Флиртаника всерьез - Берсенева Анна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Писать она еще в школе умела так лихо, что ее сочинения читали в классе, как увлекательнейшие новеллы. А теперь и вовсе набила руку – ее рубрика считалась самой интересной из всех газетных рубрик по туризму. Обычно впечатлений от каждой поездки оказывалось так много, что хватало не на одну статью в родной газете, но и еще на пару-тройку материалов в дамском журнале, и в журнале мужском, и в журнале путешествий… Люди ездили, ездили, ездили, объездили уже, кажется, весь мир, а все равно им было мало, и они готовы были сорваться в новое путешествие только потому, что прочитали о нем в случайно купленном по дороге на работу журнальчике. А Галинка как раз и умела написать о путешествиях так, чтобы остановить даже случайный взгляд.
Когда ее вызвал главный редактор, она решила, что он хочет отправить ее в какую-нибудь особо важную поездку. Ну, например, приглашали его, а он не может, вот и ищет себе замену. Главред был новый, за последний год третий, и, как большинство журналистов, Галинка еще не успела толком с ним познакомиться.
– Читал ваши материалы, Галина Александровна, – сказал он, как только Галинка появилась на пороге его кабинета. – Хорошо пишете, увлекательно. Но почему о всяческой экзотике?
– А почему бы и нет? – пожала плечами Галинка.
«Правду говорят, с этим мы наплачемся», – подумала она.
Ей в самом деле уже приходилось слышать, что нового главреда поставили на эту должность не за профессионализм, которого у него не было и быть не могло, потому что лучшие годы своей жизни он посвятил комсомольской карьере, а за компромиссность и управляемость. Но слушала она об этом вполуха. Ей некогда было вникать в редакционные сплетни – и потому, что она не вылезала из командировок, и потому, что отдел у них был хороший, дружный, и сплетни не имели отношения к их внутренней жизни.
– Наш читатель живет трудно, – сделав скорбное лицо, сказал главред. Галинке все стало ясно. Хоть возраст ее считался юным, но демагогию она различала за версту. – Какое дело человеку в костромской деревне, сколько стоит билет в Диснейленд? Или вот в последнем материале вы пишете… – Он перебрал у себя на столе газеты. – Ага, вот – про загадку Стоунхенджа. Да ведь большинство наших читателей никогда в жизни в этой вашей Англии не были и не будут! Что им до тамошних камней?
Галинка вспомнила, как в десять лет впервые прочитала про загадку мегалитов Стоунхенджа в журнале «Наука и жизнь» и всю ночь не могла заснуть – размышляла, кто построил эти огромные сооружения из камней, не инопланетяне ли… Размышлять об этом ей было гораздо интереснее, чем о школьных отметках или о ценах на творог.
Правда, она жила тогда не в костромской деревне, а в краснодарской, в военном гарнизоне. От этой последней мысли ей стало смешно, и она улыбнулась.
– Разве я сказал что-то смешное? – обиделся главред.
«Да-а, запущенный случай!» – поняла Галинка.
От человека, который за каждой улыбкой видит желание его оскорбить, ничего хорошего ожидать не приходится.
– Я вспомнила смешной случай из своей практики, – голосом девочки-отличницы объяснила она. – Про краснодарскую деревню.
– Эх, Галя, – с хорошо поставленной доверительной интонацией сказал главред, – молодая ты девчонка, способная. Тебе бы про людей писать, про их ежедневный героизм.
– Это про кого же? – не удержавшись, хмыкнула Галинка.
– Да вот хоть про женщину-мать напиши. Которая рожает учителей, врачей, великих полководцев. И просто хороших людей, в конце концов!
Если прежнее его словоблудие еще можно было как-то терпеть, то это вывело Галинку из себя.
– Женщина-мать, – исподлобья глядя на главреда, сказала она, – рожает также убийц, насильников, воров в законе и просто наркоманов. Я про одну такую писала. Каждый год по ребенку, от кого, вспомнить не может, всех в роддоме оставляет. А рожает потому, что, говорит, для здоровья полезно.
– Что ж, бойкая, за словом в карман не лезешь. – Дешевая патетика напрочь улетучилась из его голоса. – Короче, так, Галина. Молодая ты еще, чтоб такую рубрику вести. Я понимаю, по пятизвездным отелям ездить дело интересное. Но табель о рангах никто пока не отменял. Ты еще репортерских башмаков не сносила, вот и давай, трудись согласно возрасту.
Сказать, что это заявление оказалось для Галинки неожиданным, значило ничего не сказать. Оно потрясло ее, ошеломило, ударило по голове обухом! Оно означало, что все яркое, утоляющее неуемный интерес к жизни, все, что насыщает чувства, для нее закончилось. А осталось… Осталось лишь всепоглощающее, какое-то кругосветное «надо», и в качестве единственного насыщенного чувства – чувство долга в десятой степени.
Пусть все ее поездки были бегством от самой себя, пусть! Зато какое это было бегство – полет, вихрь, вираж! И разве она виновата, что не может жить так беспросветно, как уготовили ей семейные обстоятельства? Но и изменить свои семейные обстоятельства не может тоже…
У Галинки в глазах потемнело, когда она представила, что вся ее жизнь станет теперь только данью обстоятельствам.
– Конечно, молодость дело хорошее, – вдруг услышала она. Теперь тон ее собеседника был вкрадчивым, каким-то осторожным. Галинка насторожилась тоже. – И если правильно к ней отнестись, то она может принести определенные преференции. Тем более в сочетании с красотой.
– Например, какие? – стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, спросила она.
– Например, производственные. Если молодая девушка проявляет не свойственные ее ровесницам способности, если она к тому же обладает не свойственной другим девушкам приятной внешностью, то почему бы не пойти ей навстречу? Разумеется, в ее профессиональных интересах…
Осторожным был только тон. Смысл высказывания был предельно ясен. Даже для Галинки, хотя никто никогда не делал ей таких недвусмысленных предложений про «преференции в профессиональных интересах».
Наверное, надо было сделать вид, что она ничего не поняла, похлопать ресничками, изобразить наивность, радостно сказать, что сию минуту отправляется писать про женщину-мать, которая родила учителя пения. Надо было, в конце концов, сообразить, что такое убожество, как этот тип, не задержится надолго в этом кабинете хотя бы потому, что не сумеет сделать газету прибыльной…
Галинка редко поступала необдуманно, но это оказался как раз тот случай.
– Если каждому давать, поломается кровать, – заявила она, глядя на главреда таким взглядом, каким в шесть лет – как раз в те детсадовские времена, когда узнала эту поговорочку, – смотрела на мальчишку, который пытался отобрать у нее лопатку в песочнице. – Слышали народную мудрость?
Нет, все-таки она стала с детсадовских пор значительно солиднее! Мальчишке тому, помнится, она тогда вдобавок к поговорочке заехала лопаткой по лбу для убедительности. Теперь же сочла, что может ограничиться словесным убеждением.
– Дитя ты еще, Галина Александровна, – ничуть не обидевшись, снисходительно усмехнулся главред. – Ну, дело хозяйское, была бы честь предложена. Всего наилучшего!
«Да уж я не я буду, если наихудшим обойдусь. – Всю дорогу до дому Галинка еле сдерживала злые слезы. – Пусть тебе Сатарская дает, или кого ты там на рубрику поставишь? – Редакционные сплетни вспоминались сами собой! – А я через неделю на Маврикий поеду. Ты отправлять не хочешь, так найду, кто отправит. И фиг ты меня остановишь!»
Последний раз шмыгнув носом, Галинка вытерла пробившиеся все-таки слезы и резко притормозила у дома на Нижней Масловке.
Что ж, беззаботность кончилась. Но много ли было в ее жизни беззаботности?
Все, что происходило в следующий месяц, как будто специально было направлено на то, чтобы довести ее до отчаяния. Уверенность, что она легко обеспечит себе привычный образ жизни, развеялась в первые же три дня. Редакторы всех журналов, для которых она писала и которых немедленно стала теперь обзванивать, начинали говорить кислым тоном сразу же, как только узнавали, что Иванцова не просто хочет напечатать у них интересный материал об острове Маврикия, а хочет поехать на этот самый Маврикий в командировку от их изданий.
