Когда сбываются мечты - Делински Барбара (книги .txt, .fb2) 📗

Наверняка голова закружилась не только у меня, но и у Броди. Я чувствовала это по его напряженному телу и прерывистому дыханию. Со мной творилось то же самое. Каждая клеточка моего тела дрожала. Броди оторвал свои губы от моих, обхватил ладонью мой затылок и прижал мое лицо к своей груди.

Я уловила легкий, свежий, мускусный аромат его мыла.

— Поехали, — велел он хриплым голосом, и в первое мгновение мне показалось, что он злится. Но когда Броди наклонился, чтобы поднять мои сумки, и я смогла разглядеть его лицо, то поняла, что отнюдь не злоба заставила покраснеть его щеки и вынудила нести мою сумку, прикрывая молнию на брюках.

Осознание своей полной власти над ним доставило мне несказанное удовольствие. Эти ощущения сводили с ума не меньше, чем его запах.

Запретные ощущения? Правда. Наше сегодняшнее поведение давало зеленый свет обвинениям Дэниса. Но обвинения уже были предъявлены, им уже поверили, мы с Дэнисом уже разошлись, и только один Господь знал, чем занимается в данный момент Дэнис с Фиби или с другой молоденькой красоткой. К тому же всю свою жизнь я обдумывала каждый свой шаг, прежде чем принять решение. И куда это меня привело? С другой стороны, я купила маяк, поддавшись мимолетному импульсу, и полюбила его всей душой. А если я поцеловала Броди и мне безумно понравилось, то как это могло мне навредить?

— Не бойся, Клер, — посоветовала я сама себе и, услышав над ухом тихий смешок Броди, осознала, что произнесла эти слова вслух. Я взглянула на него сначала удивленно, а потом с вызовом.

Но он жестом успокоил меня, показывая, что полностью со мной согласен. Скоро мы дошли до «рейнджровера», Броди кинул мои сумки на заднее сиденье, затем обхватил мое лицо ладонями и снова поцеловал.

Я вдыхала его запах, пробовала его на вкус, чувствовала его каждой частичкой своего тела. Наше дыхание смешалось. Я обняла Броди за шею, страстно целуя, дразня его своим языком, покусывая его губы и мечтая о большем.

Я даже не предполагала, что так истосковалась по ласкам. Я даже не подозревала, что могла быть такой страстной.

Новые ощущения околдовали меня и лишили контроля над собой. Броди первый отстранился от меня — медленно и с неохотой, снова и снова покрывая мое лицо поцелуями.

Потом он на минуту отвернулся и прерывисто вздохнул. Когда он снова посмотрел на меня, его лицо расплылось в озорной улыбке.

— Ну что, — спросил он, — тебе не понравилось?

Теперь пришла моя очередь рассмеяться, что я и сделала.

Я прижалась лбом к его груди и слушала громкие и частые удары его сердца.

— А чем мы только что занимались?

— Целовались. Долго.

— Мне хотелось большего.

— Скоро, малыш, скоро.

Я хотела сказать, что ему не следовало бы вести себя настолько самоуверенно и предполагать подобные вещи, называя девяностую по счету женщину малышом. Но — ради всего святого! — эту самоуверенность он заслужил своим поцелуем, его предположение имело пятидесятипроцентную гарантию на успех.

Дэнис никогда не называл меня малышом. Он пел для меня, фотографировал, и я каждый раз чувствовала себя особенной, но он никогда не баловал меня и не относился ко мне так, как будто я нуждалась в защите, хотя, может, я и на самом деле не нуждалась. Но, Господи, как же приятно получить наконец возможность на кого-то опереться! Господи, как прекрасно почувствовать заботу о себе! Даже опытной женщине необходимо порой испытывать подобные ощущения.

Когда мы встретились с Дином Дженовицем в следующий раз, он предложил мне поиграть. И я не смогла придумать достойного предлога, чтобы отказаться.

— Насколько вы последовательный человек? — спросил он.

Я обдумала его шкалу. Если бы из соображений скромности я присвоила себе в данном пункте низкий балл, он не преминул бы этим воспользоваться. Скромность лишала меня возможности преподнести себя в выгодном свете. Я уже успела понять, что Дженовиц строил свое мнение, исходя из умения человека преподнести себя, не особенно сильно заботясь о справедливости.

Я оценила себя в девять баллов.

— Находчивый?

— Девять.

— Компетентный?

— Восемь.

— А почему не девять?

— Потому что компетентность — понятие относительное. Свое дело я знаю превосходно, но на свете есть вещи, в которых я совершенно не разбираюсь. В подобных вопросах я полагаюсь на более сведущих людей. Отчасти поэтому не удалось преуспеть в своей области.

Дженовиц пристально меня разглядывал. Я подумала, что он ждал продолжения, но я не хотела продолжать. Я сказала именно то, что чувствовала. Поэтому я откинулась в кресле и в свою очередь начала разглядывать его.

В конце концов он прервал молчание:

— Вы злитесь?

Я прищурилась.

— Нет. Почему вы так решили?

— Когда вы приезжали ко мне в прошлый раз, вы нервничали. Но сегодня вы другая.

Нервничала в прошлый раз? Черт возьми, естественно. Мое будущее зависело от мнения этого человека. Сегодня я другая? Изменилась за последние сутки? А может, за последние четыре дня?

— Возможно, — согласилась я.

— Возможно что?

— Я стала другой. — Я опустила голову, нахмурилась и, пристально разглядывая черный бисер на концах своего пояса, тихо пояснила: — Злой.

— Может, объясните почему?

Я подняла голову.

— Потому что ситуация, в которой я сейчас нахожусь, мне крайне неприятна. Всю вторую половину дня вчера я провела с детьми. Каждое слово дочери разбивает мне сердце. Сын очень подавлен. И оба сильно нервничают, — да и я тоже, черт возьми, — когда приближается время нашего расставания. Я не знаю, что они чувствуют, когда привожу их домой к отцу. Но я прекрасно знаю, что чувствую я. Поверьте, мои эмоции вовсе не белые и пушистые. Мне одиноко, страшно и неспокойно. Я до последнего отказывалась верить, что все обернется так ужасно, надеялась, что дело разрешится более мягко, но благодаря моему мужу и суду этого не произошло. Мне безумно тяжело, доктор Дженовиц. Я мать. Я люблю своих детей. Я каждой своей клеточкой ощущаю, как им больно и плохо. И я в бешенстве. У меня есть полное право злиться, вам так не кажется?

— Нет, если обвинения, выдвинутые против вас, правдивы.

— Это не так, — отрезала я и откинулась назад в кресле. Когда-то любая попытка доказать свою невиновность казалась мне бесполезной. До настоящего момента у меня был всего лишь час, чтобы убедить Дженовица в своей правоте. Неужели всего час? А мне казалось, что гораздо больше.

— Именно это я и пытаюсь решить, — сказал он. — И ваша злоба заставляет меня сильно сомневаться.

— В прошлый раз вы заявили мне, что я должна испытывать горечь от того, что мой брак развалился. Но разве злоба не является неизбежным чувством в общей гамме переживаний?

— Да, но она непродуктивна.

— Она дает выход чувствам. А у меня их очень много, хоть судья и считает меня железной бизнесвумен с холодным сердцем.

— Итак, мы остановились… — Дженовиц сделал паузу, потянулся к ящику стола и выдвинул. Я услышала шелест: он вынимал карамельку из фантика. В следующее мгновение он засунул конфетку в рот и, посасывая, продолжил: — Итак, мы обсуждали компетентность. Вы говорили о том, что в некоторых вопросах полагаетесь на других людей и поручаете им часть дел. А как вы считаете, для работающей матери это необходимо?

— Нет, — более спокойно ответила я. — Я считаю, что это необходимо для любого преуспевающего руководителя.

Но может ли работающая мать обойтись без этого?

Я часто обсуждала этот вопрос с женщинами, с которыми работала — моими помощниками в офисе, менеджерами магазинов, партнерами. У большинства из них были дети. И мы постоянно делились многочисленными историями.

— Работающей матери нужна помощь. У нее слишком много работы, чтобы со всем справляться самостоятельно.

— Ну, в таком смысле помощь тоже можно считать работой. Переходим к следующему пункту. Организованность. Сколько баллов вы можете себе дать?