Мое чужое лицо - Муратова Ника (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Но ведь он будет жить?
Голос раздался где-то позади всей группы врачей, тихий, глубокий, с такими знакомыми бархатными интонациями. Булевский медленно повернулся в сторону голоса, зная наперед, кого он увидит. Сабина. Похудевшая, с темными кругами под глазами, обострившимися чертами лица, твердой надеждой во взгляде. Глаза сухие, блестят нездоровым блеском, словно под действием наркотиков.
— Это — жена пациента. — Поспешила с объяснениями молоденькая медсестра реанимации, испугавшись, что ее поругают за то, что пропустила постороннюю в палату.
Булевский задержал дыхание, борясь с эмоциями. Причудливость хитросплетений судьбы не переставала удивлять его.
— Да, жить он будет. Качество его жизни я, однако, гарантировать не могу. Слишком большие повреждения, слишком тяжело восстановить все это.
— Главное, чтобы он выжил… — тихо произнесла Сабина. Почему-то профессор поймал себя на мысли, что в ее голосе послышались нотки угрозы. Она что, с ума сошла? Думает, что он навредит своему пациенту только из-за того, что бедняга оказался ее мужем? Булевский продолжил свои рассуждения, как ни в чем не бывало. Дежурный врач записывал его инструкции. Когда они закончили, Булевский удалился в свой кабинет, где уселся в свое глубокое кожаное кресло и скрестил руки у груди, впав в глубокую задумчивость. В пределах их клиники они могли сделать очень многое. Могли пойти традиционным путем, как это делалось в большинстве случаев, но тогда на теле пациента оставались уродливые рубцы, заживление не всегда шло идеально, а иногда, при таких обширных ожогах, как у Ламиева, даже приходилось удалять части тела. Другим вариантом было взять пациента в экспериментальную группу Булевского, где они практиковали пересадку кожи и органов от доноров. В этом случае могло получиться по всякому — либо хорошее приживление, как было у Дормич, либо отторжение.
— Можно войти?
Мысли профессора прервал тихий голос, обладательница которого нерешительно стояла на пороге его кабинета.
— Чем могу быть полезен? — сухо произнес Булевский, кивком приглашая посетительницу.
— Спасите его.
Сабина присела на краешек дивана, сложив руки на коленях.
— Спасите его, Всеволод Наумович. Я знаю, вы можете. Это в ваших силах.
— Мы сделаем все возможное. Разве ты в этом сомневаешься?
— Нет, — она опустила голову, расправив полы белого халата на коленях. — Но я прошу вас спасти его в полном смысле этого слова. Восстановите его. У него растет маленький ребенок, которому нужен отец. Сильный, здоровый отец. Алик слишком молод, чтобы становиться инвалидом. Я знаю, вы сможете восстановить его.
— Наши хирурги сделают все, что в их силах. Но о восстановлении я не могу говорить. Ты же сама специалист, знаешь, что при таком ожоге это маловероятно.
— Знаю. Но так же знаю ваши способности, профессор. — Сабина подняла на него свои магические глаза. — Возьмите его в свою экспериментальную группу. Делайте все, что сочтете нужным. Я подпишу все документы на эксперименты. Только верните его к нормальной жизни.
— А почему ты думаешь, что я смогу? — усмехнулся Булевский одними губами.
— Я верю вам. Я знаю, что вы — гений. Мне ли не знать…
Тут Булевский не выдержал. Вскочил с кресла и принялся лихорадочно ходить по кабинету. Это было слишком. Напоминать ему о прошлом! Пытаться манипулировать им после того, как она отвергла его! Он остановился перед ней, нагнулся, поравнявшись глазами с уровнем ее глаз.
— А почему ты говоришь — ради ребенка? Почему не ради тебя самой? Разве ты не любишь его? Разве тебе самой не нужен здоровый мужик? Признайся, что не хочешь проводить всю оставшуюся жизнь с инвалидом, ну, признайся!
Сабина сверкнула глазами, потом переборола гнев и вновь уткнулась взглядом в свои напряженно сжатые колени.
— Потому что ребенок и Алик для меня важнее меня самой. Я прошу ради них. Не ради себя.
Булевский плюхнулся в свое кресло, прикрыв губы ладонью. Долго изучал сидящую напротив молодую женщину. Нельзя не признать ее смелость. Прийти сюда, к нему, просить о помощи после всего того, что произошло. Зная ее врожденную гордость, можно было лишь предположить, чего ей это стоило. Неужели действительно такая любовь? «Почему?» — спрашивал себя Булевский, — «почему женщины любят одних и не любят других?». Он забыл, скольких женщин отверг он сам, забыл, сколько сердец оставил с подобным вопросом, так и не получившим ответа. Он, конечно, спасет Ламиева. Это его долг. Но должна быть цена за это. Захотелось заставить Сабину страдать, как страдал он, когда она его бросила, мучиться, пережить весь тот ад, через который она заставила пройти его.
— Я подумаю, что мы можем сделать. — произнес он наконец. — Я возьму его в свою экспериментальную группу. Начнем постепенно, потребуется много времени, ты сама понимаешь. Еще ведь и доноров надо подобрать.
— Время — не страшно. Главное — результат. Вы ведь сделаете все возможное, да?
Сабина смотрела ему в глаза. Что она в них хотела увидеть? Заверения? Обещания? Надежду?
Он выдержал ее пристальный взгляд, не смутившись ни на мгновение.
— Да, все возможное. А ты?
— Я?
— Ты тоже сделаешь все возможное?
Он ожидал смутить ее этим вопросом, застать врасплох. Но она словно ожидала этого. Лишь побледнела.
— Да, я тоже сделаю все возможное.
— Хорошо. Я дам тебе знать, когда будет нужно.
Она кивнула и поспешно вышла из кабинета. Булевский усмехнулся. Что она, интересно, подумала? Что он потребует переспать с ним? Смешно. Она недооценивает его. Это было бы слишком банально. Разве можно заставить страдать женщину, страдать по настоящему, только лишь вынудив ее заняться сексом с нелюбимым мужчиной? Физиологический акт, который можно совершить с закрытыми глазами, смыть воспоминания тела водой в душе и забыть навсегда. И Сабина думает, что Булевскому это надо? Смешно. Не до такой степени он теряет голову при виде нее. Вернее, сейчас не до такой степени. Раньше бы, наверное, ради одного ее поцелуя горы свернул, но сейчас… Сейчас хотелось моральной победы, а не физической. Гений мысли и тут оставался верен себе.
Несколько недель прошли своим чередом. Поэтапные операции, шаг за шагом, они восстанавливали его тело. Но главного они еще не сделали. Пересадку донорской кожи все откладывали. Сабина практически не отходила от мужа. Булевский разрешил ей ночевать в палате, ухаживать за ним, делать перевязки. Не раз он наблюдал за ней исподтишка, видел, как она целовала его перебинтованное лицо, гладила руки. Общались они с Сабиной мало, каждый раз, когда они сталкивались с ней один на один, она вздрагивала, но взгляда не отводила. И все время словно ждала, ждала, когда же он потребует расплаты. Булевский лишь улыбался одними губами. Однажды он попросил ее пройти к нему в кабинет.
— Я хочу, чтобы прочла это. Я знаю, что ты никому не расскажешь, это тайный эксперимент, тебе он должен быть интересен.
Он вручил ей историю болезни Дормич. Пока она читала, он следил за меняющимся выражением ее лица. Недоверчивое выражение сменилось удивлением, удивление — надеждой.
— Вы…. Вы все-таки сделали это?
— Да, представь себе.
— А почему это тайна? Это же операция мирового масштаба! Почему вы скрываете?
— Есть свои нюансы. Но сейчас другой случай.
— Сейчас? Вы хотите сказать, что готовы сделать пересадку и … — она запнулась на имени мужа. Если это правда…
— Да, готов. Метод опробован. Но, сама понимаешь, каковы последствия. Во-первых, нет гарантии стопроцентного успеха. Во-вторых, у твоего мужа будет совершенно другое лицо. Чужое незнакомое тебе лицо. Ты к этому готова?
— Но ведь это единственный выход из ситуации, не так ли? Какая мне разница, чье лицо он будет носить, если при этом он сможет вернуться к нормальной жизни, не скрывая уродливых шрамов? Ведь по сути он останется тем же человеком…
— Тем же человеком, которого ты любишь. Ты это хотела сказать?
Сабина опустила глаза. Как болезненны эти разговоры! Как не хочется ей возвращаться к этой теме, ранить его лишний раз, бередить старые раны. Зачем он делает это?
