Жажда странствий - Стил Даниэла (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Жизнь в тесном соседстве с Аннабел превратится в сплошное мучение. Но она ничего не сказала деду, только пожурила его: у него нет никаких оснований предаваться мрачным мыслям, сказала она. Но основания были, это Одри видела. Он сильно похудел за последние месяцы, и, когда бы она и Мей Ли ни заходили к нему, днем или перед ужином, они неизменно заставали его спящим. Мей Ли начала ходить. Широко раскрыв горящие восторгом глаза, качаясь из стороны в сторону, она храбро устремлялась к противоположной стене комнаты. В рождественский вечер Одри нарядила Мей Ли в красное бархатное платьице, завязала в ее черных шелковистых волосах атласный красный бант, на ноги надела белые чулочки и крошечные черные туфельки. Какой долгий путь эта девочка проделала из Харбина! С гордостью глядя на малышку, Одри посадила ее деду на колени.
Маленькая Ханна уже спала, Уинстона горничная увела наверх в наказание за то, что он разбил хрустальный графин и испортил деду настроение. Няньки у детей снова не было, Аннабел развлекалась вовсю и почти не бывала дома, и Одри волей-неволей приходилось заботиться и о ее детях.
— Где твоя сестра, Одри? Как-никак, а сегодня Рождество.
— Думаю, ужинает у Стэнтонов.
— Как странно, что не дома, — саркастически заметил дед и нахмурился, глядя на Одри. — Я думаю, Одри, тебе надо перестать быть нянькой для ее отпрысков, стоит ли посвящать им свою жизнь?
— Все уладится, дедушка, Аннабел в конце концов найдет детям няньку.
Но сама Одри уже не верила, что что-то переменится. Надо бы положить этому конец, но как не хотелось скандалов в доме.
Дед ужасно нервничал, когда они с Аннабел начинали выяснять отношения. Теперь он болезненно реагировал на все: на звонок у входной двери, на телефон, на шум проезжающих мимо дома машин. Жаловался, что все слишком быстро двигаются, слишком громко говорят, слишком громко ревут машины за окнами, хотя сам слышал все хуже и хуже. В памяти его сохранился другой, более спокойный и тихий мир, а этот, теперешний, угнетал его.
Одри старалась как могла доставить ему какие-то радости, заботливо ухаживала за ним.
Подыскать хороших домашних слуг было не так легко, не то что в прошлые времена, люди теперь предпочитали работать на промышленных предприятиях и в магазинах, там они чувствовали себя более независимыми. Все чаще Одри отмечала про себя, что сама скребет стену, чистит ковер, пылесосит комнаты. Но сейчас, глядя на нее, никто не сказал бы, что ей приходится выполнять черную работу — красивая, в темно-синем вечернем платье, она сидела у камина рядом с дремлющим Эдвардом Рисколлом. Няня отнесла Мей Ли наверх, а они еще долго сидели у камина. Одри потягивала херес и вспоминала прошедший год, Китай, как она пела с детьми в приюте рождественские гимны.
Мысли ее обратились к Чарли. Где он сейчас? Скорее всего уже в Египте. Сердце защемило от боли, теперь она точно знала, что все кончено. После его отъезда она сняла его кольцо и бережно спрятала в шкатулку с драгоценностями. От Джеймса и Ви пришла рождественская открытка, о Чарли в ней не было ни слова.
Они только написали, что надеются увидеться с Одри в 1935 году и ждут ее летом у себя на Антибе. Как ей хотелось поехать к ним! Но дедушку она не оставит одного, он стал совсем беспомощным.
На Мартовские иды Мей Ли исполнился год, а спустя два дня с Эдвардом Рисколлом случился удар — парализовало левую сторону, и он потерял речь. С мукой в глазах он смотрел, как Одри тихо двигается по комнате, отдавая распоряжения медсестрам, разговаривая с доктором во время его утренних и вечерних визитов.
Только два дня спустя она сумела сообщить о случившемся сестре. Аннабел неделю провела в Лос-Анджелесе, ходила с друзьями на скачки и неизвестно где проводила ночи — ни на телефонные звонки, ни на оставленные сообщения никто не отвечал. Одри не могла сдержать гнева, когда наконец обнаружила ее.
— А если бы случилось что-то с твоими детьми?..
— Но ты ведь дома.
Ну да, верная Одри никуда не выезжала, и на нее можно рассчитывать! Одри почувствовала, как в ней вскипает ярость — окажись Аннабел рядом, она дала бы ей пощечину. Сестра стала неизменной героиней светских сплетен и пересудов. Она крутила романы с неженатыми и женатыми мужчинами и, пожалуй, не уступала Харкорту — тот появлялся повсюду с женой одного из своих близких друзей, и чуть ли не каждый день имя его украшало колонку сплетен в местных газетах. После развода оба точно с цепи сорвались. Дед однажды заметил, что они стоят один другого. Но не о Харкорте думала Одри, когда Аннабел наконец позвонила и скучным голосом осведомилась, почему ее разыскивают.
— Анни, у дедушки два дня назад случился удар. Тебе лучше сейчас быть дома.
— Зачем?
Одри точно сковало холодом, когда она услышала, каким тоном разговаривает с ней сестра.
— Зачем? Затем, что он очень старый, больной человек и в любую минуту может умереть, вот зачем! И затем, что всю жизнь он заботился о тебе и ты у него в неоплатном долгу. Тебе никогда не приходило это в голову? — Какая чудовищная эгоистка ее сестра, понемногу Одри начинала проникаться к ней настоящей ненавистью.
— А чем я могу ему помочь, Од? В комнате больного от меня, знаешь ли, мало проку…
Одри однажды уже убедилась в этом, когда маленький Уинстон заболел ветрянкой, а от него заразились и Ханна, и Молли.
Аннабел немедленно укатила на три недели в Санта-Барбару — позагорать на тамошних пляжах, предоставив Одри ухаживать за тремя детьми. И ни разу не позвонила, не справилась о детях.
— Аннабел, ты вернешься домой сегодня же вечером — слышишь? Сегодня же! — У Одри был ледяной голос. — Довольно тебе таскаться по Лос-Анджелесу и спать с кем попало.
Подними свой зад и немедленно отправляйся в аэропорт. Тебе все ясно?
— Не смей разговаривать со мной таким тоном, сука ты завистливая!
Одри поразила ненависть, которую Аннабел даже не пыталась скрыть.
— Я вернусь, когда мне заблагорассудится, слышишь?
Приедет лишь тогда, когда надо будет получать свою долю наследства? Произнося мысленно эти слова, Одри уже абсолютно ясно сознавала: она никогда не будет жить в этом доме вместе со своей сестрой. Как только дедушка покинет его, покинет его и она. У нее нет никаких обязательств перед Аннабел. Она и так служила ей половину своей жизни, пора Аннабел взяться за ум и самой позаботиться о себе и своих детях.
Все эти мысли пронеслись в голове Одри за какую-то долю минуты, пока она сидела с трубкой в руке. Но вот она кивнула самой себе. Что-то кончилось для нее, вот сейчас, в этот момент.
Кончилась целая эпоха в ее жизни.
— Отлично, Аннабел! — сказала она. — Приезжай, когда тебе захочется. — Одри повесила трубку. Ее не покидало чувство, будто она говорила с какой-то совершенно чужой женщиной.
Глава 25
Дедушка протянул до начала июня. Держа его за руку, нежно целуя его пальцы, Одри приняла его последний вздох. Слезы катились у нее по щекам, хотя при этом она понимала, что это милость Божья — наконец-то кончились его страдания. Когда-то дед был сильным и гордым человеком, и для него невозможно было вообразить муки страшнее, чем стать безгласым пленником собственного немощного тела, сознавать, как постепенно угасает твой разум. Пробил час его освобождения. Ему исполнилось восемьдесят три года, и он очень, очень устал жить.
С трудом преодолевая душевную боль, Одри занялась печальными хлопотами. Она и не представляла, сколько ужасных подробностей придется обсуждать — от выбора гроба до похоронной музыки. Священник, их добрый знакомый, произнес надгробное слово. Одри сидела в первом ряду — в черной шляпе с черной вуалью, в строгом черном костюме, черных чулках и черных туфлях. Даже Аннабел хранила серьезный вид в тот день, но сразу повеселела, когда было оглашено завещание, и, закинув ногу на ногу и закурив сигарету, бросила торжествующий взгляд на Одри. Дед оставил им куда большее состояние, чем они обе предполагали. Он оказался владельцем домов в Сан-Франциско, в Микс-Бей и на озере Тахо, а также оставил своим внучкам столь солидный капитал, что они могли вполне спокойно прожить на него до конца своих дней, если, конечно, не задались бы целью пустить его на ветер. Одри была особенно растрогана тем, что дед выделил отдельную, хоть и не очень большую, сумму Мей Ли. «Моей правнучке Молли Рисколл» — так он сформулировал этот пункт завещания.
