Мой бывший бывший (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Ну… Зайду я. И что? Поднимусь на этаж Викки, позвоню, разбужу, а что потом? Сгребу в охапку, прижму к себе, жадно вдыхая запах, что гарантированно снесет меня с катушек? И что я ей скажу?
Знаешь, дорогая, я тут случайно узнал, ты мне не изменяла восемь лет назад, и жизнь тебе я сломал совершенно зря. Без повода. Ах, да, извини, я тут собрался жениться и отнять у тебя дочь. Но я в твоем присутствии забываю, каково это — дышать. Представляешь?
Я вот представляю, как едко скривятся губы Викки, и как далеко она меня пошлет. С подробностями так пошлет… Попутно со вкусом и смаком растерев меня в такую пыль, чтоб точно не получилось подняться.
Пока были причины её ненавидеть, считать её предательницей — было так просто. Даже оправдывать себя, на самом деле.
Больше причин нет.
Все, на что меня хватает — вернуться в машину и сесть, откинувшись на спинку водительского кресла. Что называется, прочувствуй себя идиотом, Ярослав Олегович.
Имею желание — подняться наверх, но не имею возможности.
Имею возможность свалить домой, но…
От этой мысли хочется только сдохнуть.
Нужно. Нужно найти силы уехать, подумать, как я могу исправить сложившуюся ситуацию. И могу ли? И нужно ли это хоть кому-то, кроме меня самого?
Пальцы только отчаяннее стискивают кожаную оплетку руля. Глаза закрываются, отрезая меня от мира.
Да, я все это сделаю. Уеду, обдумаю, решу, только…
Не сейчас…
Сейчас я еще чуть-чуть побуду здесь. Хоть чуть-чуть ближе к Викки.
Главное — успеть уехать до того, как меня тут заметят…
31. Понедельник — день тяжелый
— Папа?
Когда раздается этот радостный вскрик Маруськи, я нахожусь у подъездной двери и пытаюсь, без вытряхивания сумки на асфальт, найти в этой проклятой бездне белый магнитный рабочий пропуск, дезертировавший у меня из кошелька.
Являться без пропуска уже на третий официальный рабочий день мне как-то не хотелось. Расхлябанность жуткая же, ни разу не лестная даже для опытного сотрудника, не то, что зелёному новичку. Я ведь наверняка схлопочу от кого-нибудь какой-нибудь выговор.
Нет, вряд ли от Козыря, слишком велика та птица, чтобы обращать внимание на какие-то пропуски. И вряд ли от Ника, он хоть и педант, но все-таки вряд ли покарает меня всерьез, лишь получив себе новый повод для подшучиваний. Но даже так перед ним выставляться не хотелось. На моей светлой репутации образцовой сотрудницы и так красовалась клякса взятого в неурочный обед перевода.
Но ладно, подколки Ника я легко переживу, если понадобится. Куда меньше хочется, чтобы об этом моем промахе узнала именно Анджела. А она — непременно узнает. Она ж занималась контролем рабочего времени сотрудников нашего отдела, ей приносили отчеты о том, когда именно был зарегистрирован тот или иной пропуск, чтобы фиксировать опоздания и слишком ранние побеги с работы.
Именно поэтому, пока я спохватилась сейчас, у дома, еще был шанс вернуться и найти злополучный пропуск. Для этого нужно было только потерять пару минут. Вдобавок к тем трем, что я уже потеряла, пока рылась в сумке. Тьфу ты, пропасть, все будет впритык, ненавижу! Так и опоздать недолго, а этого мне хочется ничуть не меньше, чем организовывать себе новый пропуск. А уж сочетание этих дивных промахов — точно не то, что пожелаешь себе для утра понедельника.
Есть! Белая карточка таки нашлась, заблудившейся глубоко в недрах моего паспорта. Эх, надо было сразу его проверить…
Вот именно тут и грянуло!
— Папочка! — Маруська, которой неведомый черт на хвост наступил, и все это время чинно вертевшаяся у скамейки рядом, задумчиво поглядывая на остановку троллейбусов, вдруг подскакивает как коза и бросается к стоящей третьей от нас машине.
— Плюшка! — блин, ну что это такое, спрашивается, мы и так опаздываем. А она еще и начинает барабанить в стекло машины кулачком. М-мать. У меня аж в глазах плывет от предвкушения общения с «радостным» водилой, который наверняка сейчас высунется с балкона на сработавшую сигналку.
— Маруська, брысь от чужой машины, немедленно, — я шагаю к дочери, чтобы для плодотворности требования — прихватить её за локоток или шарф, до чего дотянусь, и потянуть в сторону.
— Но это папина машина, — Маруська оборачивается ко мне с огромными, убежденными в своей правоте глазами, — и там папа…
Оба восклицания до этого как-то не очень отпечатались в моих суетящихся мыслях, когда в голове билась только лихорадочная мысль найти дурацкий пропуск, и туда просто не влезало то, что говорили вокруг. Вот эти слова моей дочери до меня наконец-то доходят. И я — уже почти дотянувшись до вожделенного шарфа моей маленькой нахалки, соскальзываю глазами на водительское сиденье, просто для того, чтобы убедиться — нет, Маруська что-то путает, этого не может быть, и будто грудью налетаю на стену.
Маруська не ошибается. Это совершенно невозможно, но она не ошибается. Уж эти-то глаза сложно хоть с чем-то перепутать… Такие ошалелые глаза, будто у застуканного на месте преступления грабителя. Ну, или даже кота… Один черт!
Боже, скажи, за что? Нет, я понимаю, что понедельник — день тяжелый, но такие сюрпризы он мне преподносит впервые…
И что он тут забыл?
Я делаю шаг назад, за ранец оттягивая Маруську за собой. Почему-то именно сейчас мне отчаянно хочется сбежать — я знала, что сегодня наверняка с ним пересекусь, но на работе же, не у моего дома. Это уже совершенный перебор!
Ветров, оцепеневший, как только мы с ним столкнулись глазами сквозь стекло, вздрагивает, дергается — и сдавленно матерится, запутавшись в водительском ремне. Но я не успеваю сделать еще пару шагов до того, как он вылезает из машины и окликает меня.
— Вика…
Наверное, копьем в спину и то не получилось бы пригвоздить к месту так же эффективно, как он меня — одним только обращением по имени. И до меня доходит — я ведь реально отступаю, пытаясь от него сбежать, а Маруська, которую я утягиваю от неожиданно найденного у подъезда папы — недовольно попискивает. Нет, стоп. Не буду я от него бежать.
— Что ты тут делаешь?
Ветров отвечает не сразу, он будто еще не до конца проснулся, и за это время я успеваю его получше разглядеть. И недоверчиво сощуриться…
Вчерашний костюм, свежая небритость, общая бледность, красные с недосыпа глаза… В общем видок у Яра настолько помятый, что очевидно — он дома не был со вчерашней нашей встречи в детском кафе. И… Спал тут, в машине? Вон и отпечаток запонки на щеке имеется. И ладонь забинтована. Что с ним вообще стряслось такое? Кристина выгнала из дома? И конечно — кроме меня ему приехать не к кому оказалась?
Что, всю остальную его жилплощадь сожгли, взорвали, опечатали?
— Я тут… Вас жду, — врет Ветров неубедительно. Настолько, что даже замечать это не очень-то лестно. Уж слишком откровенно заметно то, что он эту чушь на ходу придумал.
И, тем не менее, Маруська радостно подскакивает, выскальзывает из моих рук и бросается к Ветрову, чтобы пообниматься. И он её обнимает, охотно, с очевидной радостью, но как-то… Скованно?
Нет, тут что-то не то… Совсем не то! Даже вчера мне в глаза смотрела привычная самоуверенная сволочь, а сейчас… Сейчас он так несмело касается шапочки на голове Маруськи, будто я за это должна отгрызть ему руку, не меньше.
Нас он ждет. Легенда — глупее не придумаешь. Можно подумать он мне — муж, которого я во время ссоры выставила из дома, и вот он тут явился — глядит на меня глазами виноватого пса, будто намекая — время зарыть топор войны. И наверное, со стороны именно так мы и выглядим. Вот только он мне уже не муж. И у нас тут не топор, у нас тут атомная подлодка, такое не закопаешь.
А за плечом радостным шелестом шин просвистывает мимо троллейбус, и мое лицо сводит досадой, будто приступом острой зубной боли, когда я замечаю его номер. Это был последний из тех, что давали нам шанс обойтись без опозданий.
