. Но я понимаю, что это невозможно, именно потому, что это ты. И это то, что я в тебе люблю. Но я не знаю, что с этим делать, Тань. Я, правда, думал, что нам будет лучше не зацикливаться на формальностях. Что нам и без того хорошо. Ведь было хорошо! — Нельзя прожить жизнь в сплошном «хорошо» и не думая о будущем. — Да. Теперь я это понимаю. Когда пришёл в дом твоих родителей, посмотрел на тебя… как на дочь, я это понял. И понял, чего ты хочешь от жизни. Я освободила свою руку. — Ты этого не хочешь? — Таня, дело не в этом. — Сашка криво усмехнулся. — Я просто для этого не гожусь. И не смотри на меня так, ты это знаешь. И я знаю это. Я не юнец, в моей жизни многое было. И у меня никогда не получалось. — Саша, в том и дело, что ты уже не юнец. — Да. И в моём возрасте разочаровывать любимую женщину ещё хуже. Наблюдать это, понимать, что делаешь всё не так… — Емельянов поднялся и отвернулся от меня. — А ты разочаруешься. Я знаю. Потому что знаю себя. — То есть, ты считаешь, что лучше всё это предотвратить? — Я сама не понимала, чего в моих словах больше — горечи или возмущения. Сжала руку в кулак и поводила им по гладкой поверхности стола. — Какая-то трусливая позиция, тебе не кажется? Сашка повернулся ко мне, хмурился и недовольно морщился. — Я не хочу предотвращать. Я посмотрела ему в глаза, надо сказать, что в этот момент была переполнена возмущением. — Но ты ведь меня бросаешь! — Нет! — Боже, Саша, ты сам себя не понимаешь! — Ты мне вчера сказала, что не хочешь со мной жить! Об этом я тебе говорю! Что ты уже приняла решение, что тебя не устраивает наша жизнь! — Я просто хочу, чтобы у нашей с тобой общей жизни было какое-то продолжение, Саша! А не только борщи, голубцы и чай с дурацкими баранками! — Не кричи, — попросил он неожиданно тихо. Кричать я перестала, вместо этого очень чётко и внятно произнесла: — Всё, что ты мне сейчас сказал — это полная ерунда. Нельзя любить человека, хотеть с ним жить, и не думать о будущем. Так не бывает. Нельзя мечтать избавиться от ответственности, но при этом говорить, что любишь! — Я не хочу ставить тебя перед выбором. Не хочу, чтобы ты выбирала. Точнее, хочу, но права на это не имею. — И поэтому — что? Продолжай. Просто скажи это! Мы расстаёмся. Емельянов руки в бока упёр, смотрел в сторону и молчал. — Что ты мне предлагаешь сделать? Схватить тебя в охапку и увезти в Яблоневку? Или соврать, чтобы ты поехала сама? — Он руками развёл. — Я не знаю, что выбрать. Мы подошли к той точке, в которой наши взгляды на жизнь расходятся. И я, правда, не хочу видеть, как ты разочаровываешься во мне день за днём. Что ждёшь чего-то, до чего я не могу додуматься. — Он максимально понизил голос. — Таня, я не хочу детей. А ты хочешь. Ты хочешь семью, как у твоих родителей. Но я не подходящий человек. Мне пришлось встать и повернуться к Сашке спиной. И только тогда я решилась поднять руку и вытереть слезы. Очень аккуратно, вытерла и тут же вздёрнула нос. Сглотнула. С трудом, и все слова в горле комом встали. Да ещё Сашка подошёл, руки мне на плечи положил, и вместе с его ладонями, на меня будто груз столетних печалей опустился. А потом он и вовсе меня обнял, жарко и безысходно подышал мне в ухо. — Я в Москву собрался. До конца недели буду там. Если не хочешь с сестрой жить, поезжай в Яблоневку. — Что мне там делать без тебя? Он волосы мои пригладил. — А что мне там делать без тебя? Я руки его оттолкнула, от Сашки отошла.