Барышня и хулиган - Колина Елена (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Советская частная жизнь протекала, в сущности, вне денег, вернее, вне денежных средств. Деньги были зарплатой, а зарплата деньгами. Дашина аспирантская стипендия была восемьдесят денег, восемьдесят денег с легкостью раскладывались на маленькие кучки — кофточка Даше, кукла Маргоше. Зарплата Игорька, сто двадцать денег, тоже раскладывалась на две кучки — еда и выпивка. Олег зарабатывал за полгода непрерывного строительства несколько тысяч денег, и эта значительная сумма распределялась на более весомые в прямом и переносном смысле кучки, но и она становилась чем-то конкретным — диваном, шкафом, крымским пляжем, машиной. Все равно это не было денежными средствами.
Начало 90-х годов было странным временем для выросших из детсадовских штанишек советской жизни постсоветских тридцатилетних мужчин. Еще вчера делили на кучки зарплату — «Это жене на хозяйство, это мне заначка… ах черт, еще же алименты! А что же тогда мне?!» — а сегодня внезапно получили доступ к настоящим, а не советским деньгам.
Невозможно чужие волнующие слова «тысяча долларов, десять тысяч, сто тысяч долларов» будоражили и уносили в возвышенные дали, став поэзией бывших инженеров начала 90-х. Попробовав на язык новые слова, они легко перешли к операциям с этими деньгами.
Огромные проценты, под которые давали деньги в России, вызвали бы недоумение любого западного банка, назначающего обычно два-три процента годовых. Суммы были огромными, почти нереальными для их сверстников, родившихся и работающих на Западе, но в России деньги становились игрушечными.
«Дай мне десять… двадцать… сто тысяч долларов под проценты», — небрежно говорили друг другу бывшие инженеры, еще вчера пересчитывавшие зарплату у синего окошечка кассы.
Девяносто — сто восемьдесят процентов годовых завораживали людей легкой возможностью обогащения. Волшебно волнующие тысячи долларов звучали нереально, огромные деньги казались их временным владельцам ненастоящими. Правда, не навсегда, а на время. Многим ввязавшимся в игру удавалось расплатиться вовремя, некоторых поджидали совсем не игрушечные, большей частью страшные обстоятельства, их жены и дети собирали вещи под контролем кредиторов, а кое-кто заигрывался и исчезал из жизни навсегда.
Игорек успешно играл в азартные игры с бывшим Советским государством, продавая и покупая ценные бумаги. Выигрывая у большинства своих граждан, государство тщетно пыталось обыграть Игорька. С любой пирамиды, государственной или частной, Игорек умудрялся соскочить вовремя, рисуя свои комбинации на обрывках бумаги и не потеряв ничего. Он только богател, тщательно просчитывая инфляцию и вовремя вынимая прибыль. Другие, в надежде получить больше, медлили и проигрывали или не успевали рассчитать прибыль, но Игорек не ошибся ни разу.
Даже обернувшийся для многих потерями и разорением «Черный вторник» сентября 93-го года дополнительно обогатил его. Неистово скупая летом валюту и одновременно взяв огромные рублевые кредиты, он, как и все остальные, не имел информации о резком скачке инфляции в сентябре, но интуиция и талант вели его безошибочно правильными путями. Осенью он продал смешное количество валюты и, насмешливо ухмыляясь, вернул банкам взятые летом мешки рублей.
Сто восемьдесят процентов годовых означало дать сто тысяч долларов, а получить почти триста. Проценты Игорек назначал максимальные. Давая деньги, он никогда не рассматривал криминальную структуру, бандитов в качестве средства получения долга. Он вообще предпочитал не иметь с бандитами дела, понимая, что связь эта быстро засосет и, заигравшись с ними, можно легко попасть в зависимость. А ничего хуже любой зависимости от человека или ситуации для него не было.
Кроме этого, срабатывала здоровая осторожность, а главное — нежная "страсть к собственным деньгам. Обратившись в бандитские структуры, можно было потерять больше, чем приобрести.
Не рассчитывая на бандитов в случае проблем с возвратом долгов, он почти не имел на совести страшных грехов и вообще имел подобных неприятностей значительно меньше, нежели остальные промышляющие ростовщическим бизнесом.
Игорек скрупулезно проверял, под какое обеспечение дает деньги. Этим обеспечением не обязательно были строго эквивалентные долгу материальные ценности, для некоторых должников он считал возможным выбрать эквивалентом честь. Это были люди, для которых неотдача долга и, таким образом, потеря чести была важнее расставания с дачей, машиной, квартирой. Путаясь в нюансах чувств и отношений, как дикарь, которому читают Джойса, он обладал звериным чутьем и знанием человеческой натуры во всем, что касалось денег и материальной стороны жизни в целом.
— Если не можешь отдать, продавай квартиру! Подождать? Могу подождать, но с момента срока проценты удваиваются.
Тон его был скорее дружеским, нежели жестким, но почему-то пугал должника больше, чем прямые угрозы, не оставляя никаких сомнений в том, что, так или иначе, деньги придется отдать. Игорек вешал трубку, доставал записную книжку и быстро отмечал результаты беседы.
— Игорек, в тебе пропал Гобсек, Шейлок… и все ростовщики мира! — осторожно удивлялась Даша. Она много раз становилась свидетельницей подобных разговоров, но расспрашивать не хотела, страшась увидеть то, что ей было не положено.
Долги он снимал безжалостно, до копейки, не вникая в болезни, обещания и обстоятельства. Жалости не испытывал никогда и при обсуждении несчастья даже хорошо знакомых людей обнаруживал редкостную непонятливость.
— А почему же он не сделал, не сказал, не пошел… не… — И дальше следовала явная нелепость, демонстрирующая, что чувства и внутренние обстоятельства жизни других людей представляют для него «черный ящик». Какая-то часть личности в нем не развилась, он не мог идентифицировать оттенки, обходясь в своей и чужой эмоциональной жизни только самыми простыми понятиями.
Без оттенков он обходился легко и презрительно. А вот суть поступков, особенно стыдная суть, дно человека, остающееся скрытым от посторонних глаз, была ему открыта. Не зная смущения, как маленький ребенок, он мог не задумываясь обозначить вслух скрытые мотивы человека. Тайное, подспудное, затейливо обвитое оправданиями в его изложении оказывалось элементарно-простым.
Все предпринятые Дашей попытки вовлечь его в обсуждение их собственных тонких чувств провалились.
— Понимаешь, я не чувствую себя виноватой перед Олегом, потому что я слишком долго с ним дружила… и ты не должен чувствовать себя виноватым, потому что каждый человек имеет право на любовь, — проникновенно начинала она, готовая поверить в любые придуманные оправдания.
— Да ладно тебе, это все кружева! — ухмылялся он. — Он тебя содержит. Раз он тебе деньги, значит, ты ему должна за это верность. Ты виновата, и нечего придумывать!
«Не интересно…» — думала Даша.
— Я? Я подонок! Хорошо хоть в дом к нему сейчас не хожу! — кипятился он. Действительно, ни разу не зашел к ним за все время, что они были любовниками. Провожая Дашу, Игорек как вкопанный останавливался у входа в подъезд. — Ты сама не даешь мне с ним поговорить! — угрожающе шипел он.
— О Господи, о чем поговорить… — пугалась Даша и быстро выбирала более интересную ему тему.
— А ты знаешь, что моя жена, твоя подруга Алка, просила у меня денег в долг? — спросил Игорек у Даши, довольно улыбаясь. — Рассказывала мне какую-то страшную историю. Ее нынешний муж-мудак попал в какую-то бандитскую разборку… плакала, говорила, у них требуют квартиру… про свою дочку рассказывала, хотела жалость вызвать…
Даша вопросительно смотрела на него.
— Не дал, конечно! Я благотворительностью не занимаюсь! Что она может мне предложить в качестве обеспечения, однокомнатную хрущевку?
— Алке трудно было к тебе обратиться…
— Ерунда, приперло, вот и обратилась! Ее мудак денег никогда не отдаст, куда я ее потом дену с этой ее… Тяпой! Придется ей снова из простыни узел вязать!
— Признайся, что тебе просто не хочется ей помочь, ты на нее обижен…
