Летний остров - Ханна Кристин (лучшие книги .txt) 📗
– Вес это вместе – пьянство мужа, его измены, моя бессонница, ощущение безнадежности – оказалось мне не по силам, я чувствовала себя загнанной в ловушку. А потом…
Нора закрыла глаза. День, который она изо всех сил старалась не вспоминать, ожил в се памяти. Это был отличный летний день вроде сегодняшнего. Она приехала на стадион пораньше, чтобы завезти детям печенье, и застала их. Рэнд и Ширли целовались в открытую, будто имели на это полное право.
– Я выпила слишком много таблеток снотворного… не помню, нарочно или случайно, но проснулась я уже в больнице и поняла, что умру, если немедленно что-нибудь не сделаю. Не знаю, сумеешь ли ты понять такую депрессию, но это было невыносимо, изнурительно. Поэтому я собралась с духом, сложила вещи и сбежала. Я хотела только пожить одна несколько дней, может, неделю. Мне казалось, что если я проведу здесь несколько дней, то отдохну и выздоровею.
– И что же?
Нора глубоко вздохнула, не смея поднять глаза на дочь, и уставилась в чашку с кофе.
– А потом я встретила Винса Корелла.
– Того типа, который продал фотографии в «Тэтлер».
– Он работал фотографом, снимал местных жителей для календаря, во всяком случае, так он утверждал. Мне было все равно. Для меня имело значение только то, как он на меня смотрел. Он уверял, что я самая красивая женщина в мире. К тому времени мы с твоим отцом давно не занимались любовью, а я вовсе не была красивой – тощая как палка и все время дрожала. Когда Винс ко мне прикоснулся… я ему позволила. Мы провели вместе чудесную неделю, фотографировались и все такое. Впервые в жизни я встретила человека, с которым могла говорить о своих мечтах. И как только я облекла их в слова, я поняла, что не вернусь к прежней жизни. А потом он уехал…
Я была раздавлена. Я понимала, что твой отец наверняка узнает о наших отношениях, мы с Винсом не делали из них секрета. Возможно, подсознательно я даже хотела, чтобы Рэнд узнал… Когда роман с Винсом закончился и я поняла – моему браку конец и я теряю дочерей, я снова приняла лошадиную дозу снотворного. На этот раз вес было серьезнее. Кончилось тем, что я попала в психиатрическую клинику в Эверетте.
– Сколько ты в ней пробыла? – шепотом спросила Руби.
– Три месяца.
– Что-о?
– Время там казалось нереальным. В те годы в подобных заведениях еще применяли электрошоковую терапию.
– Каждое утро без четверти девять мы выстраивались в очередь за лекарствами. Через неделю я забыла почти все, что происходило, до внешнем мире. Меня спас доктор Олбрайт. Он приходил ко мне ежедневно и разговаривал со мной, просто разговаривал, до тех пор пока я не начала приходить в себя. Я приложила массу усилий к тому, чтобы поправиться и вернуться домой. Но когда я вернулась…
– Господи… это был тот самый день, – прошептала Руби.
Глаза Норы защипало от слез. Она удивилась: ей казалось, что она давно их выплакала.
– Ты не виновата, – сказала она искренне.
– Но папа должен был позволить тебе остаться. После всего, что он натворил…
– Я не просила Рэнда, чтобы он принял меня обратно, – возразила Нора. – Я была в таком состоянии, что не могла бы заботиться о детях. Я понимала, что наш брак не спасешь, но мне хотелось вернуть… самое себя. Звучит ужасно, согласна, но это правда. Больше мне нечего сказать.
Нору так и подмывало обнять дочь, но она боялась – слишком медленно они шли навстречу друг другу, переступая, как через валуны, через накопившиеся обиды.
– В мире случается много такого, о чем мы жалеем. Порой нам кажется, что все могло бы пойти по-другому, если бы да кабы… Не стоит на этом зацикливаться. Твой отец был рассержен и держался высокомерно, я была напугана и очень ранима, ты – убита горем. И вот настал день, когда мы, все трое, причинили друг другу боль. Мы совершили ошибку, обычную человеческую ошибку. Но я хочу, чтобы ты знала одно. Руби, и это самое главное: я никогда не переставала тебя любить, не переставала о тебе думать, я все время по тебе скучала.
Руби долго молча смотрела на мать, потом тихо произнесла:
– Я тебе верю.
И Нора поняла, что исцеление началось.
Глава 19
Руби скрылась в своей спальне.
«Бывало, я приходила в себя, лежа на полу в кухне, и не могла вспомнить, что со мной происходило днем. Целые часы начисто выпадали из моей памяти».
Она представила, как мать страдала от одиночества, как была напугана… Руби знала, каково это. Хуже всего, когда глубокой ночью лежишь без сна и рядом с тобой в постели лежит мужчина, с которым ты живешь. Если от него пахнет духами другой женщины, то расстояние между вами кажется огромным, как Атлантический океан.
Руби достала из ящика блокнот. Она уже поняла, что, когда перенесешь свои мысли на бумагу, это успокаивает, а успокоиться ей было совершенно необходимо. Она села на кровать, поджав ноги, положила блокнот на колени и принялась писать.
Я привыкла думать, что суть человека понять легко, она видна отчетливо, как чернила на белой бумаге. Но теперь я в этом не уверена. Может быть, истина скрыта где-то глубоко, под слоями шелухи. Так, кажется, принято считать?
Моя мать лечилась в психиатрической клинике. Это ее последнее откровение, точнее, одно из откровений – их было так много, что не сосчитать.
Сегодня вечером мама нарисовала портрет нашей семьи, и ее глазами я увидела людей такими, какими никогда не представляла: неверный муж-пьяница и задавленная, глубоко несчастная жена. Почему я не замечала этого раньше? Неужели дети настолько слепы и живут лишь в своем собственном мире?
Мама была права, скрывая от меня правду. Даже сейчас я предпочла бы пребывать в неведении. Иногда узнать, откуда мы родом, бывает невыносимо больно.
Зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, Руби бросила блокнот на кровать и потянулась к трубке.
– Алло?
– Руби?
Голос Кэролайн звучал тихо и как-то необычно. У Руби сжалось сердце от недоброго предчувствия.
– Что случилось?
– Случилось? Ничего. Разве я не могу позвонить младшей сестренке просто так?
Руби прислонилась к изголовью кровати. Голос Кэролайн звучал уже лучше, но смутное ощущение некоего неблагополучия не покидало Руби.
– Конечно, можешь, просто мне показалось, что ты…
– Что?
– Ну, не знаю… устала.
Каро рассмеялась:
– У меня двое маленьких детей и кот, который сто раз на дню отрыгивает клубок волос. Я всегда усталая.
– Каро, это правда? Материнство действительно высасывает из тебя все соки?
Сестра ответила не сразу.
– Когда-то я мечтала побывать в Париже. Теперь мечтаю побыть одна хотя бы в туалете.
– Бог мой, Каро, как вышло, что мы никогда это не обсуждали?
– Обсуждать-то нечего.
Руби вдруг поняла, в чем дело, и попыталась облечь смутную догадку в слова:
– Это неправда. Когда мы беседуем по телефону, то всегда говорим обо мне – о моей карьере, о моем приятеле, вернее, жалкой пародии на любовника. О моих взглядах на комедию… Всегда только обо мне.
– Мне нравится жить твоей жизнью.
Руби не сомневалась, что это ложь, а правда заключается в том, что она эгоистка. Она не создает взаимоотношений, она коллекционирует фотографии людей, а потом обрезает по краям все, что не вписывается в картину, которую ей хочется видеть. Но эти края тоже важны.
– Каро, ты счастлива?
– Счастлива? Конечно… – Сестра заплакала.
Руби не могла равнодушно слушать эти тихие всхлипы.
– Каро?
– Извини, у меня был тяжелый день.
– Только один?
– Я не могу сейчас об этом говорить.
– Что в нашей семье не так? Почему мы никогда не говорим о том, что действительно важно?
– Поверь, Руби, разговоры ничего не решают. Лучше просто жить.
– Раньше я тоже так думала, но здесь я узнала много нового и учусь…
– Руби! – послышался голос Норы. Она, по-видимому, стояла внизу у лестницы. Руби прижала трубку к груди, закрывая микрофон.
