Неотразимая (Богатая и сильная, Новый Пигмалион) - Кауи Вера (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
В том, как она лежала, было что-то языческое, чуждое ее твердому характеру, самоконтролю. Казалось, что она в изнеможении бросилась на песок после какой-то бурной деятельности — например, акта любви.
Он ощутил волну чувственности, сладострастия — того, что до сих пор она никогда не пробуждала в нем.
Он не мог оторвать от нее глаз, не в силах ни разбудить ее, ни оставить под палящим солнцем. Купальник на вид казался сухим — значит, она здесь уже довольно давно. Если она не сдвинется с места, то скоро окажется в воде. Но он только стоял и смотрел. В голове проносился вихрь вольных мыслей, возбуждающих образов.
Он в первый раз осознал ее сексуальность и пожирал взглядом это тело, ощущая внезапное и острое возбуждение.
Вдруг она убрала руку с лица и устремила на него ясный холодный взгляд. Он понял, что она не спала, и почувствовал себя виноватым, как будто его поймали на чем-то недозволенном.
— Идет прилив, — хрипло произнес он. — Вы промокнете.
Она села, откинула назад волосы. Это движение вызвало в нем еще большее возбуждение.
— Как плавалось? — спросила Элизабет.
— Неплохо, пока не сломался гик. Мы поэтому так рано и вернулись.
— «Пинта». Так назывался один из кораблей Колумба, правильно?
— Да. Это означает «раскрашенный». Видите — она красная, но без всяких политических намеков.
Она потянулась к платью, лежавшему рядом, достала из кармана расческу и несколько шпилек, которые держала в крепких белых зубах, пока зачесывала наверх волосы.
— В нем ведь есть испанская кровь?
— По материнской линии. Отец ирландец. Дэв родился в Галуэе.
— Он один из ваших близких друзей?
— Самый близкий. Откуда это любопытство?
Он опустился на песок рядом с ней и сел, согнув колени, чтобы скрыть эрекцию.
— Ваш друг вызывает у людей самые разные чувства — от любопытства до похоти.
У Дейвида отвисла челюсть. Он никогда в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь употреблял это слово. Но это было вполне в ее духе. Все, связанное с сексом, она свела к одному слову.
— Вы им восхищаетесь, правда? — спросила вдруг Элизабет.
Он пожал плечами, как будто в чем-то оправдываясь.
— Не думал, что это так бросается в глаза.
— Как алая буква.
Она произнесла это таким тоном, что Дейвид покраснел.
— И какая же это буква? — грубо сказал он. — Н — «неудача» или К — «компромисс»?
— Уж во всяком случае, не У — «успех».
У Дейвида приоткрылся рот, а взгляд его напоминал раненого оленя. Почему она об этом заговорила?
— За исключением, разумеется, того обстоятельства, — продолжала Элизабет, — что его успехи в искусстве всегда оборачиваются коммерческими неудачами.
— Это не его вина! — бросился на защиту друга Дейвид. — Ему трудно попасть в прокат, а если люди не смотрят фильм и не платят за это деньги, то о каком коммерческом успехе может идти речь? — Он набрал горсть песка, дал ему просыпаться сквозь пальцы. — Может быть, теперь что-нибудь изменится… Нет, меня это не особенно волнует, — поспешно прибавил он. — У меня есть доля почти во всех его фильмах, и я знаю, что когда-нибудь верну деньги с лихвой.
— Дэв платит долги?
— Заплатит, когда сможет, — упрямо буркнул он. — Я знаю Дэва.
— Давно?
— Почти двадцать лет.
— Как вы познакомились?
— В Испании. Я приехал посмотреть на одного тореро, а он снимал там «Момент истины».
— Ваша жена была испанкой, не правда ли?
Наступило молчание. Потом Дейвид произнес ровным, без выражения, тоном:
— Да. Она была двоюродной сестрой Дэва.
— А что значит «Ньевес»? — задала следующий вопрос Элизабет. — Это ведь испанское имя?
— Да. Это значит «снег». — Дейвид уставился в землю. — Она родилась в снежную бурю в Сьерра-Гвадарраме.
Элизабет взглянула в его ставшее замкнутым лицо и вернулась от, очевидно, запретной темы к тому, что ее действительно интересовало.
— Как получилось, что мистер Локлин владеет кусочком острова?
— Ричард ему подарил. — Дейвид пустил по ветру горсть песка. — Они очень дружили. Когда-то.
— Он поэтому так давно здесь не появлялся?
— Да. — Дейвид повернулся к ней лицом. — А я думал, что вам на всех наплевать. — Потом он улыбнулся. — Но, конечно, Дэв совсем особенный. Все женщины так думают, — добавил он, желая поддеть Элизабет.
— И поэтому вы ему завидуете?
Дейвид был поражен.
— Что ж тут удивительного? — пытался он оправдаться. — В нем есть какой-то магнит, который влечет к нему людей… женщин… как железные опилки.
— А вы от этого чувствуете себя неполноценным?
Дейвид открыл было рот, но, прежде чем он придумал ответ, Элизабет сказала:
— И пьете.
Лицо Дейвида опять окаменело.
— Пока я пью, я живу, — паясничая, продекламировал он.
— Как пьяница?
Бог мой, подумал он ошарашенно. Что я ей такого сделал? Он и восхищался ее проницательностью, и злился, что она так бестактно ею пользуется.
— У каждого есть свои пороки, — угрюмо пробормотал он. — Какой у вас?
Она ответила совершенно серьезно:
— Мой порок в отсутствии пороков.
— Бог мои, для меня это слишком сложно!
— Почему вы перестали заниматься живописью?
Самое время, подумал Дейвид. Он облизнул губы, сглотнул и выдавил из себя:
— Между прочим… — Потом закончил, будто бросился в холодную воду:
— Вы не согласились бы мне позировать?
Элизабет повернула голову. Он заставил себя взглянуть прямо в зеленые глаза и увидел в них изумление.
— Я?
— А почему нет? — неуверенно проговорил он. — Вы того заслуживаете.
— Да, конечно, — пробормотала Элизабет, будто бы что-то припоминая. — Вы специализируетесь на портрете, верно?
Она произнесла это таким тоном, что Дейвид покраснел.
— Я не знал, что вы видели мои картины.
— Я и не видела. Касс говорила, что одно время вы были очень модным портретистом.
Он принужденно улыбнулся.
— Я сделал не так уж много. — Потом, почувствовав, что фраза нуждается в пояснении, добавил:
— Видите ли, я написал портрет Ричарда, и с тех пор все кончилось.
— А где этот портрет? Здесь его нет.
— Он висит в вестибюле «Темнеет Билдинг» в Нью-Йорке. Его скоро сюда привезут и повесят рядом с остальными. — Он говорил об этом, как будто речь шла о казни, на которую он с удовольствием бы полюбовался.
— Понятно… Значит, вы хотите увековечить мой облик для последующих поколений. — В ее голосе прозвучала легкая ирония.
— Я хочу запечатлеть ваш облик для себя, — сказал он, потом покраснел как рак, а потом чуть не опрокинулся на спину, когда услышал:
— Что ж, отлично.
— Вы имеете в виду, что согласны позировать? — Он едва не заикался от возбуждения.
— Да.
— О… замечательно… чудесно. — Это оказалось так просто, что он никак не мог поверить своему счастью.
— Когда? — спросила Элизабет.
— Ну… — Его разум лихорадочно работал. — Мне сначала надо кое-что подготовить. Холст, краски…
— Хорошо, — повторила она. — Дайте мне знать, когда будете готовы.
Она одним гибким движением поднялась, подхватила платье и босоножки и быстро пошла прочь длинными легкими шагами, оставив Дейвида изумленно пялиться ей вслед. Он вздрогнул, когда раздался голос:
— Что случилось? Ты ее напугал?
Дейвид поднял глаза и увидел Дэва, а рядом Ньевес, которая держалась за его руку. Дэв протянул руку, рывком поставил его на ноги.
— Я спросил, не позволит ли она мне написать ее, и она согласилась. Вот и все, — ошеломленно пробормотал Дейвид.
— Вот как? — сказал Дэв, и Ньевес бросила на него быстрый взгляд. — Значит, у тебя еще есть желание работать?
Дейвид, как школьник, прятал глазаст всезнающего взгляда.
— Я ведь писал тебе, — пробормотал он и сменил тему. Ему сейчас ни с кем не хотелось этим делиться.
Даже с Дэвом. — Тебе удалось закрепить гик?
— Нет. Он сломался прямо пополам. Придется заменить.
Когда Касс в тот вечер просматривала перед обедом «Кроникл», еженедельную газету острова, она вдруг воскликнула: